Салават Вахитов - «Страсти по Борхесу» и другие истории. Современная проза Страница 8

Можно ли успокоить человека, когда у него трагедия? Когда некуда больше жить? Когда отчаяние охватывает, и держит мёртвой хваткой, не давая пошевелиться, и душит… Я теперь точно знаю, что можно. Мальчишки наши, которых мы и за людей-то раньше не считали, сделали это. А было так. Поначалу они, как любопытные твари, заглядывали в нашу палату, но мы их отгоняли. А потом у Адельки пошла кровь из носа. И мы запаниковали. Йоршик первым пробился в палату с мокрым платком, уложил Адель в постель носом кверху и давай оттирать кровь, прям медбрат, трогательно так.

– Кровь – это не страшно, – сказал он. – Не надо бояться.

– Лёра, – позвал он Валеру Васильева, длинноволосого прыщавого парня, – ну-ка, дай мне по носу.

А Лёра с виду – прирождённый дантист, попадёт по зубам – не соберёшь. Он даже не удивился неожиданной просьбе, по-китайски сузил глаза и резким выпадом – привычное дело – нанёс короткий удар. Кровь из разбитого носа потекла на пол. Девчонки отскочили в стороны и молча вытаращились на придурков – не каждый день творческий шок настигает дважды в течение часа. Лёра, довольный произведённым эффектом, попросил:

– Я тоже хочу кровь из носа.

Йоршик аккуратно исполнил просьбу новоявленного героя. Что тут началось!

– Я тоже хочу кровь! – длинноногий Гусь склоняется к щупленькому Гоше и с нескрываемым удовольствием принимает пару тумаков.

И пошла цепная реакция! Вскоре все мальчишки стояли перед Аделькиной кроватью, с гордостью демонстрируя расквашенные носы и размазывая кровь по щекам.

– Это вы для меня? Чтоб поддержать? – Адель уже не ревела, она успокоилась и погладила Йоршика по разбитому носу. – Не надо было, – улыбнулась она.

Её улыбка вывела нас из оцепенения, все радостно загалдели. Ася схватилась за телефон и стала названивать матери, а Гусь, довольный, помчался куда-то мимо меня, и я не удержалась от искушения: совершенно автоматически выставила ножку, надеясь, что он заметит и перескочит, но он не заметил и не перепрыгнул, а зацепился и «взлетел», смешно размахивая руками, как крыльями, а потом рухнул подстреленной птицей. Это был явный перебор с эмоциями – я убежала и спряталась. Так, на всякий случай. Мы подростки, мы сначала делаем, а потом думаем. И ещё у нас бывают прыщи.

* * *

Перед ужином пришёл Роман. Посмотрел на разбитые физиономии, неодобрительно покачал головой. Потом заговорщицки подмигнул и сказал: «Будем делать флешмоб – самый современный способ повеселиться самим и повеселить других». Мы окружили нашего любимца: «Это как?» Оказалось, всё просто: во время ужина он даст секретную команду, и мы, девчонки из пятого отряда, разбежимся с вытаращенными глазами по столовой с криками: «Хомячка не видали?» – будем наблюдать глупую реакцию на нашу выходку и, по всей видимости, веселиться.

Стали представлять, как это сделать лучше, и начали готовиться, чем совсем отвлекли Адель от грустных мыслей. Мне спутали волосы, навтыкали туда разный мусор, после чего я стала похожа на круглую идиотку. К слову, и другие выглядели так, словно они только что из психушки. В таком забавном виде мы и отправились в столовую.

Поужинали первыми второпях и стали ждать. Распределили, кто побежит к младшим отрядам, кто к старшим. Наконец настал час «Ч». Мне зачем-то сунули в руки книгу, которая называлась «Страх». Жду. И вот Рома поднимает поднос, неожиданно роняет его на пол и кричит кодовые слова: «Клетка открыта!» и в этот миг мы бросаемся в разные стороны с воплями: «Хомячка не видали?» Это я думаю, что все бросаются в разные стороны, на самом-то деле мои подруги струхнули и дружно побежали к малышне, одна я рванула к старшикам. Как идиотка! Некоторые из них включались сразу и подыгрывали, кто-то реально верил и не врубался в происходяее, а один парень на стул встал – от страха, как он сказал. Врал, наверное. Я от волнения плохо соображала, и чёрт меня дёрнул добежать до вожатского стола и спросить у мирно ужинавших взрослых: «Вы хомячка не видали?» Они дружно повернулись ко мне. Никто не веселился, и – о май гяд! – на меня с насмешкой смотрела Людмила:

– И вы участвуете в этой безвкусице, Юлия? Кто придумал эту дрянь? – глаза вожатой искрятся, как у кошки перед «Китикэтом».

Хлёсткие слова – будто пощёчина, и я краснею.

– Меня зовут Джулия! – отвечаю дерзко и, расстроенная, плетусь к своему столу.

На этом флешмоб, в общем-то, и закончился. Я пришла в себя, когда услышала смех подруг, обсуждавших веселье, восторгам не было конца. Рома беседовал за соседним столом с каким-то крупным мужиком в серых брюках и белой рубашке – начальником лагеря, кажется, – наши взгляды встретились, он улыбнулся и помахал мне рукой. У меня отлегло от сердца, это был хороший знак.

4

Ночью никак не спалось: духота царила в палате даже при открытых окнах. Ждали, пока мальчишки за стеной угомонятся. Наконец у них всё стихло. Похоже, заснули. Выждали ещё минут десять-пятнадцать.

– Что, пойдём? – спросила Адель.

– Пойдём! – откликнулись мы дружно.

Ася, правда, струхнула, и её решили оставить на шухере. Ну ладно, пошли. Потихонечку прокрались к мальчишкам в палату. Для начала обмазали их зубной пастой и думаем: «Это же слишком примитивно. Что бы такого ещё сделать?» Потом перепутали обувь у входа, связывая её вперемешку шнурками. с собой у нас были иголки и нитки, и всё, что из одежды находили в темноте, старательно сшивали вместе. Под конец натянули между кроватями верёвки. И вдруг в самый ответственный момент Гусь, рядом с которым я как раз суетилась, просыпается, приподнимается и садится на кровати. Сердца наши замерли. А он громко так: «Мы балдеем». И тут же плюх – и обратно спать. Обошлось! Но столько страху пережили!

Где-то в четыре утра или даже в пять последовал ответный визит. Видимо, кто-то из мальчишек проснулся, обнаружил диверсию. И хотя мы ожидали коварных действий «противника» и старались не спать, сон нас всё же сморил. И мы проснулись только оттого, что мальчишки топали как слоны. Но у них с фантазией было плоховато, поэтому они в основном намазали девчонок пастой, а кому-то ещё и одеяло испачкали. Мы с Аделькой довольные такие: «А нас не намазали!» А потом вдруг как стало стягивать кожу на лице! – мы поняли, что жестоко ошиблись, и пошли умываться. В пять утра. В это время старший вожатый Жора возвращался откуда-то, на нас посмотрел – хах! – и в восторге вытянул большой палец: «Во!» Гляжу на Адельку, а у неё сердечко на щеке нарисовано – оригинальная, прямо сказать, валентинка.

В результате ночных мероприятий все проспали и опоздали на зарядку, за что наши вожатые получили выговор. Бедный Рома, нам совсем не хотелось подводить его.

* * *

Людмила злилась, и её новая выходка оказалась, мягко сказать, подлой. Мелкие гадости, я думала, – удел стервозины вроде Тыковки, но никак не взрослого человека, а тем более вожатого. Но обо всём по порядку.

В очередной безумно жаркий день нам выпало играть в пионербол с командой соседнего лагеря, находившегося совсем неподалёку. Назывался он незамысловато и совершенно антонимично нашему – «Дубки».

Мы пошли туда пешком. Это километра четыре, наверное; в принципе – недалеко, если б не бурная бессонная ночь. Команда была большая, в неё ещё запасные входили, и группа поддержки, и вожатые, разумеется. Нас с Аделькой, единственных из пятого отряда, включили в сборную, все остальные девочки были старше – из второго. Они сразу же стали относиться к нам надменно-презрительно и попросту делали вид, что не замечают нас. Меня это бесило, но Адельке было наплевать, она играла неплохо и всеми силами старалась попасть в команду. К сожалению, я поздно поняла почему, иначе бы не согласилась на безумную авантюру. А ларчик открывался просто: её Артур, видите ли, репетировал с группой поддержки. Так она, дурочка, решила выпендриться перед ним!

В «Дубках» нас встретили приветливо, показали лагерь, от души напоили-накормили. А чуть позже произошёл этот самый злополучный «дружеский матч», после которого старшики, эти двуногие ничтожества, прозвали нас неудачниками и заклевали совсем. Хотя, если честно, то они и сами не в меньшей степени были виноваты в провале игры. С самой первой партии старшие девочки повели себя так, будто нас и не существует на поле. Понятно, что в такой ситуации Адель было трудно отличиться. И, несмотря на то, что ей удалось заработать несколько очков, это её не устраивало: кумир стоил эффектного зрелища. «Дубы – на гробы!» – старалась наша группа поддержки. «А берёзы – на кресты», – парировали дубковцы-дубкари-дубкачане, и первую партию мы сдали поразительно быстро. Во второй, помню, носилась как сумасшедшая за мячом, словно в собачки играла. И вот вижу, как умопомрачительный кручёный мяч мчится на меня через сетку, и я ловлю его. «Сюда мяч!» – орёт белобрысая Маринка из второго отряда, но я отпрыгиваю в сторону и ловко мимо этой стервы делаю передачу моей подруге – пусть наконец блеснёт. Мяч летит к ней, но Адельке не до игры, её взор где-то там, за площадкой, у зрителей, где любимый Артур. Мяч бьёт её по лицу, и зрители стонут. «Эх ты!» – это голос Артура. Я смотрю на побледневшую Адель, её надо менять, она больше не соображает, упрёк любимого человека сковал её движения, глаза пусты и бессмысленны. «Замените её!» – ору я гневно, и все смеются. Непонимающе смотрю на судей, мне показывают счёт. Всё! Игра сделана. Я – лузер… Мои слёзы капают, как с неба дождь.