Кирилл Шатилов - Зимняя жара. Реальное фэнтези – Том III – Ложная правда Страница 8

– Что тебе надо?

– Это я хотел спросить тебя: зачем мы вам понадобились?

– Спи.

– Что ты заладил! Вы спасли нас, но зачем?

– Приняли за других.

– Что?!

– … но пожалели и решили показать свом. Им решать.

– Кому? Твоему Гелу? Что он за человек? Что ему нужно?

– Нужно, нужно, нужно… спи.

– Сам спи! Как там Пенни?

– Бокинфал… где мы?

Это её голос! Она очнулась! Она жива!

– Пенни, как ты?!

– Мы умерли?

– Ещё нет. Нас спасли. Дикари. – Он осёкся на не слишком уместном сейчас слове. – Шеважа. Мы в Пограничье. Не волнуйся, теперь всё будет хорошо.

– А что стало с теми… с Кадмоном, Анорой и… остальными?

– Была настоящая резня. И пожар. Я их не видел. Но точно знаю, что их мать убита. Ты помнишь, что произошло?

– Смутно. Помню холод. Я думала, тебя зарубили во дворе перед баней.

– Так оно и было. Почти. Сима натравил на меня своих псов.

– А его ты видел? Он мёртв?

– Не знаю. Эти шеважа перестреляли и перерезали всех, кто был на поминках. На самом деле это были никакие не поминки, а обычное жертвоприношение. Йедда хотела тебя заколоть.

– Йедда?

– Ты забыла? Она уже нож занесла. Когда кто-то из этих ребят решил проверить прочность её шеи. А я мог только смотреть и орать…

– Ты ни в чём не виноват. Это всё из-за меня. Но я не ожидала, что Сима…

– Не из-за тебя. И даже не из-за него. У меня тут было время подумать, и я пришёл к выводу, что Кадмон пригласил нас специально для этого. Либо он, либо его Анора почувствовали, что ты ещё девушка…

– Ты о чём?

– Я слышал про подобные жертвоприношения. Они любят использовать невинных девушек. Ты не обязана отвечать.

– У меня никого не было, – помолчав, призналась Пенни. – Но они ведь не могли этого знать.

– Вот я и говорю, что они как-то почувствовали. – Голос Бокинфала прозвучал почти радостно. – Они все оказались ибри. Как и предрекал Ахим. Неужели это он и называл твоим «подвигом»? Надеюсь, он тоже не догадывался о том, зачем нас пригласили. Потому что в противном случае, я не посмотрю на его преклонный возраст. Он жил при них, он не мог не знать их привычек. Если мы выкарабкаемся…

– Как ты?

– Что?

– Ты как? Тебя сильно ранили?

– Сойдёт. Эти шеважа, прежде чем снова меня связать, наложили на меня какие-то свои снадобья, так что сейчас мне больше всего хочется только сходить по нужде.

– Ты связан?

– А ты нет?

– Нет. На мне какие-то тёплые камни, меня спеленали, но при желании я могу высвободиться.

– Не нужно. Лежи и отдыхай. Тем более что нас тут кое-кто неплохо понимает.

– Кто? Ты о чём?

– Гури!

Он никогда не думал, что вабоны такие болтуны. Трещат, как будто не виделись с прошлой зимы.

– Чего тебе?

– Вот слышишь! Его зовут Гури. Он их предводитель и умеет разговаривать.

– Ты хотел сказать, умеет разговаривать на двух языках, Бок, – поправил тот пленника.

– Вот именно. Кстати, Пенни, у вас там в Обители случаем не изучают язык шеважа?

Она ответила молчанием. Да и что она могла сказать, ошарашенная услышанным. Их спасли от неминуемой смерти те, кого меньше всего можно было заподозрить в сочувствии. Спасли, чтобы снова взять в плен, предварительно вернув к жизни. Их не бросили в снегу, их несут на руках. И их понимают!

– Пенни, ты где?

– Нет, не изучают… Гури, мы вам очень благодарны!

Только этого ещё не хватало! У девчонки соблазнительное тело и приятный голосок, и она ко всему прочему, похоже, совсем не боится. Если бы его самого сцапали илюли и тащили вот так же через Вайла’тун, он бы запросто наложил в штаны. А она, видите ли, благодарна! И не спрашивает, куда их несут и зачем. Представляю, сколько ей пришлось натерпеться, чтобы теперь просто радоваться жизни!

– Гури, мы ваши пленники?

И она туда же!

– Да.

Молчание. Только хруст снега да тяжёлое дыхание носильщиков. Надо бы ещё прибавить ходу.

– Откуда вы знаете наш язык?

– Моя мать – из ваших.

Сказал и сам не поверил, что сказал. Этого никто, кроме него, не знает и знать не должен. Соплеменники, идущие рядом, не поняли, конечно, но покосились неодобрительно. Одного непонятного им, Гела, они стерпят, а вот двое – это уже слишком для них. Особенно ухо востро нужно держать с Хоком, который не притрагивается к носилкам и идёт впереди. Когда-то они были друзьями. Но потом подросла Кеита, дочь Шагра, и Хок влюбился в неё. Её отец был очень влиятельным воином Тикали. Он пользовался расположением Того, У Кого Нет Имени, или как теперь его всё чаще называли, Немирда. И надо же было так случиться, что вместо того, чтобы ответить Хоку тем же, Кеита взяла и прониклась чувством к нему, Гури. Вероятно, именно потому, что он считал себя уже стариком, и не замечал её. У него когда-то были жена и дочь, но вабоны убили их во время одного из своих налётов, и он с той поры зарёкся заводить новую семью. Хок делился с ним переживаниями насчёт Кеиты, спрашивал дружеского совета, страдал, а она сперва играла с ним, потчевала обещаниями и в итоге бросила. Ради Гури. Который не стал делать из этого тайну от Хока и приобрёл в его лице скрытого врага. А как иначе? Кеита была молодой и страстной. Она не помнила его жены. Ей всё было внове. В конце концов, он сдался и подарил ей ребёнка. Который родился в первый день этой зимы. Шагра давно нет. Немирда тоже. Хок постарел, но едва ли Кеита отпустила его сердце. Он ходит с Гури с одной стае, сражается так же зло и отчаянно, как и все, но молчит. Он ничего не забыл. И наверняка при случае пожалуется Гелу, что Гури слишком много проводит времени с пленниками.

– Как её зовут?

– Кого?

– Вы сказали, у вас есть мать.

– Да. Элета.

– Красивое имя. А как бы оно звучало на вашем языке?

– «Добрая»? Лити. – Носильщики подозрительно оглянулись на него, мол, кого это ты доброй назвал.

– Похоже.

– Слишком коротко, – донеслось из носилок Бокинфала.

– Мы любим короткие слова. Мы мало говорим.

– Дайте-ка угадаю! Если вас зовут Гури, то на нашем языке вы звались бы как? Эгори?

– Лежите и спите. Вам нужно набираться сил. Мы не будем всегда вас носить.

По его напряжённому голосу Пенни уловила, что он в самом деле не расположен разговаривать. Она больно уж обрадовалась своему воскрешению и тому, что отчаяние на кресте, когда хотелось поскорее умереть от холода и позора, сменилось надеждой на избавление. Лес был неприветлив, голоса тихо переговаривавшихся между собой дикарей звучали грубо, загадочный Гури увиливал от вопросов, однако то была упоительная передышка, и о будущем не хотелось думать.

Некоторое время она молча лежала, прислушиваясь к своему телу. От мороза по-прежнему болели пальцы на руках и ногах, грудь иногда что-то сжимало, и она заходилась коротким лающим кашлем, от которого на глаза наворачивались слёзы, однако всё это было наживным и поправимым по сравнению с тем, что могло бы случиться, не подоспей дикари. По её просьбе Бокинфал тихонько описал последние события в том страшном поместье, опустив, вероятно, некоторые подробности. Во всяком случае, теперь она знала, что Йедда была там главной, и что её больше нет. Как нет и поместья, сожженного нападавшими. Сейчас об этом, должно быть, уже знает весь Вайла’тун. Как говорится, дыма без огня не бывает. Если Руна благополучно вернулась в замок после переговоров и не обнаружила Пенни на месте, ей наверняка сообщили о том, куда отправилась её послушница. Теперь она либо сходит с ума среди трупов на пепелище, либо уже спешит по подземелью обратно в Обитель, чтобы посовещаться с Корлис и решить, как сказать об этом бабушке. Надежда лишь на то, что Радэлла снова положится на свои ощущения и будет терпеливо ждать внучку обратно, раз её тело среди погибших так и не найдено. Она упрямая, ничего не берёт на веру. В смерть сына, отца Пенни, она поверила лишь тогда, когда дождалась возвращения отправившейся на ту заставу смены и получила в безспорное доказательство его разорванную стрелами и окровавленную рубаху, которую когда-то сама ему шила.

Вспомнив бабушку, её доброе лицо и мягкие, сильные руки, Пенни всплакнула, но слёзы быстро замерзали и холодили щеки, так что она поспешила отогнать грустные мысли прочь, окликнула Гури и, смущаясь, призналась, что ей очень нужен короткий привал. Бокинфал, до сих пор сдерживавшийся, горячо поддержал её. Гури не сразу понял, о чём она просит, а когда сообразил, долго размышлял, однако, в конце концов, что-то сказал своим людям, и те, дойдя до укромной поляны, неохотно остановились. Обе пары носилок прислонили к упавшему стволу сосны, что позволило пленникам впервые за долгое время сесть и увидеть не только небо, но и друг друга. Пенни показалась Бокинфалу очень бледной и измождённой, о чём он, разумеется, промолчал. Она же вслух ужаснулась его шрамам, один из которых запёкся прямо на левой щеке.