Татьяна Беспалова - Вяземская Голгофа Страница 8

– Мне казалось, вы любите меня. Вы показались мне очень одиноким… Наверное, я чего-то недопоняла!

– Вот именно!

– Я храню ваши записки…

– Выброси их.

Наконец она смутилась, отвела глаза, стала рыскать взглядом по переполненному ресторанному залу, словно высматривая кого-то.

– Не обессудь, – продолжал Тимофей. – Я уже сейчас завидую тому, кто будет рядом с тобой. Тому, кого ты выберешь.

– Я выбрала вас. – Она по-прежнему не смотрела на него.

– Я тебя, конечно, любил. – Тимофей попытался поймать её взгляд. – Но теперь от любви ничего не осталось. Понимаешь? Был ма-а-аленький бугорок, а теперь – ровное место.

Он провел ладонью по скользкому льну скатерти.

– Я выбрала вас, – повторила Ксения.

Упрямая! Эх, если б вместо эмок возле подъезда «Праги» сейчас стоял Ил-2 – новенький штурмовик! Эх, разбежался он бы сейчас по колдобинам Арбата, взмыл бы над кремлевскими звездами! А потом – хоть «на губу», хоть в не столь отдаленные места, только бы подальше от этой доброй души. Хоть бы заплакала! Хоть бы закричала, ударила б его, что ли!

– Я не виноват. Так получилось. Хочешь ещё шипучки?

Она отрицательно помотала головой. Зачем-то спросила виновато:

– Вы проводите меня? В последний раз.

– Куда? – растерялся Тимофей.

– В последний раз, до Нагорного поселка.

– Я занят сейчас…

Тимофей уже увидел Веру. На ней были не обычные китель и узкая юбка. Она надела синее с белым воротником платье, высокая прическа, прямая осанка – цивильный наряд шел ей ничуть не меньше, чем офицерская форма. Она несла себя между столиками. Анатолий Афиногенович, его незаметная жена, Генка Наметов, метрдотель на присогнутых, длинных, как у кулика, ногах сопровождал компанию к столику Тимофея. Генка и Анатолий вертели головами. Конечно, его, Тимофея, ищут! Вера смотрела прямо перед собой с легкой улыбкой, прислушиваясь к заискивающим речам метрдотеля, и не было в плотно заполненном публикой зале «Праги» мужчины, который не засмотрелся бы на неё. Тимофей вскочил.

– Извини, – торопливо проговорил он. – Я знакомых увидел. Летчики из нашего полка. Мне надо переговорить с ней, с ними о… Ну, всякие служебные дела…

Вера встретила его холодновато, но пожатие её оказалось сердечным, щека шелкова, а волосы пахли новомодными духами. Голова Тимофея пошла кругом. Скуки как не бывало. Вернувшись к столику, он и не заметил, что Ксения исчезла.

Генка и Анатолий смеялись, игристое вино выплескивалось из узкого горлышка пенным потоком. Вера морщила тонкий нос с притворной брезгливостью.

– Я видела подругу Клавы, – проговорила она. – Девочка сама не своя. Что ты сделал с ней?

Последний раз их взгляды столкнулись у входа в ресторан, когда Тимофей уже запрыгнул на переднье сиденье кабриолета. Он завел мотор, включил передачу.

– Погоди! – горячая ладонь Веры коснулась его руки. – Анатолий ещё не приземлился.

Ярко освещенная площадка перед входом в «Прагу» пестрела вычурными нарядами. Веселые люди входили и выходили через вращающиеся стеклянные двери. На мостовой газовали авто. Звуки джаз-банда аккомпанировали смеху беспечных посетителей этого шикарного места. Ксения стояла неподалеку от входа в ресторан, с застенчивым любопытством рассматривая их компанию. Тимофей нечаянно наткнулся на её взгляд и отвел глаза. Анатолия Афиногеновича всё не было. Минуты тянулись мучительно долго. Тимофей знал – девушка смотрит на него. Наконец рессоры кабриолета просели под тучным телом штурмана.

– Теперь можно ехать! – скомандовала Вера. – Ну что же ты, Ильин? Жми на газ!

Тимофей снова глянул на Ксению. Всё верно. Смотрит. Что это – жалость? Внезапно возникшая никчемная привязанность?

– Мы часто попадаем в плен своих чувств, иллюзий, заблуждений, – внезапно произнесла Вера. – Порой всю жизнь проводим в плену. Скоро начнется война. Она всё расставит по местам. Разрушит иллюзии, уничтожит ненужные привязанности.

– Ну да, – отозвался Тимофей, заводя мотор. – Лучше смерть, чем жизнь в плену.

– Я бы не сдался в плен. – Анатолий, как обычно, принял точку зрения своего командира. – Покончил бы с собой. Застрелился бы.

– А я бы бежал, – вставил своё Генка. – Из плена можно бежать, если задаться такой целью.

– В любом случае убивать себя не стоит, – проговорила Вера. – А девушку надо подвезти.

– Какую девушку? – Тимофей положил руку ей на колено.

– Твою. – Вера улыбалась, но глаза её сочились гневом.

– Действительно! Что же, мы так и оставим Ксению? – спохватился Генка. – Эх, ребята, придется потесниться.

Он выскочил из кабриолета и, не слушая возражений, усадил сестрину подругу между собой и женой Анатолия.

Тимофей вел кабриолет осторожно. Тихо, стараясь не горячиться, обсуждал с Генкой судьбу белого кабриолета. Анатолия с супругой высадили в Замосворечье. Там в домике с мезонином, в небольшой квартирке на первом этаже, жила родная тетка Анатолия Афиногеновича. Там уже которую неделю квартировали, бузили, порушив старушечий покой, однополчане капитана Ильина. Вера дремала на переднем сиденье. Ксения рассматривала совсем светлую в начале лета московскую ночь. Генка трещал без умолку. Их путь лежал по Загородному шоссе в Нагорный поселок. Тимофей, в полуха прислушиваясь к речам Наметова, размышлял о главном. Под каким предлогом задержаться в наметовской квартире? Так хотелось провести эту ночку вместе с Верой! Но ведь там и Клава, и Генкины родители, и он сам, неотвязный.

Когда в небесах над дорогой воздвиглась освещенная огнями труба кирпичного завода, Ксения оживилась:

– Меня скоро нужно будет высадить, – пролепетала она.

– Не дури! – возразил Генка. – Тимка, надо пересечь железную дорогу. Там есть мостик.

– Я знаю, – отозвался Ильин.

– Мы довезем тебя до дома, милая, – заверил Генка Ксению.

Тимофей глянул на Веру. Дремлет. Где же дом девчонки? Как-то он сумел опознать домик Сидоровых: по крашеному ли голубой краской штакетнику, по огромному ли кусту жасмина, благоухающему возле калитки. Тимофей остановил автомобиль точно возле почтового ящика. Ксения выскочила наружу.

– Вот спасибо! – она устало улыбнулась. – Спокойной ночи.

– Проводи девушку до двери, изверг, – прошипел Генка в ухо Тимофею.

Пришлось повиноваться. Он зашли во двор. Ветви отцветающей сирени скрыли их от нескромных взглядов. Ксения завернула за угол дома, остановилась возле обитой дерматином двери, ведущей в сени.

– Последний поцелуй? – улыбнулся Тимофей.

– Последний? – эхом отозвалась она.

Смутные, неясные, болезненные воспоминания навалились на Тимофея. Зачем он приходил в этот дом? Натворил дурного? Набедокурил нечаянно? Надо же теперь как-то по-хорошему расстаться. Надо оставить девушку без обиды в сердце. Он прижал Ксению к себе. Стало ещё хуже. Тимофея смутило её страстное желание раствориться в его объятиях, слиться. Нет уж! Так совсем нечестно. Он хотел отстраниться, но она не отпускала его. Так они стояли, подперев телами дверь, ведущую в сени. Стояли минуту, другую до тех пор, пока дверь с силой не распахнулась. Ксения отпрянула, потирая ушибленное плечо. Тимофей, повинуясь непререкаемому инстинкту, ударил ладонью по полотну двери. Та прикрылась, но лишь на миг.

– Не надо! – взмолилась Ксения. – Я прошу вас, не надо больше!

Тимофей отступил, а из-за двери вышел старик. Он тяжело ступал, опухшие ноги едва держали его. Тело старика подпирала сучковатая клюка. Из-под бабьего платка, прикрывавшего его голову, выбивались седые пряди. Дед пах дешевой махрой и ещё чем-то сладким, неведомым. Тимофей потянул носом.

– Конфетами эдакое рыло кормите? Ирисками?

– Здравствуй, гордый человек. – Старик, кряхтя, поклонился.

Из-за ветвей сирени вякнул клаксоном кабриолет.

– Ещё минута! – крикнул Тимофей в темноту. – Мне тут надо… проститься.

И, посмотрев на деда, добавил:

– Уйди, а? Я с девушкой только прощусь.

– Прежде чем трогать её, скажи, кто ты и откуда. Чей?

– Ничей! – Тимофей сплюнул. – Ты уж прости меня, старик. Девушка ждет. Мне надо закончить тут…

Дед ухмыльнулся.

– Нет, ты мне скажешь, кто ты и откуда! – прошамкал беззубый рот. Нет, не ел старый хрыч ирисок. Нечем ему.

– Это Тимофей Ильин, дяденька, – пролепетала Ксения. – Он летчик, орденоносец, герой.

– Антихрист он, – прошамкал дед. – Мерзкий, злой антихрист. И ты опоганилась им, детка. Теперь его грязь и на тебе тоже.

– Слушай, – всполошился Тимофей. – Не тебе ли, лишенец, я пару недель назад в морду сунул?

– Мне. Большая честь!

– Ну так получи ещё!

Тимофей для острастки ударил ногой по клюке. Та с деревянным стуком ударилась о стену дома и упала на землю. Тело деда скрючилось, он хватал рукой воздух в тщетных поисках опоры. Старик опускался на колени медленно, с тихим жалобным стоном. Тимофей почувствовал, как тонкие пальчики Ксении вцепились в его плечо.