Анна Берсенева - Ангел-хранитель Страница 8

– Хоть на посев оставьте, – глядя, как красноармейцы выносят и складывают на телегу мешки с картошкой, мрачно проговорил мужик лет сорока; обыск у него был закончен. – Дети мои зимой с голоду помрут – вам ништо. А сами-то весной что сеять будете?

– Довлеет дневи злоба его, – усмехнулся Смирнов. – Завтрашний день сам о себе подумает, забыл? Вы же тут богомольные. Иконостас у вас знаменитый. Где, кстати, этот иконостас? – повернулся он к сопровождавшему их председателю местного комитета бедноты.

– Церковь заколоченная, – доложил тот. – А иконы Ангелов вывез. Барин.

– Теперь бар нету, – поморщился Смирнов. – Где он, этот Ангелов?

– А помер, – услужливо сообщил комбедчик. – Тимофей Кондратьев его порешил. Папаша Федора Тимофеича, который уездный голова теперя.

– А иконостас где?

– Не могу знать. В усадьбе, видать. В особняке у ангеловских дочек.

В этот-то особняк и вошел теперь Смирнов.

«Как можно выбрать? Это выше моих сил».

Лида перекрестилась и положила в дубовый ящик первую икону. Выбор тех, которые предстояло спасти, в самом деле был невыносим для нее.

Услышав шаги за дверью, она замерла. Шаги были тяжелые, явно мужские. А ведь мужчин в доме не было.

– День добрый.

Дверь открылась без стука, и на пороге встал человек в кожанке. Сердце у Лиды сначала взлетело к горлу, потом ухнуло вниз. Ничего хорошего этот визит не предвещал. Ах, если бы не железнодорожные билеты! Конечно, они бежали бы из Ангелова в тот же день, когда получили французские визы. А теперь… Для чего явился этот, в кожанке? Комиссар, а может, и чекист!

– Здравствуйте, – стараясь, чтобы не дрожал голос, сказала Лида. – Что вам угодно?

– Да вот на иконостас пришел посмотреть.

Он подошел к ящикам, стал открывать их один за другим, то и дело хмыкая.

– Откуда вы знаете про иконостас? – спросила Лида.

При этом она незаметно окидывала его взглядом, пытаясь понять, кто он такой.

– Происхождение мое оцениваете? – не глядя на нее, насмешливо заметил комиссар. – Из кухаркиных детей, да.

– Дело не в происхождении, – все же смутилась Лида.

Она выразительно посмотрела на его кожанку и наган. Он перехватыватил ее взгляд и кивнул все с той же насмешкой:

– Правильно понимаете, что теперь главное. А про иконостас и про всю вашу Ангеловскую коллекцию я читал. Надо же знать, что нам от бывших людей досталось. Не нравятся мои слова? – заметил он Лидину реакцию. И неожиданно заявил: – А вот вы мне очень даже нравитесь.

Он подошел к ней и, усмехаясь, посмотрел ей в глаза. Лида отшатнулась.

– На вашем месте я бы радовался, – заметил он.

– Чему?

Вместо ответа он притянул Лиду к себе. Она вскрикнула. На него это не произвело ни малейшего впечатления.

Тут дверь зала распахнулась.

– Ах ты сволочь! – воскликнула Вера.

Бросившись сзади, она вцепилась в ворот кожанки и резко за него дернула. От неожиданности комиссар покачнулся и отпустил Лиду.

– Эт-то что еще за фурия?! – глядя на Веру, воскликнул он.

Фурия или нет, но в ярости Вера в самом деле производила сильное впечатление. Все, что в обычном состоянии казалось в ее внешности слишком резким, сейчас выглядело ярким и выразительным.

– Ла-адно… – протянул он. – Другие б на вашем месте спасибо сказали. А с вещичками поаккуратнее. Если что пропадет, с вас спрос будет.

– С какой стати вы будете спрашивать? – возмутилась Вера.

Видимо, она действительно произвела на него впечатление. Во всяком случае, он снизошел даже до объяснения:

– С такой, что все это теперь национализировано. И будет изъято.

– Это… это… – Вера не знала, что сказать. – Это же музейное!.. – выпалила она.

– Хочешь сказать, у тебя музей тут? – хмыкнул комиссар. – А по-моему, обычное барское кубло. На музей мандат должен быть, – отрезал он. – Есть у тебя мандат? Вот то-то. Готовьте вещи к изъятию. – Уже выходя из зала, он обернулся и сказал: – Фанабериться особо не советую. – И добавил с гнусной усмешкой: – До встречи, красавицы.

– Тебе еще что-то непонятно? – дождавшись, когда стихнут шаги, воскликнула Лида. – Собираешься ждать его возвращения? Вещи собирай! – взяв себя в руки, распорядилась она. – А я иконы в ящик уложу.

Вера не сразу вышла из зала. Но не из страха, что товарищ в кожанке может поджидать ее в коридоре…

Неожиданно вырвавшиеся у нее слова о музее, которому якобы принадлежит коллекция, а главное, ответ этого то ли комиссара, то ли чекиста – вот что занимало теперь ее разум.

Глава 9

Время шло к полуночи, полная луна из багровой сделалась серебряной и высоко поднялась над парком, а Надя все не могла уснуть. Папина гибель, разрушенная жизнь Ангелова, предстоящий отъезд… Слишком хрупкой была Надина десятилетняя душа – или нет у души возраста? – чтобы все это не погрузило ее в неизбывную тревогу. Потрясение, пережитое, когда на ее глазах был убит отец, не исчезло, а поселилось у нее внутри и, лишив ее дара речи, томило душу ежедневно, ежечасно. И сейчас вот не давало уснуть.

На столике у Надиной кровати горела лучина, вставленная в пузырек от духов. Пузырек стоял в глубокой тарелке с водой, чтобы от какого-нибудь уголька не случилось пожара. Когда лучина догорала, Надя обычно уже спала.

Но сейчас сон не шел к ней. Она откинула одеяло, взяла пузырек с лучиной и, дрожа от холода, босиком вышла из комнаты.

Осколки разбившихся китайских ваз были уже убраны, и музейный зал выглядел почти так же, как в тот вечер, когда Надя молилась здесь Ангелу-хранителю, а потом разговаривала с папой. Если бы она знала тогда, что это был последний их разговор!

Она подошла к стене, возле которой стояла на дубовом ящике икона Ангела-хранителя.

«А глаза у него, – подумала Надя, – в точности как…»

Ей стало стыдно, что она сравнивает ангельские глаза с человеческими, мальчишескими. Ведь это грех, наверное? Или не грех?

Надя осветила иконы лучиной.

Сурово хмурил брови Михаил-архангел, яснели лики Всех Святых, печально смотрела мамина святая Татьяна… Ангела-хранителя, глаза и весь ясный лик которого Надя помнила, сколько помнила себя, среди них не было!

Она подняла повыше руку, в которой держала лучину, и медленно прошла вдоль стены.

Ошибки не было – Ангел-хранитель исчез.

Надя в смятении оглянулась, как будто он мог обнаружиться у нее за спиной. Она хотела вслух произнести молитву, которой ее учила няня, но только губы шевельнулись, а ни единого слова с них не слетело.

Но ведь Ангел может услышать ее и без звука?

Надя произнесла молитву про себя и прислушалась.

Звякнуло оконное стекло. Сердце дрогнуло в ответ.

Надя подбежала к окну. Ей показалось, что снаружи кто-то отшатнулся. Свет от лучины шел тусклый, однако и он мешал разглядеть, кто это был. Кто явился в то мгновение, когда она произнесла в своей душе последние слова молитвы…

Поставив пузырек с лучиной на подоконник, Надя выбежала из зала.

Что он ожидал увидеть?..

Не что, а кого; это было ему понятно. Оттого так дрогнуло сердце, когда он издалека заметил тусклый огонек в первом этаже, в окне музейного зала.

Давно уже его сердце не отзывалось движением ни на что и ни на кого. Только на Лиду…

Федор подошел к самому окну и, чтобы разглядеть, что происходит внутри, прижался лбом к стеклу. И увидел Надю с горящей лучиной в руке. Ему совсем не хотелось разговаривать с ней, да и ни с кем не хотелось разговаривать здесь, кроме Лиды, поэтому он отпрянул от окна и быстро пошел прочь.

– Кончено. Все, – зачем-то проговорил он на ходу. И, остановившись, добавил с отчаянием: – Никогда.

Он шел все быстрее и не видел, как бежит за ним по аллее Надя – босая, в белой ночной сорочке. И уж тем более не мог догадаться, что в темноте парка, в ярком лунном свете он представляется ей Ангелом-хранителем, явившимся на ее зов.

Федор не заметил Надю и когда через калитку вышел из парка. Он шел к станции, и с чего ему пришло бы в голову, что она бросится за ним по Оборотневой пустоши?

Да и ничто не могло прийти в этот момент ему в голову – ее жгло изнутри, разрывало отчаянием. Федор остановился, сжал голову руками, потом опустил руки – и отчаяние вырвалось из него не криком даже, а жутким воем.

Ангел, за которым Надя бежала через залитую лунным светом пустошь, переменился мгновенно. Даже лунный свет переменился в ее глазах – из ясного, чистого сделался холодным, мертвенным. И в пугающем этом свете она увидела, как мчится через пустошь огромный волк… Тот самый оборотень, о котором рассказывала ей, совсем маленькой, няня, тот самый, который явился здесь когда-то папе и будущему папиному убийце!..

Леденящий душу вой оборотня раздался над пустошью. Наде показалось, что он останавливается, поворачивает обратно, к ней…

– А-а-а! – закричала она. – П-по-мо-ги-те!

Ей показалось, что оборотень замер посреди пустоши, когда она бросилась обратно в парк. Но тут луна зашла за облако, и больше Надя его не видела – он исчез в ночной тьме.