Маша Трауб - Не вся La vie Страница 8

– Хорошо, – ответила Нина. Теперь, с новым знанием, она стала собирать пазл. Мозговые штурмы – это встречи с этой женщиной вечером, а утренние совещания – встречи утром. Нина никогда не помнила, в какой день недели – совещания, а в какой – штурмы. Помнила, что иногда они бывали часто, два раза в неделю, три. А иногда их отменяли. Может, надо было бы позвонить и уточнить у секретарши? Почему ей это раньше в голову не приходило?

Кстати, про пазл. Нина именно так и подумала – «собирать пазл». Катька, если бы услышала, сказала, что это выражение из ток-шоу. Но Нина, стоя с трубкой, смотрела на Владика, который собирал пазл. Кусочки были плохо вырезаны и не держались на своих местах. Владик начинал злиться. Нина знала, чем это закончится – Владик стукнет по уже почти собранному пазлу, и он разлетится по всей комнате. Сын будет плакать, а она – ползать по полу и доставать из-под кровати и шкафа фрагменты рисунка. Потом соберет картинку сама, но один кусочек обязательно окажется потерянным. В этот или в прошлый раз. Владик опять будет плакать и говорить, что такой пазл ему не нужен. Она будет его успокаивать и пообещает купить другой. А затерявшийся фрагмент найдется недели через две. Случайно. В коридоре. Или под ковром. Нина будет крутить его в руках и вспоминать, из какой он картинки. Не вспомнит и выбросит. У них тоже был семейный пазл. А теперь потерялся один кусок. И пазл стал плохой. Ненужный.

– Ты какая-то странная сегодня, – услышала в трубке Нина голос Гриши. И опять очнулась. – Голова болит?

– Да, болит, – ответила Нина.

– Магнитная буря. У всех сегодня голова болит. Ладно. Пока.

– Подожди, я хотела тебе рассказать… – начала вдруг Нина. Она ничего не собиралась говорить Грише. Потому что еще не решила, что говорить. Само собой сказалось. Сказалось, а дальше никак. Про почту, про найденную переписку, про то, что она все знает.

– Давай вечером. Ладно?

Гриша решил, что Нина хочет рассказать ему очередную историю про Владика в детском саду. Владик всегда что-нибудь смешное вытворял. Как все дети. Но Нине казалось, что Владик делал что-то особенно смешное. Она даже записывала одно время его высказывания и поступки в блокнот – «закипанка» вместо «запеканка» или «фусик» вместо «супчик». А потом бросила.

Хотя вот вчера забыла рассказать. Когда Нина пришла за Владиком, ему помогала собираться девочка. Доставала из шкафа куртку, шарф, торопила, говорила, что мама ждет.

– Кто это? – спросила Нина Владика по дороге домой. – Твоя подружка?

– Нет, мы просто теперь спим вместе, – ответил Владик. Оказалось, что девочку положили на кровать справа от Владика, потому что Толика – бывшего соседа по тихому часу – из сада забрали насовсем.

Вчера забыла рассказать, а сегодня уже не расскажешь. Нина вообще не знала, как теперь будет разговаривать с мужем. Она даже не решила, как будет жить дальше. И что вообще теперь делать?

Пока Владик не начал рыдать над пазлом, Нина набрала номер мамы. Она не знала, кому еще позвонить. Мама не отвечала. Нина даже обрадовалась. А что бы она ей сказала? «Мама, я узнала, что мне муж изменяет»? «И уже давно»? Но когда Нина уже хотела нажать кнопку отбоя, мама ответила.

– Мам, привет, как ты? – спросила Нина.

– Нормально, а что ты вдруг спрашиваешь?

– Просто так. Магнитные бури. У всех голова болит и давление скачет. Я волнуюсь, как ты там.

– У меня все болит и без магнитных бурь. Болит и болит. Какая разница – слабее или сильнее. Вот лекарство пошла покупать – врач прописал. Так одна упаковка семьсот рублей стоит. А ее на неделю. И курс – минимум три месяца. Да лучше сразу сдохнуть.

– Мам, тебе деньги нужны? Давай я привезу? И Владика возьму. Ты его давно не видела.

Нина загорелась идеей – она сейчас быстро соберет Владика и поедет к маме. А Грише скажет, что маме плохо и надо с ней побыть. И говорить ни о чем не надо будет.

– Да при чем тут деньги? Есть у меня. И не надо ко мне через всю Москву ехать. Два часа в дороге. Тем более ребенка тащить.

– Да я машину поймаю. И Владик будет рад – ему уже все дома надоело. – Нина хотела уехать. Чтобы не видеть Гришу.

– Нин, мне тогда вставать нужно, еду какую-то вам готовить. Убрать надо. А мне так не хочется. Я лежу сегодня целый день, книжку читаю. Давай завтра? Я тогда с утра в магазин схожу, куплю что-нибудь вкусненькое. И Владик же привык, что его здесь новая игрушка ждет. Он приедет, а игрушки нет. На машине ты еще дольше ехать будешь – пробки везде.

– Ладно, в следующий раз, – сказала Нина.

– У тебя случилось что? С Гришей? Или просто по матери соскучилась? – спросила вдруг мама, уже по-другому, серьезно.

– Нет, нет, все в порядке. Гриша на работе. Просто сама себя неважно чувствую. Тоскливо от этой погоды.

– Ой, ну что ты ноешь? – Мать взяла привычный тон. – Молодая еще. Мне вон уже шестой десяток, я и то не жалуюсь. А ты чего? Заняться нечем? Сходи куда-нибудь. Развейся. Сидишь в четырех стенах, как не знаю кто.

– Ладно, схожу. Целую тебя. Пока.

– Пока. Звони.

Нинина мать тоже была недовольна тем, что Нина сидит дома. Странно, что опять Катьку не вспомнила – всегда вспоминает. Какая Катя молодец. И ребенка родила, и дом ведет, и карьеру делает, и деньги зарабатывает.

Нина положила трубку и подумала, что будет, если она завтра приедет к маме с Владиком. На первые три часа их хватит. Потом начнут скандалить. Из-за ерунды. Мама даст Владику до обеда что-нибудь сладкое, Нина отберет, Владик раскричится. Сын разбалтывается, просто развинчивается, у бабушки – его ни уложить вовремя, ни накормить нормально. Будет только играть и мультики смотреть. Не заставишь ни почитать, ни порисовать. Нина встанет что-нибудь приготовить – будет спрашивать, где соль, где кастрюля. Мама начнет злиться и говорить: «Самой проще все сделать». Мама с внуком пойдет в магазин и купит какую-нибудь жуткую игрушку – робота-трансформера, например. Для десятилетних. Владик не сможет его собрать. Нина тоже не сможет. Опять начнется крик. К тому же маме придется про Гришу объяснять – она сразу почувствует, что что-то не так. Нина уже знала, что мама ей скажет – сама виновата. И правильно, что Гриша ее бросил. Потому что Нина бесхарактерная. Нина прямо услышала, как мать ей говорит:

– Ты, куда ветер подует, туда и полетишь. Не умеешь решения принимать. Все ждешь, что жизнь тебя сама вывезет. А так не бывает. Вот кто замуж позвал, за того и пошла. И ребенка родила, когда надо было карьеру делать. Еще бы успела двадцать пять раз родить. И сейчас – села сиднем и сидишь, не чешешься. Ни гордости, ни амбиций, ничего. И сына такого же растишь. Пристегнула к юбке и попу ему подтираешь. А он мальчик. Ему в этом мире жить. Здесь нужно уметь кулаками бить и зубами рвать. А он у тебя чуть что – в слезы. Смотреть противно. Отдала б мне его на недельку – я бы из него быстро человека сделала. И что за имя дали – Владик. Тьфу. Надо ж было такое придумать – Владислав.

Мама всегда говорила Нине одно и то же. Нина сначала вскидывалась, а потом надоело. Мать никогда не скрывала, что Гриша ей не нравится. Вообще никак. Она его, видите ли, не уважает. Потому что не за что уважать. Пафоса много, а толку – хрен.

Гриша родился и вырос в Туле – Нинина мать называла его «тульский пряник».

– Мам, а почему ты разрешила мне выйти за него замуж? – спросила как-то Нина.

– Так у тебя ж любовь была. И потом, мне, что ли, с ним жить? Твое дело. Я же тебе свою голову не приставлю, – ответила мать.

– Но у нас семья. Он нас любит.

– Да на здоровье. Я что, лезу? Пусть скажет спасибо, что у него такая теща – не видит меня и не слышит. Хотя иногда так хочется сказать ему пару слов – чтоб пафосу-то поубавилось. А то смотрит на меня, как будто я пьянь и рвань последняя. Или быдло какое. Нашелся аристократ хренов. У самого мамаша не дура выпить. Я ее помню на вашей свадьбе. Она быстренько водки наклюкалась. И подливала себе сама, не стеснялась.

– Мам, никто на тебя так не смотрит. Что ты выдумываешь? Какое быдло? Какая пьянь? Что ты опять завелась?

– А почему ты так с матерью разговариваешь? Что значит завелась? Не нравится? Не надо. Можешь найти себе другую. Вон к маме своего «тульского пряника» поезжай. Она у вас хорошая. А я плохая – и матерюсь, и ребенка порчу.

– Мам, ну что ты несешь?

– Это я несу? Конечно, я ведь только «нести» могу. Это вы у нас разговариваете. Ничего, я тебе еще понадоблюсь. Еще ты меня вспомнишь. И не звони мне больше. Сердце после твоих звонков болит. Только лекарств напьюсь, успокоюсь, так ты звонишь и нервы мне треплешь. Все, не звони.

Так заканчивались два разговора из трех. Даже если Нина давала себе обещание не отвечать, не реагировать, все равно они ругались. Нина потом плакала, перезванивала. Мать тоже плакала и бросала трубку.

Нина отогнала эти мысли и вспомнила, что пора кормить сына.

– Иди ужинать, – крикнула она Владику.