Алиса Гаал - Бездна. Девушка. Мост из паутины. Книга вторая Страница 8

Вернувшись в комнату, она застает сидящую в кресле у окна Элену.

– Как твоя рана? – интересуется Вера.

– Нормально. Доктор Монрой назвал ее ювелирной работой. Шрам можно будет удалить лазером. Я даже не знаю, такое воспоминание… – с сарказмом говорит она. – А сама как? Мне поведали, что ночью ты учудила переполох.

– Мне, и правда, было неважно, – признается Вера. – Надеюсь, это уже позади.

– Тебе не мешает обработать следы нашей вечерней «беседы», – бросает она, изучив лицо Веры, и усмехается, – я велю принести мазь. Рука у меня тяжелая, но ты сама напросилась.

– Не надо об этом, – отстраненно произносит Вера.

– Надо, – холодно возражает Элена. – Как долго ты подслушивала?

– Я знаю о том, что мы объявлены погибшими… – признается она.

– Ты соображаешь, что могло случиться, обнаружь тебя Москито десятью минутами ранее?! – Вера молчит. – Бэмби, – вздыхает Элена, – это очень странно: с одной стороны, тебя судьба колотит нещадно, с другой, спасает в самый последний момент.

– Что меня ждет? – спрашивает Вера, понизив голос.

– Никто не знает, что ждет за поворотом, есть лишь иллюзия предсказуемого завтра… – театрально проговаривает Элена и серьезным тоном продолжает: – Пока ты останешься в этом доме. Тебе очень повезло попасть под опеку его владельца.

– Кто он? – за напускным равнодушием угадывается плохо замаскированное любопытство.

– Человек, который пожалел тебя настолько, чтобы спасти, – улыбается Элена. – Так что веди себя примерно и не думай создавать проблемы. Если хочешь остаться в живых. Он очень великодушен, пока его не разочаровывают. В твоих интересах продолжать пробуждать в нем великодушие, а не… – Она на секунду замолкает и с уверенностью заключает: – Думаю, ты достаточно умна, чтобы правильно прочесть ситуацию.

– Я не совсем понимаю… – растерянно произнесенные слова. Произнесенные сдавленно, очень тихо.

– Ты не можешь уйти, – Элена пристально смотрит ей в глаза, – это ты уже знаешь. Любая попытка связаться с кем-либо вне этого дома или покинуть его стены, будет стоит тебе очень дорого.

– Но почему бы вам не отпустить меня? – безрассудно, отчаянно просит Вера. – Вы можете переправить меня в любую точку мира, никто и не узнает, что я была здесь. Я что-нибудь придумаю… ну, например, мне удалось выбраться из здания, убежать… а потом добраться до аэропорта и пробраться в грузовой самолет…

– Бэмби, что за детский лепет… – насмешливо произносит Элена. – Прекращай! Это невозможно!!! – отрезвляет ее металлический голос.

– Я ведь была свободна… – обрывает ее Вера, немигающим взглядом глядя в окно, туда, где облака сливаются с холмами. – Десять часов я была свободна, я почти вернулась домой… лишиться свободы во второй раз не менее жутко, чем в первый, возможно, даже более… – Она оборачивается к Элене и, пристально глядя ей в глаза, произносит медленно, со страхом, тоской, отчаянием: – Ты можешь себе представить, каково это: обрести свободу, чтобы десять часов спустя узнать, что ты опять все потеряла?!

– Я знаю, что такое терять все… терять все и мечтать о смерти… – ее лицо каменеет, подобно маске, и на Веру устремляются горящие изумрудные глаза. – Пока ты цепляешься за жизнь, не потеряно то, чего уже не отыскать.

– Возможно, ты права… – задумчиво произносит Вера, ошеломленно наблюдая за тем, как лицо собеседницы вновь принимает бесстрастное выражение. – Прости, я не хотела…

– Я все понимаю, Бэмби… понимаю, что на тебя обрушился кошмар, из которого ты вырвалась на секунду лишь для того, чтобы обнаружить новый кошмар… – Застыв, Вера смотрит на нее, боясь пошевелиться: подобной нежности в этом голосе она не могла и представить. Кажется, этот голос принадлежит другой женщине или напротив возрождает ту, которая жила в ней или продолжает жить, отдалившись от нее нынешней. – Ты не заслужила подобного, ты не выбирала, но что поделать – судьба точнее пули, и никогда не знаешь, когда и где она тебя подкараулит… Поверь мне: то, что произошло – наилучший вариант из возможных, учитывая обстоятельства, разумеется.

– Ты скоро уедешь? – потерянно уточняет она. Элена кивает. – Мы еще увидимся?

– Конечно, – в голосе искренняя теплота. Похоже она пытается ее утешить. – Меня будут посвящать в твои дела. Обещаю звонить, а иногда приезжать в гости.

– А ты не можешь взять меня с собой? – не то просьба, не то вопрос, ответ на который она ждет с обескураживающей надеждой. Элена отрицательно качает головой. – Я ведь его совсем не знаю… – в голосе беспомощность.

– Не бойся, – улыбается Элена. – Он тебя не обидит. Но ты должна понимать: есть правила, которые не обсуждают, им следуют – стоит тебе перешагнуть черту, ты подпишешь себе приговор. Собственными руками. Ты не оставишь ему выбора, понимаешь? Тогда и я ничем не смогу помочь тебе. Не испытывай судьбу, прошу тебя, не вздумай рисковать. Запомни: подобный риск сродни самоубийству.

– Значит, у меня нет будущего, – глухо произносит Вера. – Ни-ка-ко-го.

– Этого ты знать не можешь, – вздыхает Элена. – Посмотри на ситуацию с другой стороны: твои шансы на свободу во Вьетнаме были практически равны нолю. Ты избежала расстрела, а условия здесь несравнимы с тюремными. В любом случае твое положение улучшилось.

– Но там у меня была хоть какая-то защита…

– Неужели? – она вскидывает брови. – Ты забыла, что сделал зверек с твоей подругой? А сколько раз на тебя поднимали руку? – Вера мрачнеет. – Ты бы загнулась в тех условиях, сама видишь, в каком ты состоянии. Здесь к тебе будут хорошо относиться, ты ни в чем не будешь нуждаться. Бэмби, животные в сафари живут порой не хуже, чем на свободе, это тебе не ненавистный зверинец и не клетки, которые ты мечтала открыть…

– Сафари… – задумчиво произносит Вера, – имитация свободы.

– Ну да, – улыбается Элена. – Будущее есть лишь планы и иллюзии. Живи настоящим. Все не так плохо, могло быть гораздо хуже.

– Ты права, – соглашается Вера. – Я должна выздороветь. На этом и попробую сконцентрироваться.

– Молодец! – хвалит Элена.

– Ты бы не могла принести мне ножницы?

– Это еще зачем? – в голосе недоумение.

– Хочу состричь волосы, – спешит объяснить Вера. – Они мне мешают, слишком длинные, и, кажется, запах тюремного мыла смыть не удается… Говорят, состригая волосы, избавляешься от негатива.

– Чуть позже ко мне приедет мой мастер, я попрошу его заглянуть к тебе, – обещает Элена. – Вечером у меня ужин, необходимо хоть немного привести себя в порядок. Кстати, – спохватывается она, – я принесла тебе все необходимое на первые дни. – Оглянувшись, Вера обнаруживает пакеты с одеждой. – А теперь мне пора. Я прикажу Валентине принести тебе еду и антибиотики.

***

Этот разговор успокоил и ободрил Веру. Более всего нуждалась она в эти минуты в покое, пусть временном, пусть призрачном, покое, благодаря которому сможет собраться с силами и прийти в себя. Напряжение последних дней чуть спало, чудовищная головная боль отступила, страх сделал робкий шаг назад, и, оставшись в одиночестве, Вера попыталась объективно проанализировать случившееся: проще всего этим людям было убить ее, тем самым навсегда избавившись от проблемы. Но Элена не хотела прибегать к подобному решению, а Эридеро поддержал ее. «Быть может, он действительно пожалел меня, – думала Вера, – в таком случае ему не чужда человечность. И потом, с Эленой у них довольно близкие отношения, вряд ли он станет огорчать ее без крайней необходимости… Да и она не стала бы с таким уважением относиться к психопату и ничтожеству». Вера не могла не признать – в последние дни Элена не раз доказывала свое особое к ней отношение: вытащила сначала из тюрьмы, а затем из больницы, не бросила в Ханое, узнав, что она нарушила слово и предупредила Ким, не убила в Хартуме и пыталась спасти ее от логически напрашивающегося приговора. Не верить ее словам оснований не было: «Элена никогда не врала мне, напротив, была чересчур откровенна и порой жестока в своей искренности, – заключила она. – Не было у нее причин врать мне и сейчас, когда я полностью в их власти. Посему если она утверждает, что при соблюдении условий ко мне будут хорошо относиться, вероятно, так оно и есть». Придя к этому выводу, Вера с облегчением вздохнула: беспросветный мрак, нарисованный измученным сознанием накануне, понемногу рассеивался, картина прояснялась, появились первые светлые пятна. Затем она распаковала принесенные пакеты – в них оказалось все необходимое на ближайшие дни: белье, белые майки, джинсы и очень красивые костюмы – бордовый, темно-синий, черный, сиреневый и бледно-розовый – приталенные кофты на молниях с длинными рукавами и брюки по фигуре – идеально удобная одежда как для дома, так и для прогулок по местности, открывшейся за окном. Вера поспешила переодеться в бордовый костюм и с грустью отметила, что ее привычный размер вместо того, чтобы обтягивать тело, довольно свободно на нем болтается. Фигуру до тюремного периода эта одежда подчеркнула бы крайне выигрышно, сейчас же подчеркнутой оказалась лишь ее болезненная худоба… «Я стала совсем другой, и люди смотрят на меня иначе, – с болью осознала она и, глубоко вздохнув, прогнала непрошенные слезы. – Это вопрос времени, я выздоровею и снова узнаю себя в зеркале».