Михаил Поляков - Хватит! Политический детектив Страница 8

– Вам к кому? – спросила она грудным голосом, гулким эхом раздавшимся по помещению.

– К Стопорову, главному редактору.

– По какому делу?

– На собеседование, – неохотно удовлетворил я её праздное любопытство.

– Он вас ждёт?

– Да.

– Ну посидите вон, в уголке, рядом со столиком. Виктор Николаевич ещё не пришёл.

Я устроился в углу у кадки с застуженным фикусом и открыл валявшийся на журнальном столике растрёпанный номер «Космополитена». Полчаса ожидания я провёл, листая журнал и без интереса провожая глазами заходивших в здание людей, в основном клиентов турагентства, находившегося в комнате напротив входа. Несколько раз мимо меня, громыхая ведром и сильно припадая на левую ногу, проковылял уборщик – маленький мужичок с испитым морщинистым лицом, одетый в безразмерный синий комбинезон. Оказываясь рядом со мной, он каждый раз замедлял шаг и задумчиво оглядывал меня с ног до головы, видимо, ища повод завести беседу. Но я нарочито не замечал его, и он, наконец, оставил меня в покое.

Вскоре на вахте послышалось быстрое перешёптывание, и я увидел направлявшегося ко мне от двери высокого гладкого старика с седой обстриженной бородкой, в аккуратном сером костюме и со светлым кожаным портфелем в руке.

– Вы от Николая Николаевича? – спросил он, растягивая свои тонкие малиновые губы в улыбке.

– Я кивнул, вставая.

– Я Фёдор Иванович Стопоров, главный редактор, – представился он.

– Игорь Кондратьев, – ответил я, пожав его тонкую сухую ладонь.

– Ну, пойдёмте ко мне, поговорим.

Введя меня в свой маленький аккуратный кабинет, Стопоров указал мне место на сафьянном диване у входа, а сам опустился в кожаное, обитое медными гвоздиками кресло за столом. Во всех его действиях заметна была какая-то взволнованная поспешность, словно он ожидал от нашей встречи чего-то необыкновенного, эксцентричного, и такого, что должно было случится немедленно, в эту самую минуту.

– Чаю не хотите? – спросил он.

– Нет, спасибо.

– Ну что же, что же, – он кашлянул в кулак. – Давайте знакомится. Мне Николай Николаевич сказал, что вы уже работали в газетах?

– Да, я профессиональный журналист. Работал в «Известиях», «Труде», «Вечерней Москве». Только об этом, я надеюсь, вас предупредили, нельзя никому ни слова.

– Да, да, конечно. Я никому ничего не сказал сверх того, о чём мы условились с Николаем Николаевичем. А с органами вы тоже давно сотрудничаете?

– Да, давно, – ответил я, нехотя поддерживая нелепое реноме тайного агента, навязанное мне Ястребцовым.

Редактор с минуту внимательно изучал меня. В его взгляде было что-то простодушно-наивное и вместе с тем восторженное – так дети смотрят на желанную игрушку в витрине магазина. Всё это немало насторожило меня. Уж не переборщили ли мы с Николаем с нашей шпионской легендой? Кажется, даже в том безобидном виде, который мы придали ей, она производит эффект разорвавшейся бомбы в затхлом мирке провинциальной газеты. Не дошло бы теперь до беды… Мало того, что редактор отныне станет следить за каждым моим шагом, но он может и не удержаться от соблазна рассказать кому-нибудь обо мне. А в этом случае и моё инкогнито, и сама операция могут оказаться под угрозой. Ведь ещё ничего, если Стопоров проболтается только каким-нибудь местным кумушкам, для которых вся эта история станет лишь очередным поводом почесать языками. Но вдруг он разоткровенничается в присутствии убийцы? Поверит ли тот подобной галиматье, или сразу заподозрит неладное?

– Ну что же, – спохватился Стопоров, заметив, что пауза между нами уж слишком затянулась. – Редакция у нас небольшая – двое журналистов, фотограф, верстальщик, ответственный секретарь и корректор. Работайте, пишите заметки, ну а по всем вопросам – ко мне. Договорились?

– Договорились, – согласился я.

– Когда вы хотите начать?

– Желательно как можно скорее.

– Если хотите, я вас прямо сейчас познакомлю с коллективом.

– Это было бы лучше всего.

Стопоров, не отрывая от меня пристального ласкового взгляда, снял с рычага глянцевого красного телефонного аппарата трубку и быстро застучал пальцем по кнопкам.

– Валя? – с придыханием крикнул он, дождавшись ответа. – Вы в сборе там? Я нового сотрудника привести хотел. Да? Хорошо, сейчас буду, не расходитесь.

– Ну, пойдёмте! – решительно сказал он мне, и, с шумом отодвинув стул, поднялся на ноги.

– Выйдя из кабинета, мы зашагали по узкому коридору, устеленному старым вытертым линолеумом. На стенах, выкрашенных той же казённой синей краской, что и холл, в стеклянных рамах висели фотографии деятелей искусства, в разное время побывавших в редакции. Я без особого интереса осмотрел снимки Никулина, испуганно, словно в дуло револьвера, глядящего в камеру, Неёловой, укутанной в меха, и каких-то ещё неизвестных мне артистов. Некоторые из визитёров оставили на фото автографы. «Прекрасный у вас город, только ночью выпить негде», – вывел Панкратов-Чёрный, довольно осклабившийся из-под чёрных усов со своего портрета. Максим Галкин небрежно и размашисто расписался, сделав ошибку в названии города: «Всё понравилось, надеюсь вернуться в Терпилин».

Кабинет журналистов располагался за обитой войлоком и коричневым дерматином дверью в дальнем конце коридора. Ещё издали я расслышал звуки энергичного спора, раздававшиеся из-за неё.

– Я просто считаю, что эта система себя изжила, она не гуманна, а значит – обречена на гибель! – звонко возмущался чей-то молодой голос. Ему глухо и тихо отвечали.

– Это Саша Васильев, фотограф наш, – обернувшись ко мне, смущённо пробормотал Стопоров. – Так-то он парень хороший, но любит, знаете, поспорить, слабость у него такая.

– О чём? – спросил я.

– Да о чём сейчас все спорят? О политике. Он человек молодой, активный. В оппозиционность вот играет, фрондёрствует. Перебесится ещё – какие его годы. Вы просто не обращайте на него внимания. Вот сюда, пожалуйста.

Редактор раза два властно ударил кулаком в дверь, и разговоры за ней стихли.

– Войдите, – через секунду отозвался чей-то развязный голос.

Мы вошли. Кабинет оказался широкой комнатой, в каждом углу которой стояло по столу, а вдоль стен располагались канареечного цвета шкафы с книгами и какими-то папками. Вся мебель была старая и ветхая, ещё советского производства. За ближним ко входу столом сидел высокий синеглазый блондин лет восемнадцати-двадцати со скуластым энергичным лицом. Своим видом он напоминал воробья, потрёпанного в драке: его длинные, до плеч, светлые волосы были взъерошены, а глаза злобно блестели. Старый вязаный свитер как мешок висел на его худых плечах. На меня и Стопорова он бросил лишь один неприязненный взгляд и тут же отвернулся обратно к светящемуся экрану монитора, видимо, досадуя на нас за то, что мы своим появлением прервали беседу, в которой он участвовал.

За столом у окна, вальяжно развалившись в кресле и закинув ногу на ногу, сидел другой молодой человек. Он был старше первого лет на семь, и был невысокого роста и кряжистого телосложения. Причёсан он был с аккуратным пробором, а на его толстом, на щеках испещрённом язвами от ветрянки лице было благодушно-насмешливое выражение. Одет он был в недорогой, но аккуратный и тщательно выглаженный шерстяной костюм.

Третий сотрудник, сидевший в углу у двери, что-то быстро набирал на клавиатуре и даже не оглянулся при нашем появлении. Я заметил только его лоснящуюся лысину и багровую шею, выступавшую над наглухо застёгнутым воротником белой шёлковой рубахи.

– Ребята, сюда внимание, – громко объявил Стопоров, чуть подавшись всем телом вперёд и деловито потерев ладони. – Это наш новый сотрудник Игорь Кондратьев, прошу любить и жаловать. Игорь Антонович, разрешите и я вас всем представляю, – обратился он ко мне. – Вот Александр Васильев, наш фотограф, – сказал он, указывая на взъерошенного блондина. Тот вскочил с места и с угрюмой, неожиданной у него учтивостью, словно дуэлянт на вызове, с усилием пожал мне руку, тряхнув при этом своей растрёпанной гривой.

– У окна Борис Бурматов, корреспондент.

Элегантный молодой человек, не вставая, с ироничной улыбкой коротко кивнул мне.

– А вот в этом углу, – торжественно заключил редактор, – прячется Валентин Милинкевич, наша, так сказать, звезда.

– Сейчас я, Федя, – капризно выкрикнул Милинкевич, поднимая над головой красный указательный палец и продолжая другой рукой печатать. – Цвай секунден!

Окончив своё дело, он с упругостью мячика спрыгнул со стула, встряхнул руками, словно стряхивая с них муку, и сунул мне свою влажную, мягкую ладонь.

– Валентин, – приветливо произнёс он, с любопытством всматриваясь в меня. – Давно вы в наших краях?

– Неделю как приехал, – ответил я, в свою очередь оглядывая его. Это был человек лет сорока, совсем лысый, с дряблым брюшком и в очках с роговой оправой, из-под толстых стёкол которых игриво светились маленькие серые глазки.