Ольга Юнязова - На острие свечи Страница 8

Ожидая Елену Сергеевну в машине, Оксана морально готовилась к предстоящей истерике. Сейчас друзья-подружки привезут её к машине и начнётся: «Ой, срам какой, опозорила меня на весь приход! Ооооой! Что обо мне люди подумают?!!»

«Сама виновата! – мысленно репетировала Оксана. – Не надо было тащить меня насильно. Вот и получила. Я тебя предупреждала!»

Но к удивлению Оксаны, на протяжении всей дороги мать скорбно молчала на заднем сиденье. Такое затишье предвещало особенно страшную бурю. Уже почти возле дома она хрипло выдавила из себя:

– Значит, в дом престарелых меня сдать решила?!

Оксана сначала даже онемела.

– Что ты городишь?! – возмутилась она после небольшой паузы.

Елена Сергеевна со свистом втянула в себя воздух и истерично в голос разрыдалась.

– Блин! – закричала Оксана. – То ты глухая-глухая, а как что не надо, так всё услышишь! Разве подслушивать не грех?! Ну и что толку от такой исповеди?! – и она резко вдарила по тормозам возле въезда во двор.

Елена Сергеевна по инерции ударилась о переднее сиденье.

– Убить меня хочешь?!

– Пристёгиваться надо!

«Интересное совпадение! – подумала Оксана. – Сначала вспомнилось, как сама в детстве вбила себе в голову, что меня отдадут «Тараканищу», а сейчас всплыл этот мамин бред. А вдруг она действительно?..» – Оксана аж вздрогнула от этой догадки. Ей даже в голову не приходило, что мама на полном серьёзе опасается попасть в дом престарелых. Неужели разговоры на эту тему не просто поводы для скандалов, а реальная фобия, которая грызёт её длинными, одинокими днями и кошмарит по ночам?

А бессердечная дочь только отмахивается и огрызается, когда мать пытается поговорить. И ведь надо же было ляпнуть такую чушь на этой дурацкой исповеди! И как она услышала?

Оксана горько усмехнулась и вернулась на кухню старой «хрущёвки», где её дожидалась мама.

– Ну что? Получила кармический возврат? – спросила она, сняв старуху с паузы. – Хоть твои попы и утверждают, что кармы не существует, но это именно она: сегодня ты не пытаешься понять страхи дочери, а завтра она точно так же не сможет понять твои. Не со зла и не из вредности, а просто потому, что ты не научила её чуткости и состраданию. Понимаешь?

Мама задумалась. Кожа её начала светлеть и подтягиваться, и постепенно лицо приобрело былую красоту. Теперь они, как две подруги, сидели за столом.

– Я действительно не могла понять, – сказала Елена. – Думала, просто капризничает.

– Слава богу, всё можно исправить, – улыбнулась Оксана. Она сходила в спальню и принесла оттуда спящую малышку. – Сейчас ты её успокоишь и объяснишь, что никому, никогда, ни при каких обстоятельствах вы бы её не отдали.

– Подожди, не буди! – Губы матери задрожали.

– Что?

– Я не могу!

– Почему?

Глаза Елены наполнились слезами и забегали-зашарили по углам кухни, словно она что-то вспоминала.

– Я не могу ей этого сказать! Это будет ложь.

– Ложь? – Оксана села, прижав к груди спящую девочку. – Ты что, хотела меня отдать?

– Я? – Мама испуганно затрясла головой. – Нет… то есть… да. Когда ты родилась, я чуть не оставила тебя в роддоме.

– Что за бред? – Кривая улыбка попыталась удержаться на лице Оксаны, но сползла. – Ну-ка рассказывай!

– Нет, нет! Это всё забыто и быльём поросло! Никто об этом не знает, а значит, считай, что и не было вовсе!

– Рассказывай! – приказала Оксана. – Если не хочешь оказаться в доме престарелых, то рассказывай!

Елена уронила голову на ладони и разрыдалась.

– Ладно, – примирительно сказала Оксана, – это же не по правде. Это мои фантазии, поэтому не бойся, рассказывай. К делу это не пришить. Неужели папа не хотел на тебе жениться? Не могу в это поверить!

– На самом деле любила-то я не твоего отца, а друга его, Вовку, – всхлипнув, выдавила из себя Елена.

– Дядю Вову?!

– Да! – прошептала Елена. – Но я до самой смерти не признаюсь себе в этом. Он же плебей был… бедняк из рабочей семьи.

– А ты?! – возмутилась Оксана. – Ты была такая же точно «плебейка»!

– Так потому мне и хотелось выбраться из этих барачных низов. Красотой-то Бог не обделил, вот и надеялась.

– И как тебе мог в этом помочь папа? – удивилась Оксана. – Он был из таких же рабочих.

– Не совсем! Бабка-то твоя, еврейка, кем работала?

– Кем? На заводе… – вспомнила Оксана.

– На завод она устроилась уже потом, чтобы за последние годы пенсию себе хорошую заработать.

А до этого она была продавцом в магазине. Профессия не престижная, зарплата маленькая, зато связи огромные. У Васьки и джинсы были, и пластинки модные. А у Вовки что?

– И ты из-за джинсов…

– Не только, – нахмурилась мама. – Вовку в армию забрали, а Васька остался. Его не взяли из-за астмы. А сох он по мне сильно. Вот я и сдалась… То ли пожалела его, то ли… А тут раз и сразу беременность! Пришлось замуж выходить.

– А почему меня бросить хотела?

– Да не хотела я. Просто… рядом со мной в палате женщина лежала. И у неё ребёнок мёртвый родился. И видимо, не первый уже. Вот она и давай меня упрашивать, чтобы я от тебя отказалась в её пользу. Типа, я молодая, ещё успею. И я чуть было не согласилась.

– Неужели бы папа позволил?!

– А он бы и не узнал. Сказали бы, что это мой младенец умер.

– И что тебя остановило?

Мама задумалась.

– Не помню! – простонала она. – Я почти согласилась, и мне даже заявление уже принесли об отказе. И вдруг на меня что-то накатило… такое, что объяснить не возможно. И как меня ни упрашивали подписать бумагу, так и не смогла. Ну, а когда родителям и мужу сообщили, что девочка родилась, этот кошмар как рукой сняло, да только уже поздно было.

– Ясно! – кивнула Оксана. – Выходит, это ты мой ужас почувствовала. А меня этот страх потом всё детство преследовал.

– Прости меня! – снова разревелась мама.

– Легко сказать «прости». – вздохнула Оксана. – Наверное, ещё легче сказать «прощаю», но вот действительно простить… – Она посмотрела на Ксюшу, слегка вздрагивающую во сне. – Ведь что такое «простить»? Даже само слово говорит, что это значит сделать всё проще. А как? Если уже нагородили такого, что видеть спокойно друг друга не можем? Если проще теперь только разъехаться по разным квартирам? Как простить, мам?! Тем более теперь, когда я знаю, что не нужна была тебе.

– Зря я это рассказала, – всхлипнула мама.

– А я это всегда знала! Не осознавала, но чувствовала. И характер мой под воздействием этих чувств формировался. И теперь ты пожинаешь то, что во время юности своей корыстной посеяла.

– Но что же мне теперь делать-то? Как всё исправить? Конечно, я должна была за Вовку замуж пойти! Но тогда тебя бы вообще не было!

– Была бы… только внешне другая, и тараканы бы в голове другие были.

– Так давай всё переделаем! Ты же умеешь.

– Как это переделаем?! – возмутилась Оксана. – А папа? Нет уж, иметь в качестве отца дядю Вову я не согласна!

– Ты думаешь, он был бы плохим отцом?

Оксана задумалась. Вспомнилось, как папа с дядей Вовой кидали её друг другу как мячик, а она восторженно визжала: «Ещё! Ещё!» Она попыталась поменять их местами и представить, что её отец – дядя Вова.

«Не-е-т!» – закричала Ксюша. Сердце бешено заколотилось. Оксана распахнула глаза и ударилась затылком о стену.

– Даже не смей об этом думать! – приказала она матери, образ которой по-прежнему глядел на неё умоляюще.

Оксана закрыла глаза и вернулась «на кухню». Ксюша проснулась и испуганно оглядывалась.

– Что, малыш? – спросила Оксана. – Страшный сон приснился?

Ксюша кивнула.

– Не бойся. Мама с папой никогда тебя никому не отдадут. Правда, ведь?! – обернулась она к Елене.

– Конечно! – закивала та. – Девочка моя! Как ты могла такое подумать?!

Воронёнок

Александр вышел на «лысую» поляну, снял с плеч рюкзак и, щурясь, посмотрел на солнце. Оно уже достигло зенита. Чтобы вернуться домой засветло, надо двинуться в обратный путь не позже чем через час. Он подошёл к камню и положил ладонь на холодную влажную поверхность. «Здравствуйте!» – мысленно произнёс он, но не почувствовал в ответ ничего, кроме очередного напоминания желудка, что пора бы перекусить.

Александр вытащил из рюкзака спальный мешок и положил его рядом с камнем, чтобы не сидеть на земле. Потом достал пакет с хлебом, пару солёных огурцов, помидоры, бутылку с водой и пластиковую банку с мёдом. С удовольствием схрустев огурцы и забрызгавшись помидорным соком, он перешёл к десерту. Положив мёд прямо вместе с сотами на корку хлеба, он уже приготовился было отправить лакомый кусок в рот, как вдруг на него опять нахлынуло «зашифрованное» воспоминание. Он замер, боясь даже вдохнуть, но оно, прокатившись щекочущей волной по спине, снова бесследно растворилось.