Андрей Неклюдов - Нефритовые сны (сборник) Страница 8

А между тем по сути своей, мне кажется, я всегда стремился не к разнообразию и количеству женщин, а к проникновению в те неизведанные тайные глубины, что заключены в любой из них. В любой ли? Или все-таки в лучшей? В той, что создана для высшего полета?

Лист XV

Случалось, будто в насмешку, действительность подсовывала мне полнейшую противоположность того, к чему я столь фанатично стремился.

Курсе на втором, кажется, меня пригласил на вечеринку один знакомый.

Чем-то он походил на меня: губастый, с вечно взъерошенной шевелюрой и сексуально напряженным, немного безумным взглядом. Серж (так все его звали) обитал в двухкомнатной квартире вместе со своим папой. Куда подевалась мама, я как-то не поинтересовался. Папу до этого я видел всего раза два и оба раза – в одном и том же положении – раскинувшимся раздольно и неподвижно на широченном диване перед включенным телевизором.

По пятницам и субботам Серж вдвоем со своим соседом по дому Тимофеем, который был раза в полтора его старше и вдобавок женат, подкатывали на подержанном «Вольво» к ближайшему ДК, откуда доносился гул дискотеки. Там, с терпеливостью опытных ловцов, они дожидались своего часа. Танцевать самим оба считали глупой тратой времени.

Как только разгоряченная толпа многоцветным потоком начинала низвергаться по ступенькам на улицу, друзья приоткрывали дверцу автомобиля, словно мышеловки, и через короткое время две-три мышки непременно оказывались внутри (“С пылу, с жару”, как любил говорить Тимофей). Дверца тотчас плотоядно захлопывалась.

Папу в такие дни заблаговременно спроваживали к бабушке (папиной маме).

По словам Сержа, девочки в последнее время попадались им тройками (поэтому-то они и включили в свой трудовой коллектив меня). Однако в тот памятный мне вечер в расставленные нами силки угодили не две и не три, а сразу четыре пленницы. Пришлось усаживать их на колени (благо, активность дорожной инспекции к этому времени снизилась).

…Гостьи вступили в квартиру шумно, по-свойски, как будто бывали тут уже тысячу раз.

– Давайте, девочки, знакомиться, – привычно взял на себя инициативу Тимофей.

Те без обиняков называли себя, подсказывая:

– Легко запомнить: две брюнетки – Наташи, две блондинки – Марина и Алёна.

– Тапочек на всех не хватит, – предупредил Серж.

– Фигня! У нас с собой туфли, – зашуршали гостьи пакетами.

Я с любопытством присматривался к ним. Мне встречались и до этого раскрепощенные девицы (и в их раскрепощенности был свой шарм), но пожалуй все же не настолько. Эти превзошли все мои ожидания.

Через какое-то время они уже находились повсюду – и в ванной у зеркала, и на диване перед телевизором вместо папы Сержа, и на балконе (маячит огонек сигареты), и в кухне (“Я хочу пить!”). И повсюду обнаруживались их сумочки и пакеты – небрежно брошенные, часто с вываленным наружу содержимым (пачка сигарет, губная помада, расческа, жвачки и тому подобная забавная дребедень). На подоконнике – чьи-то заколки, на стуле – шарфик, на кухонном столе – клипсы и зеркальце.

Всем им, как выяснилось, было по шестнадцать лет, лишь высокой темненькой Наташе – четырнадцать.

– Сейчас девочки сообразят закуску, – управлял ходом событий Тимофей.

Серж извлек из холодильника сосиски, кетчуп, майонез (“Папаша, подлец, полбанки сожрал!”). На столе уже красовалась бутылка водки, две баночки пива, стопки.

Чистя картошку, приятельницы беспрерывно галдели, переругивались, точно нас тут и не было.

– Ты, кобыла траханная, не п…ди!

– …Менты – педерасты…

– Заткнись. Они нормальные мужики.

– Вспомни, как нас замели!

– …Вот мы вчера угорали! Химки курнули – и в церковь приперлись. Вот прикол! Бабки на нас шепчутся, и какой-то парень молодой: “Нельзя, грех!”, а мы от этого еще круче угораем!..

Между тем Тимофей не дремал, и всему был определен свой срок и черед. Пока красотки болтают, ссорятся, он, знай, подливает им водочки:

– Давайте, девочки, выпейте.

– А ты?

– А я уже.

На самом же деле, как я заметил, пил он только чай или воду.

– Ну что, девочки? Подкрепились, пора и потанцевать – потрясти телом, показать молодой задор, так сказать.

Серж уже включил мощнейшую аппаратуру, которой позавидовала бы любая дискотека. Крепенькая черненькая Наташа, вихляясь под музыку, стянула с себя кофточку:

– Стриптиз устроим? Я без лифчика.

Молодые, торчком стоящие груди лишь слегка колыхались в такт ее прыжкам, и я с нескрываемым удовольствием поглядывал на них.

– Я лифчик снимать не буду! – заявила высокая, с длинными светлыми волосами Марина.

– А юбку?! – выкрикнула подруга. – Снимай юбку!

Юбка полетела на диван, и это мне тоже понравилось.

– И вы снимайте что-нибудь! – потребовала Наташа у меня и Сержа.

Назревает оргия, мысленно констатировал я, расстегивая рубашку.

Серж для большего накала эмоций включил видеомагнитофон со вставленным в него порнофильмом.

– Фу, гадость. Ненавижу! – сердито фыркнула Марина.

– Нормальный секс! Не врубаешься, дура! – возразила Наташа-плясунья.

– Теоретическая подготовка, – рассудительно добавил Тимофей.

Серж танцевал уже в одних плавках, прижавшись сзади к Наташе, пропустив руки ей подмышки. Движения у них получались на удивление слаженные, как будто они заранее их отработали.

Лист XVI

Пока вчетвером танцевали, остальных двух девчонок Тимофей отправил в ванную, где, как я успел обратить внимание, висело одно единственное, хотя и большущее, махровое полотенце. В промежутках между оргиями им, очевидно, вытирался папа. Мылись девочки ради быстроты сразу по две.

– Ты какую выбираешь? – вытолкав меня из зала в прихожую, прокричал на ухо Серж.

Вопрос застал меня врасплох. Я полагал, что пары сложатся сами собой, по взаимной симпатии и влечению, но тут было заведено иначе.

Через отворенную дверь кухни я видел сидящую за столом томную сероглазую Марину. После душа она была в затертом “папином халате”, накинутом (это чувствовалось) прямо на голое тело.

– Я бы предпочел Марину, – проговорил я нетвердо. – Если, конечно, она не против и вы с Тимофеем на нее не претендуете…

– Отлично! – обрадовался приятель и повлек меня в кухню. – Ты, значит, с Мариной, Тимоха – с Алёной, а я еще не решил – Наташу или вторую Наташу. Скорее всего, старшую.

– Ну что, девочки?! – голосом массовика-затейника возопил в это время Тимофей. – Искупались, чайку попили!..

– Сиськи помыли, – вставила Алена.

– Алёна! – выразительно уставилась на подругу Марина. – Притормаживай.

– А что? Она называет вещи своими именами, – поддержал Алену Тимофей. – Ну что, пора и за дело.

Сам он уже приволок на кухню матрац, отечески склонился надо мной (я уже сидел подле Марины):

– Ну, вы с Маришей – в маленькой комнате… Отдыхайте. Серж в зале, а я здесь.

– А четвертая подруга? – шепотом спросил я, скосив глаза на высокую худенькую Наташу.

– Это не твоя забота. Пока у меня тут посидит. Я разберусь.

Марина оцепенела над чашкой кофе, отчего-то внезапно загрустив (или опьянев). Серж снова потащил меня в прихожую и сердито зашипел:

– Что ты тянешь? Хватай свою и утаскивай!

Я вернулся в кухню, чувствуя себя чужеземцем, смущенным незнанием местного языка и обычаев. Если бы я произнес давно ставшую мне привычной тираду, обычно произносимую в подобных (лишь формально подобных) ситуациях, что-нибудь типа “О, ты чудесная! Очаровательная. Не надо грустить, моя крошка. Улыбнись мне. Ведь ты чудо! Иди же ко мне, мое чудо, не бойся…” и тому подобное – то здесь бы эти слова прозвучали, как иностранная речь. Все же я подсел к ней снова и, погладив по руке, шепнул в розоватое ушко как можно ласковее: «Мариночка, не надо грустить. Скажи лишь, и я сделаю все, чтоб тебе было хорошо».

Она взглянула на меня удивленно и продолжала сидеть. Серж тем временем больно ущипнул меня за плечо. Тогда я поднялся и, подстраиваясь под заведенные здесь манеры, бросил небрежно с качком головы:

– Пойдем, что ли?

Девушка тотчас же послушно встала и отправилась впереди меня в комнату, где был уже разложен диван и заботливо оставлена на нем Сержем упаковка презервативов. Здесь моя избранница столь же покорно легла и распахнула на себе халат.

На мгновение я застыл над ней, чувствуя себя обкраденным. Весь не менее сладостный процесс переглядываний, перешептываний, касаний, многозначительных слов, короче, весь процесс обольщения был у меня отъят, и мне сразу предлагался эпилог.

Какое-то время я сидел рядом, поглаживая ее молодое, гладкое, словно выполненное из прохладной пластмассы, тело, геометрически правильные полусферы грудей с крохотными смешными сосочками (так вот почему она отказывалась снять бюстгальтер!). Это тело своей идеальностью вызывало ассоциации с известной куклой Барби и казалось ненатуральным.