Александра Маринина - Горький квест. Том 2 Страница 8

Что ж, ничего перекликающегося с «Записками» я не услышал, и в принципе можно было бы уже принять решение о помещении имени Тимура в группу с Цветиком, Оксаной, Мариной и Леной. Но меня остановили два соображения. Первое: если мальчик потратил на роман так мало времени, как утверждает Юра, то, похоже, именно он, а вовсе не Елена, владеет техникой скорочтения. По выступлениям обоих мне совершенно очевидно, что Лена более или менее внимательно прочла только первую главу, а Тимур-то, судя по всему, дочитал до самого конца и ничего не упустил. И второе: мне был симпатичен этот смешной бородатый мальчишка своим нескрываемым стремлением доказать и отстоять право на то, чтобы быть особенным и не подстраиваться под мнение и оценки окружающих. Конечно, я совсем не знал Тимура, наше знакомство было весьма поверхностным, но то, что привлекло его внимание в романе «Дело Артамоновых», свидетельствовало в определенной мере о реальных предпочтениях и интересах молодого человека.

– Спасибо, – сказал я и встал. – Перерыв тридцать минут, можете использовать их по своему усмотрению. Через тридцать минут жду всех здесь же.

– А что будет-то? – нетерпеливо спросила Елена. – Мы же всё уже рассказали.

– Будем выражать мнения, соглашаться или спорить, – туманно сообщил я.

– Не, ну в самом деле, мистер Уайли, вы бы огласили весь список, а то мы тут как телята топчемся и не знаем, когда на водопой поведут, – подал голос поэт Цветик.

– Какой список?

Семен тут же наклонился к моему уху и быстро объяснил, что слова про список – цитата из очень старой и очень известной советской комедии, ушедшая в народ и укоренившаяся так прочно, что ее используют даже те, кто фильм в силу возраста не смотрел.

Я объявил, что через полчаса мы продолжим обсуждение романа, но уже в формате не монологов, а дискуссии, после чего будет перерыв на обед, а потом – очередное испытание, новое и с текстом Горького никак не связанное.

– Все-таки объясните нам, зачем мы читали эту муть, – потребовала Оксана. – И вообще, зачем все эти приколы с одеждой и отбиранием гаджетов. Это вы так развлекаетесь?

Ну, уж ты-то, дитя мое, не надорвалась, читаючи…

– Вы проходите отборочное тестирование, и объяснять я ничего сейчас не собираюсь. Все объяснения получат те, кто пройдет отбор, но не сегодня и не завтра, а только тогда, когда приедут на основное мероприятие. Тот, кто пройдет отбор, но на мероприятие по каким-то причинам не приедет, ничего не узнает.

Глаза Оксаны презрительно прищурились.

– Это что, такая страшная тайна? Военный секрет? Вы тут из нас шпионов будете вербовать?

Ох, дитя мое, из тебя шпионка – как из меня киллер. Если кто-нибудь вздумает тебя куда-нибудь вербовать, то горько пожалеет об этом. Ты ни на что не годишься: ни ума нет, ни хитрости, ни выдержки, ни терпения. Есть только нахальство и самоуверенность, а также глубокая убежденность в том, что все вокруг – идиоты, а уж старики и подавно, и даже не нужно особенно напрягаться, чтобы их обмануть, они с удовольствием съедят блюдо из навешанной им на уши лапши.

– Я всё сказал, – со вздохом заключил я и вместе с Назаром спустился в столовую: Надежда пообещала к перерыву на кофе испечь свежие кексы.

Всего пятый день я нахожусь в поселке и живу в этом доме, а уже пристрастился к выпечке, которой нас балует наша прекрасная повар-буфетчица.

– Что за история с песней про гостиницу? – спросил я Назара, когда мы уселись за стол в дальнем кабинете столовой.

– Да все то же, – отозвался он. – Была такая песня, там в начале поется: «Ах, гостиница моя, ах, гостиница, на кровать присяду я – ты подвинешься, занавесишься ресниц занавескою, хоть на час тебе жених, ты – невеста мне». Ну, дальше всякое такое полупереживательное, а в конце: «Я на краешке сижу и не подвинулся, ах, гостиница моя, ах, гостиница». То есть вроде бы в начале все идет в сторону страстного романтического свидания, а потом оказывается, что ничего не состоялось.

– А почему не состоялось? – полюбопытствовал я.

– «Коридорные шаги – злой угрозою», – вполголоса пропел Назар. – Ну и сомнения в истинности чувства, это уж само собой, во времена моей молодости это была модная тема. Там есть слова: «Сердце врет – люблю! Люблю! – до истерики». Вишь как: врет. Не скажу тебе с точностью, сколько в тех песнях было искреннего чувства, а сколько – ложной многозначительности, но такое уж время было… И вот Наталье это нравится. Ладно – я, со мной все понятно, я дитя той эпохи, но почему она к этим песням сердцем прикипела – объяснить не смогу. Кстати, пока не забыл…

Он встал и отошел к подоконнику, на котором стоял телефон, снял трубку, набрал номер.

– Юрочка, сынок, не сочти за труд, продиктуй-ка мне номерок, на который вчера звонил Алешенька… Ага, тот самый, который с Семеном живет… Вот спасибо!

Назар ничего не записал, и я в который уже раз подивился его цепкой памяти.

– Добрый день! – ласково зажурчал его высокий тенорок. – Меня зовут Назаром Захаровичем, фамилия моя Бычков. С кем я говорю? Очень приятно! Не будете ли вы так любезны…

Через несколько минут, когда я доедал уже третий кекс с изюмом, Назар положил трубку и вернулся за стол.

– Что и требовалось доказать, – торжествующе проговорил он. – Девочка оказалась с мозгами и врать попусту не стала, тем более что причин говорить неправду у нее нет, она не сделала ничего предосудительного, и скрывать ей нечего. Вся комбинация проста, как три копейки. Наш Цветик заприметил в кафе симпатичную девочку, подошел к ее столику и спросил, не хочет ли она заработать немножко денег. Девочка сперва испугалась и спросила, что нужно сделать, но когда Цветик объяснил – расслабилась и согласилась. Нужно было всего-навсего найти в интернете краткий пересказ романа Горького, а когда Цветик ей вечером позвонит – прочитать ему вслух по телефону. Цветик наплел ей, что его, дескать, предки за какую-то там провинность отлучили от интернета и отобрали мобильник, а ему завтра нужно сдавать зачет в институте, и вот бабка за ним теперь ходит по пятам и следит, чтобы он запрет не нарушал. Это наша-то Полина – бабка! И как у поганца язык повернулся! А насчет денег проинструктировал: я, мол, сейчас пойду как бы в туалет, ты через минутку туда подходи, я тебя буду ждать в коридоре и дам деньги, надо, чтобы бабка не увидела, а то догадается. Сказал, что подойти познакомиться с симпатичненькой девушкой злая бабка разрешила, поэтому бумажку с номером телефона Цветик взял совершенно открыто, не таясь.

– Умно, – оценил я.

– Вечерком не вполне трезвый Цветик девушке позвонил, она все сделала, как он просил, и честно прочитала ему текст по телефону. Но поскольку действие алкоголя на юные умы никто не отменял, Цветик ничего не понял и попросил прочитать еще раз, помедленнее. Потом еще раз. Девушка-то неглупая, сама заметила, что в изложении все выглядит довольно коряво и неубедительно. Разумеется, роман она никогда в жизни не читала, но даже ей заметны были дыры и нелогичности в интернетном тексте. Само изложение довольно короткое, но пока Цветик его с горем пополам запомнил и хоть как-то разобрался, прошло минут сорок, если не больше.

– Ну да, а утром за завтраком наскоро пересказал Оксане. Понятно. Полагаю, ты со мной согласишься, что кандидатуры этих двоих даже обсуждать не стоит.

– Соглашусь, – кивнул Назар. – Может, тогда уж отправим их обоих прямо сегодня? Зачем ждать до завтра? Или ты надеешься, что они еще сегодня как-нибудь себя проявят?

Я расхохотался.

– Проявят? Ну, только если как-то особенно креативно будут решать проблему туалета. О романе Горького им сказать нечего. Нет, Назар, эта парочка мне весьма неприятна, я не хотел бы больше их видеть. Но билеты для них, как и для всех, заказаны на завтра. И потом, кто сегодня повезет их в город, на вокзал и в аэропорт? Я тебя не отпускаю, ты мне нужен здесь.

– Юра мог бы отвезти на моей машине. Но ты прав, без интернета мы проблему перебронирования билетов за пять минут не решим. Ладно, пусть остаются.

Полчаса пролетели неожиданно быстро, я и опомниться не успел, как Назар заметил, что пора идти. Я с трепетом прислушивался к себе, ожидая заметить признаки сильной усталости, граничащей с раздражением: я давно не проводил так много времени в непрерывном общении, да еще с таким количеством людей. Конечно, в моей жизни есть множество многолюдных обязательных мероприятий, но от части их я научился довольно ловко уклоняться, в другой же части принимал дозированное участие, устраивая перерывы, не являясь на не интересные мне заседания, а то и вовсе прогуливая полдня. Работа с авторами и редакторами, конечно, такой возможности не давала, но там и многолюдности не было. В городке же, где я жил и который правильнее было бы называть деревней, все давно привыкли, что чудаковатый одинокий американец готов в полном объеме исполнять все обязанности проживающего, за исключением участия в общественных мероприятиях. Первое время меня активно приглашали и даже настаивали на моем присутствии, потом поняли, что это бесполезно. Подозреваю, что в городке меня из-за этого несколько недолюбливали, но мне было все равно. Я дал солидную сумму сначала на реконструкцию церкви, потом на поощрение учителей в местной школе, и местные жители более или менее простили мое затворничество и нелюдимость.