Андрей Глебов - Золотые пешки Страница 8

В Болгарии, наблюдая за объектом охраны, Медведев быстро понял, что представляла из себя эта важная птица. А когда женщина принялась интересоваться подробностями, вплоть до мелочей, его службы у Брежнева, всё стало на свои места – это будущая хозяйка Кремля. И она уже вживалась в эту роль, пока ещё изредка позволяя выказывать царскую небрежность и высокомерие. Обнаруженная мимикрия огорчила полковника. Истинную натуру, даже искусно спрятанную, долго в саркофаге не удержишь.

Вышедший из кабинета Плеханов кивнул вставшему Медведеву и повёл его за собой в машину. Спустя несколько минут они были на Старой площади в кабинете генерального секретаря.

– Садись, – Горбачёв сделал приглашающий жест. – Как дела на службе?

– Нормально, – полковник потянул за спинку стул. – Личный состав в порядке.

– А раньше чем занимался?

– До того как возглавил 18-ое отделение был 2 года заместителем. А до этого служил руководителем личной охраны Леонида Ильича, – Медведев заметил, что Горбачёв поморщился и «намотал себе на ус» проявление его реакции на упоминание имени Брежнева. – Будучи прикреплённым к генеральному секретарю курировал обеспечение физической безопасности и…

– Знаю я, как вы там служили! – не дослушав, перебил Горбачёв. – Пьянствовали!

Полковника покоробило:

– Мы вкалывали, Михаил Сергеевич, как ломовые лошади! Ни дня, ни ночи не видели! Дома не бывали!

– Ладно! – генсек миролюбиво усмехнулся. – Я тебя не имею в виду. Я сам видел – приезжал Андропов, его охрана пила. И ваших я тоже видел… Тоже мастера! Но оставим это! Речь о том, чтобы назначить тебя начальником личной охраны. Согласен?

– Если вы доверите эту службу, – Медведев поднялся на ноги во весь свой рост, – то я готов!

– Договорились! Конкретно обо всём скажет Плеханов.

Проходя мимо шефа, полковник скосился в его сторону. «Сосватал, Юрий Сергеевич?»

Генерал подмигнул: «Сдавай дела и приступай!».

Закрыв за собой дверь, Медведев обвёл приёмную взглядом.

«Мда-а-а… Сейчас бы приснопамятный завотделом науки ЦК, убеждённый сталинист Трапезников восторжествовал бы со своим пресловутым «принципом ста́бильности». Всё возвращается на круги своя, – полковник улыбнулся своим мыслям. – Занятно: генсек новый, а «прикреплённый» – старый. Вернее – прежний! Удивительная штука – жизнь!».

Глава 6. Москва – Джакарта

Остатки московского снега, спрессованные в грязные кучи и горбы, неумолимо плавились и оседали, пуская под себя ручейки чёрной жидкости. Резвые потоки стремились в сточные отверстия, утопленные в асфальте, и скапливались в зеркала луж, преграждая путь прохожим и заставляя их перепрыгивать или огибать водные препятствия.

Разливы на дорогах весело и залихватски утюжились машинами, выдувавшими колёсами дуги брызг, ложившихся тёмным крапом на одежду зазевавшихся пешеходов. Помеченный люд бранился, клял шоферов и становился бдительным. Хотя куда уже больше!

Советский человек сызмальства держал ухо востро и смотрел в оба. Жизнь и партия учили его на каждом шагу и каждую минуту. Денно и нощно. И оттого он вечно – от колыбели и до гроба, был начеку и в перманентном стоянии напряжения.

Прозрачный воздух столичной весны с сизыми и чёрными заплатками бензиновых выхлопов сулил долгожданное тепло и перемены к лучшему. Скорей бы! Хотелось позабыть стылость зимы, зябкость марта и серость тоскливых дней, и подставить под грядущее лето зажмуренное от удовольствия лицо.

Взмахнув дипломатом, Оля легко перелетела через лужицу, угодив краем невысокого каблучка в кайму воды. Она уже подходила к подъезду своего 12-ти этажного дома, ещё недавно считавшегося новостройкой на окраине города. Спрут Москвы разбухал, вываливался за границы кольцевой автодороги и тянул жирные щупальца, прибирая новые территории.

Озеленившийся микрорайон с укоренившимся на жилплощадях населением постепенно перестал быть посадом и заслуженно претендовал на звание района, «приближенного к сердцу нашей Родины».

Но этот генезис мегаполиса нисколько не интересовал юную особу. Она жила экзаменами, последним звонком и выпускным балом. Войдя в лифт, десятиклассница поднялась на шестой этаж и отперла дверь, обитую чёрным дерматином.

Скинув туфли в прихожей трёхкомнатной квартиры, девушка поставила у письменного стола дипломат, сняла школьную одежду, переоделась в домашний халат и прошла на кухню.

Едва она засыпала в кофемолку зёрна, как услышала щелчки ключа в замке. В коридоре появился отец.

– Ты уже дома? – спросил он с порога уставшим голосом.

– Последнего урока не было, – она поцеловала его в щёку. – Химичка заболела.

По всему было видно, что он её не слушал. В последнее время отец стал раздражительным и нервным, заводился по пустякам, порою срываясь на крик. Было жалко маму, которая, словно оправдываясь за отца, говорила дочери: «Работа у отца тяжёлая».

– Кофе будешь?

– Что?

– Я говорю, кофе пить будешь? Тебе сварить?

– Кофе, кофе… – забормотал отец.

– Или борщ разогреть вчерашний?

– Давай.

Дочь развела руками:

– Что давай? Кофе или борщ?

– Кофе! – он хотел добавить что-то ещё, но передумал и ушёл в спальню. Отец редко появлялся дома днём: с утра до ночи пропадал на работе, иногда даже не приезжал ночевать. В таких случаях он всегда звонил по телефону и предупреждал. Но если раньше это было нечасто, то с января подобные бдения вне дома приняли регулярный характер.

Было это вызвано, как говорится, производственной необходимостью или нет, Оля даже не хотела знать. Дела взрослых – это дела взрослых. Но то, что между родителями появилась трещина – было заметно невооружённым глазом. Вот это-то её и волновало. Вроде всё в доме было по-прежнему: семейные традиции, устоявшиеся отношения и ежедневный распорядок вещей… Да, это никуда не делось. Но атмосфера уюта и теплоты семейного очага давно улетучилась. Вместо неё появилась обыденная сухость, залакированная фарсом ложного благополучия.

– Кофе готов! – позвала Оля, разливая из джезвы ароматный напиток. Отец кинул в чашку два куска рафинада и стал размешивать, глядя перед собой. Сахар давно растворился, а ложка по-прежнему болталась в чашке, выбрасывая на блюдце чёрные капли. Он даже не заметил, как дочь поднялась, обошла его сзади и обняла, положив голову на плечо.

– Пап, ну что с тобой?

От нежно-тревожного шёпота, вползшего в ухо, его пробрали мурашки. Он бросил ложку на блюдце и похлопал ладонью по сведённым под шеей тонким рукам.

– Всё в порядке, Оленька.

– Ну я же вижу… И мама переживает.

– Всё в порядке, – медленно повторил отец, больше убеждая в этом себя, нежели дочь. – С инязом не передумала?

– Уходишь от неприятной темы? Он грустно усмехнулся:

– Ты у меня не только красивая, но и умная.

– Вся в тебя.

– Это точно! – комплимент подсластил горькое настроение. – О! Совсем забыл! Там, в коридоре, пакет с сервелатом и сосисками. Надо бы в холодильник положить.

– Положу.

– Бананы ещё давали, но я не стал брать.

– И правильно. Мы ж кроме королевских других не едим. Жаль, что из Сингапура их сюда не поставляют. А классно было в Джакарте! Да, пап? Вот бы ещё раз там оказаться!

– Да… Ты тогда совсем крохой была!

– Вернуть бы то время назад! Хотя бы на один день!

– Я бы многое отдал, чтобы оказаться в том прошлом.

Джакарта… Город с многоголосой смесью различных диалектов: малайского, яванского, сунданского и балийского языков, в канву которых вплетались обороты и фразы из английского, португальского, китайского, хинди и арабского. Бурлящий Вавилон! Плавильный котёл народов! Чудеснейший город, где он прожил два года в домике советского посольства, в маленьком и уютном дворике которого росли тропические цветы и три дерева королевских бананов. Каждые девять месяцев деревья рубили, снимали с них плоды и укладывали для дозревания в мешки, распространявшие по двору дурманяще-сладкий аромат. Ах, какие же это были чудо-фрукты!

Те же бананы, что продавались в Москве, были совершенно не похожи на индонезийские. Презренный эрзац, да и только.

Отец провёл пальцами по тыльной стороне Олиной ладони и поцеловал её.

– А достань-ка мне коньячку!

– А надо ли?

– Надо.

– Вредные привычки имеют свойство перерастать в пагубные пристрастия.

– Серьёзно?

– Я не шучу!

– Я вижу. Мне бы чуточку расширить сосуды. Дочь нехотя принесла бутылку армянского.

– Только чуть-чуть! – погрозила она пальцем.

– Всего три капли! – заверил он.

Смешав напитки и сделав большой глоток, отец повеселел.

– Всё обойдётся. Всё станет на свои места.

Но его весёлость был напускной, Ольга чувствовала это. Он тоже это прекрасно понимал, но отказаться от выбранной роли уже не мог.

Глава 7. Париж

Пока улицы Москвы избавлялись от ошмётков снежного панциря, а в Кремле происходила смена правителей с очередным циклом потепления, Париж по своему обыкновению пестрел распустившимися клумбами и белел канделябрами цветущих каштанов.