Александр Гадоль - Режиссёр. Инструкция освобождения Страница 8

Я не был в центре. Не люблю быть в центре. Был в стороне. Почти не разговаривал. Меня не замечали даже, когда ходил на дальняк и шумел водой. В остальное время лежал на наре. Когда не спал, то наблюдал, а они суетились. Никто не догадывался, откуда исходят лучи, и о лучах не догадывались. Я опасался, что наша связь нарушится, когда в хату заедут новые люди. Зря опасался. Лишние здесь не появлялись. Я распадался на двенадцать, четырнадцать, восемнадцать частей. Когда терял контроль над собой и мысли становились агрессивными, бывали стычки. Чем сильней был сосредоточен, тем неуправляемей становились люди. Я понимал, что гневаться на них так же глупо, как гневаться на свои мысли. Привязываться к ним такая же глупость.

Шероховатости были, но они разглаживались. Я снова грустил – и все грустили. Спал – и все исчезали. Сидел, думал – и все зевали. Кто-то заводил жалостливую историю про друга, который отсидел от звонка до звонка, вышел на свободу и попал пьяный под трамвай. Кто-то рассказывал про девушку, которая, чтобы вызволить парня из тюрьмы, отсосала у всего райотдела от начальника до дежурного. Парня не выпустили, он отсидел, вышел и простил ей все. Стали они жить счастливо и не вспоминать. Все единодушно согласились, что девушка хорошая, только шлюха, а парень мудак, но молодец, что простил. Таких историй было много. На воле такие истории не рассказывают. Это все истории о людях, которые попали в тюрьму и вышли на свободу. Именно такие истории я хотел слушать.

Я думал, что схожу с ума. С желтой книгой все устаканилось. В ней было написано, что это порядок вещей: все вещи складываются по порядку. Даже хаос – такой порядок. Одно только не складывалось: если я волшебник, то почему до сих пор в тюрьме?

На ментов и вертухаев не расчленялся. Они сделаны из другого теста. Они были частью декораций, как щербатые стены и вонючий дальняк.

Желтая книга помогала. Когда я брал ее в руки и что-то читал, то всегда вспоминал газету. Газета стала моей картой. Путеводной нитью Ариадны. Я помню мифы Древней Греции из детства. Мама читала книжку про Ясона и двенадцать подвигов Геракла, а потом я сам читал, когда выучился читать. Теперь сравниваю газету с путеводной нитью, картой и волшебным клубочком Иванушки-дурачка. Эти сравнения вселяли надежду на чудо и на все, что не просто так, а идет из древности и проверено временем.

Деньги взял у ростовщика. В старые времена, когда люди ездили в каретах и на лошадях, существовали конторы, где деньги давали в долг под проценты. Назывались такие конторы ростовщическими. Там сидел старый еврей или старушка-процентщица со своей отсталой сестрой. Они давали людям деньги в долг с условием, что те вернут им больше, чем взяли. Но мне было плевать на долги. Тюрьма была страшнее.

Сегодня такие конторы называются «кредитными союзами». Сидят там симпатичные девицы и мармеладными голосами разговаривают по телефону. Я позвонил в одну такую контору по объявлению между куплей и продажей. Ответили сразу. Согласились выдать сумму. Небольшую, но достаточную для аренды офиса, и еще останется на всякие мелочи.

– А в чем подвох? – спросил я.

– Ни в чем, – ответила девушка, голос у нее был приятный, как у секса по телефону. – Ни в чем, – сказала она. – Мы даем, а вы возвращаете.

– А если не верну?

– Вернете. – Ее тон был ответом на все вопросы.

– Когда можно подъехать за деньгами?

– Когда угодно. Мы работаем до шести.

Я подъехал.

Выдали не сразу. Сначала задавали вопросы, как в анкете у психоаналитика.

– Как вас зовут?

– Чем занимаетесь?

Все по старому сценарию.

Передо мной сидела девушка. Красивая. Не такая, как я представлял, но красивая. Маленький рот, тонкие губы, но не противные, большие глаза, спрятанные за плоскими стеклами прямоугольных, как у Берии, очков. Такие очки носят девушки с нормальным зрением, чтобы выглядеть умно.

– Чем занимаетесь?

– Я режиссер.

– Правда??

– Ага.

Получив деньги, я написал расписку, что согласен со всеми условиями.

После аренды офиса осталось еще на мелкие расходы. Старая футболка, джинсы и кеды уже не устраивали. В военторге купил костюм. Легкий летний костюм металлического цвета. Пара: пиджак и брюки. Купил шляпу, за которую не станут крутить пальцем у виска, потому что шляпы давно не в моде. Эта шляпа была что надо. Купил кондиционер и жалюзи, бутылку «Green Label», коробку сигар «Kohiba», длинные спички «Dunhill» и стакан с толстым дном. Все нашел по объявлениям «Табак со всего света», «Кондиционеры – акция!!!», «Шторы, жалюзи, гардины».

В студии полиграфии заказал визитные карточки. Мое имя белым по черному, адрес и телефон. В оружейном магазине «Шериф» приобрел муляж кольта сорок пятого калибра, как у Грязного Гарри.

В офисе был туалет. Совмещенный санузел: раковина и унитаз. Дверь в уборную обтянул черным дермантином. Издалека она казалась кожаной. Перед дверью поставил широкий стол. Прибил табурет к полу в метре от стола. Переоделся в костюм, надел шляпу, взял штук пять сигар из коробки, сунул их вместе с визитками в нагрудный карман, а в другой карман спрятал сложенную вчетверо газету. Без нее теперь никуда.

Справа визитки, слева газета. Получилось подобие бронежилета. От пули он не спасет, но сделает мою грудь могучей, а фигуру внушительной. Хотелось говорить хриплым баритоном и цельными устоявшимися фразами, как герои кино.

Мне все казалось, что на меня кто-то смотрит, какой-нибудь зрительный зал следит за каждым моим движением и кайфует оттого, что видит. Я старался не разочаровывать его, и мои движения, от походки до мимики и поворотов головы, были продуманы до мелочей.

Мысленно я ставил себя на место зрителя и представлял, как выгляжу со стороны. Мне хотелось думать, что в зрительном зале сидят добрые силы. Они смотрят, как я делаю, и слегка завидуют парню, жизнь которого сплошное дерьмо.

Одетый во все гангстерское времен сухого закона, наведался в бар «Капоне». Как раз попал на гангстерскую вечеринку «Чикаго тридцатых».

Без проблем преодолел фейс-контроль. Приняли меня за ряженого, который нарядился в гангстера, чтобы пройти бесплатно. Газета, сложенная вчетверо, грела мое сердце. Я видел, что она помогает, и больше не сомневался.

Пройдя к барной стойке, показал бармену pease. Бармен все понял и налил виски на два пальца. Из дозатора плавно потекла бурая жидкость, похожая на бензин. Если ее выпить, то сразу становится ясно, зачем ее пьют и закусывают сигарным дымом. Поискал глазами отражающую поверхность. Зеркальная стенка, уставленная бутылками, – то что нужно. Пора завязывать знакомства и дарить визитные карточки. Скоро газета с моим объявлением выйдет в свет, и карточки обретут двойную силу. Оставил бармену с чаевыми пачку визиток – пусть полежат. Подхватил стакан и ушел вглубь зала.

Становилось многолюдно. Шляпу снял и бросил на свободный столик. Голова тонула в облаках табачного дыма. Виски медленно убывало. Людей становилось больше. Я их мысленно соединял, как рекламу в газете. Вскоре всех опутал своей паутиной и уже знал, к кому подойду в первую очередь, к кому – во вторую, а с кем связываться не стану.

Я сидел, смотрел, курил и пил, а люди прибывали и прибывали. У меня началась маленькая клаустрофобия. Я испугался, что в тесном помещении начнется давка. Люди теснились, но двигались потоками, друг другу не мешая. Это напоминало копошение червей. Когда черви копошатся, то не давят друг друга, им это нравится. Здесь было как у червей. Царило суетливое возбуждение. Все из-за девушек. Их было много. Для них вход всегда бесплатный, специально, чтобы приманить парней, для которых вход всегда платный. Это хитрая стратегия: парням платно, а девушкам бесплатно. Благодаря стратегии выдерживались идеальные пропорции: немногочисленные парни возбуждались от большого количества девушек, а многочисленные девушки – от малого количества парней.

Администрация клуба убивала двух зайцев. Привлекала денежных мальчиков и экономила на охране порядка, потому что действовал природный порядок вещей, когда вещи будто сами складываются по порядку, друг другу не мешают, а всеобщее возбуждение отбивается звонкой монетой. Так наглядно бабло побеждало зло.

Девушки в основной массе клубились на танцполе, старательно изгибаясь телами. Парни сидели в красных креслах лаунж-зоны, экономно потягивая сложные коктейли или простое пиво из высоких бокалов. Глядя на девушек, они выбирали самых способных.

Парней было мало, и они могли себе позволить выбирать. Никто им не мешал. Вся нищая шваль осталась за бортом. Денежный фильтр на входе отсеивал лишних, и внутри получалось красиво, как инь и ян – древнекитайский символ гармонии. На него можно было дрочить. Я впал в легкий транс. Возможно, сказалось выпитое натощак. Потекли уютные мысли, что все к лучшему в этом лучшем из миров и как разумно и прекрасно устроена вселенная.