Александр Интелл - Пиксельный Страница 8

Я продвигаюсь дальше, и до меня доносятся знакомые звуки. Я уже знаю, что впереди меня ждут гоблины.

Так и случается. Мне приходится воевать с дюжиной маленьких, но довольно проворных существ, которые при всей своей старательности, не напугают. И хотя им по силам заставить тебя по нескольку раз перезагрузиться, если угодишь в окружение из нескольких супостатов, все же больших проблем не доставляют. Достаточно их выманивать по-одному или по двое, и дело в шляпе.

Они бойкие, юркие, бегают за тобой на всех парах, постоянно издают нелепые звуки и смешно бьют оружием о землю; драться с ними довольно забавно, но нельзя терять бдительность. Вот отвлечешься, оббежит тебя один такой барабашка, да как начнет колотить со всей прыти, что опомниться не успеешь.

Когда последний гоблин проревел и упал навзничь, я убрал меч и принялся собирать разбросанные в округе зелья и свитки заклинаний – эти бойкие доходяги, по всей видимости, совсем недавно натащили сюда добра, и в сундук даже не подумали убрать: там не оказалось ничего ценного, кроме пары золотых и грибов. Хотя, чего с них взять?

Идти в ночь по тропе жутко не хочется. Я остаюсь спать в пещере, используя нехитрые постели гоблинов, сооруженные прямо на земле. Они оказываются мне впору.

А как иначе?

Рядом с постелями ровно горит огонь, бездымный и безкопотный. Он согревает, не дает засыреть вещам. Так и горит, никем не поддерживаемый.

Я усаживаюсь на постель и принимаюсь думать о Лене. В памяти всплывает сегодняшняя встреча.

Жаль, что я сорвался. Назвал ее так гадко, наорал. Нужно было иначе. Только как? И с другой стороны, в чем я не прав? Она определенно превратилась в идиотку. Эмо-идиотку. Без жизненных принципов, целей, планов на будущее.

Что будет с ней дальше? Я ведь не могу просто сидеть и смотреть, а она говорит: так и делай. Ну не могу я, не чужой она мне человек, друга я не брошу.

Еще это «изнасилование»! Если скажет матери… Ох, лучше б не думать. Я тогда точно ничего не смогу поделать с этой эмочкой.

Огонь горит и не хрустит: и намека на оторвавшийся уголек не даст. Как газ зажгли, или… или запустили бенчмарк. Ровный такой, немой огонь, но все же сносно нарисованный.

А может… зря я?

В самом деле: ну гуляет она с безмозглыми подружками, одевается как крашеный олень, слушает чертову музыку, использует сленг как у умалишенных. Не конец же света!

Многие через что-то подобное проходили, вырастали из этого состояния, набирались опыта в придачу. К тому же, у эмо нет идеологической составляющей. Одно название, за которым ничего не стоит. Смутная атрибутика, не более того. Еще пара лет, и она сама забудет обо всем. Кто-нибудь видел взрослых эмо?

Я внимательно смотрю на огонь, но он по-прежнему лишь безмолвно согревает: ни искорки подымет, ни треска даст, ни порыва – собеседник никудышный.

В других мирах, бывает, огонь походит на рвущегося непослушного коня, или на птицу, перья которой не тронешь. Он может и рассказать, если подольше в него поглядишь.

А этот – обогреватель.

Я ложусь на нехитрую постель, выбираю в появившемся меню, до какого времени спать, проходит секунда или меньше, и наступает утро.

Выйдя из пещеры, я вижу солнце, которое поднимается вдалеке над лесом, брызгает поверх крон и застилает сладким янтарный светом всю округу.

Тут и там слышатся отдаленные звуки, скоро возникающие и тут же затухающие. Где-то птичка чирикнет, где-то ветер щепочку погонет, где-то зверь неведанный гаркнет, или хрюкнет кто, рыкнет нехорошо: утро утром, а ты знай, остерегайся.

Я спускаюсь с гор и направляюсь дальше по тропинке, которая все также вьется и заводит путников то в одно место, то в другое, словно бы отводит от местоназначения, играет с тобой, и все новые приключения предлагает. А ты соглашаешься, и ни один скрытый путь не пропускаешь, и наслаждаешься окружающим, нарисованным миром.

* * *

Откупоренные виски наполовину пусты, PC вовсю жужжит, лихо крутя куллеры. Но уснуть я не могу.

Я встаю с постели и подхожу к окну.

Давит чернильная тьма. Фонари давно отключили, и она просочилась в каждый завиток на улице, в дома горожан, комнаты. Теперь мир изменился: наступила тишина.

В ней таятся загадочные образы и мысли, которые не увидишь при свете. Я люблю тишину. Чем меньше видишь, тем больше домысливаешь.

Можно бесконечно долго смотреть в пустую бездну, и видеть все. Стоит только открыться, и целые анимации потекут в сознание. Они, настигнут бодрствующих и спящих, глупых и умных, молодых и зрелых. Анимации пляшут в голове, не имея границ дозволенного.

И я знаю, что так будет до первого удара восходящей звезды. Золотые копья и стрелы вонзятся в плоть чернильной тьмы, и она распадется на рваные клочья. Тишина прекратится. Мир заиграет, люди зашуршат, засобираются, начнется новый день.

Я люблю жизнь под звездой, и в тишине. Что лучше: тот еще вопрос.

* * *

В Шашмире стоит душный полумрак: табачный дым ходит кораблями в воздухе, заливистый смех заполняет пространство, бокалы звенят трескуче, лица пятнами в полутьме мелькают.

Готы на месте. Их мерзко-ужасная компания все также бездельничает, глотая ведра водки и изредка закусывая. Они выглядят настолько омерзительно, что я ловлю себя на липкой мысли, словно бы и не готы они.

Может так себя позиционируют, а на самом деле – свара клошар бухающих. Свара, нацепившая на себя шутовские наряды и искусные побрякушки, фенички, разукрасившая тело белесой пудрой и прикрывшая колхозное, отвратно-отталкивающее нутро лоулайферов.

Я бы не стал так их поносить, если бы они не прикрывались. Они постоянно прикрываются, то диковинными одеждами, то бесплотными разговорами и бессмысленными идеями.

Ну например, готы обожают вести терки об одиночестве. Одиночество – это такая дефолтная фишка для повернутых субкультур. Ею жонглируют на каждом углу и врываются в первые попавшиеся уши.

Обожают рассказывать в слезах как одиноки, как мир жесток. Ути-ути! Только избавиться от одиночества не спешат. Получают кайф от самобичевания, припрятывая весомый аргумент в запасе. Так проще жить: ничего не делать, ни к чем не стремиться, но винить во всем окружающих; на любое «почему» всегда отвечать «потому что одинок».

Q: Почему не устроился на работу, не занялся делом?

A: Я одинок, у меня никого нет, никто не поддерживает.

Q: Почему не сходил в магазин, не убрал квартиру, не выгулял собаку?

A: Я одинок, некому мне помочь.

Q: Почему не убрал тарелку за собой, не смыл в туалете, наплевал возле подъезда, а зайдя внутрь еще и нагадил?

A: Я одинок и… и вообще у меня депрессия, ничего не могу делать и пошли все к черту!

Бездействие, нежелание что-то изменить в своей жизни. Только сидеть и страдать. Почему? Для чего? Зачем так жить? Да просто нравится! Нравится ничего не делать, отключить мозги и страдать: «Я одинокий, несчастный, никто не понимает, некому помочь.

О! Есть такие же, как я? Ну значит, вместе будем страдать! Вместе веселее! И пусть нас много, мы общаемся, гуляем, нажираемся до поросячьего визга и вдоволь веселимся – все равно будем одиноки и несчастны. Только давайте никому об этом не скажем, а то если узнают – заставят учиться, или, ойой, работать!»

Короче, все готы неудачники. Страшные неудачники, лоулайферы и клошары. В прямом и переносном смысле. Им это нравится, менять ничего не будут. Продолжат сидеть на шее родителей и общества, ныть о несправедливом, жестоком мире. Пора принять закон об их поголовном уничтожении, или хотя бы пожизненном заключении в тюрьму.

Пусть сидят в тюремных камерах, депрессируют сколько влезет. Другого не умеют. Работать не нужно, обязанностей нет, непонимающих людей рядом тоже нет (кроме надзирателей), кормят, поят – рай для гота; чувствовать жестокость и непонимание мира в полной мере. Я даже согласен платить за это налогами.

Вместо обычных надзирателей лучше нанимать пастухов из деревень (если такие остались), специализация идеальная; камеры устроить мрачные: свечи, гробики, уголок для плача. И что бы все в готичном стиле! Родители пусть приносят книги де Сада и косметику.

Эй, животные! Как такой расклад? А? Что, не хотите?

А, ну конечно, вам же надо шастать по улицам, жрать пиво и мочиться где взбредет! Вам, суки, самым отмороженным надо на кладбищах устраивать ритуалы, заниматься вандализмом!

Что? Не нравится? Что-то не так сказал?

Вы – скот. Бесполезный, вонючий скот. Только выпусти в город табун коров, начнут крушить и гадить, оставляя развороченные, пахнущие территории, на которых и сорняк пару лет не подымется.

Такие и вы. Стада животных, следующие за первичными инстинктами, оправдывающие себя одиночеством, злым миром, круглосуточной, вечной депрессией.

* * *

Я возвращаюсь под утро.

За окном тихо плачет дождь, смывая людские пороки. Где-то на асфальте они формируются в маленькие незаметные ручейки и небрежно растекаются. Их вдавливают в асфальт ботинки прохожих, автомобильные шины, и даже лапы бездомных животных желают показать свое презрение к людским грехам – настолько они отвратительны и мерзки, городские пороки.