Александра Рендакова - IntraVertka Страница 8

Перерыв на кофе. Стрижка волос под каре в ванной. Оценка результатов как «Очень даже ничего. И вообще, не пошли бы они?». Долгая и нудная уборка. Перевод ноутбука в спящий режим. Обед: яичница с овощами, кофе, мороженое, сигарета. Прогулки по Освенциму. Мытье посуды. Стирка, сопровождающаяся размышлениями об относительности наших страданий и радостей. Несмотря на это – ускоренная и лишенная энтузиазма. Щелканье каналов. Пятая кружка кофе. Пересмотр фильма «Пиджак» на ноутбуке. Долгожданное окончание этого поганого дня.

7:06

Пробуждение на следующее утро.

Тишина.

Пустота.

Вакуум.

Девушка сменила позу зародыша на позу покойника и уставилась в потолок.

«Все по новой.

– А на что ты рассчитывала? На преждевременное наступление Конца Света? На торжественное вручение тебе билета в Новый Иерусалим?

– А хотелось бы его увидеть…

– Единственное, что ты увидишь, – это свет в конце тоннеля. После того, как осознаешь, что смыла свою жизнь в черную дыру унитаза. В небытие, мать твою.

In death car we’re alive…

– Но кто-то же его увидит? Пусть не я, но кто-то… достойный.

Надежда – единственная движущая сила человека. Все, что у него осталось после пяти тысяч лет накопления знаний об окружающем мире. Все, как и пять тысяч лет назад. Так чем я отличаюсь от вавилонянина, возводящего зиккурат в надежде на благосклонность высших сил и загробную жизнь по системе «все включено»? Тем, что я оперирую выдуманными терминами «Абсолют», «Субстанция», «Трансцендентное»? Стала ли моя вера крепче после прочтения пяти доказательств Бога Аквинского? Ну, возможно. Просто потому, что мне нравится в них верить. Они так оптимистичны и так похожи на рациональную аргументацию…

Как и наши знания. Мы их выводим, затем логически обосновываем, а логически обосновав, мы начинаем в них свято верить. Просто потому, что нам нравится в них верить. Вера в свои знания вселяет в нас оптимизм. Так чем же эта вера отличается от веры Декарта в существование его железы, от веры Аристотеля в то, что Земля – центр вселенной, от веры какого-то африканского шамана в действенность ритуала, согласно которому кровь убитого им человека, будучи выпитой, способна наделить его новыми силами? Какие-то знания, может, мы и накопили. В пользу этого говорит хотя бы то, что я сейчас лежу на кровати, зная, что в морозилке у меня на черный день припрятан пакет с пельменями, а не бегаю за кроликом с дубинкой.

Но стали ли мы лучше жить? Презерватив подарил нам возможность получения удовольствия без страха всю оставшуюся жизнь подтирать своим отпрыскам носы и грязные задницы. Но появились СПИД и ЗППП. Можно не думать об ограничениях в еде – есть липосакционные клиники, можно не думать об ограничениях в курении – есть фильтры, можно не думать об ограничениях в алкоголе – есть пересадка печени. Но вместе с ними появились передоз, степени ожирения и рак на любой вкус и цвет. Можно вообще не думать, заполнить свой аккаунт скопированными мыслями, добавить комментарии, типа «Жесть» или «Ржач» – есть социальные сети, где ты найдешь много единомышленников. Можно обладать навыками чтения и хорошей памятью и стать философом, топ-менеджером, психологом, начальником кадров, просто начальником. Но эпоха мирового экономического кризиса, во время которой мы живем, плавно трансформируется в эпоху мирового климакса населения планеты Земля, дальнейшая модификация которой неизвестна.

Можно быть уродиной, а тебя сделают похожей на куклу Барби, об изгибах которой вся мужская (и не только) половина населения будет мечтать в душе, драя себя мочалкой. Можно иметь дом с бассейном и ежегодно менять машину, работая продавщицей в супермаркете и сетуя на увеличение коммунальных расходов. Можно иметь шесть детей, работая той же продавщицей в том же супермаркете, и называть себя матерью-героиней. Можно полететь в космос. Можно написать книгу. Можно объявить себя Иисусом Христом. Это не плохо и не хорошо – это то, что мы имеем. Практически все наши мечты осуществимы. Но стали ли мы от этого счастливее? Судя по тому, что через каждые сорок секунд кто-то делает шаг с моста, крыши или подоконника, вводит себе иглу в вену, наполняет стакан или записывается на прием к психоаналитику – нет.

«Бойся своих желаний – они имеют свойство сбываться».

С нашими знаниями, с нашими неограниченными возможностями стали ли мы жить осмысленнее? Перефразируя Лао Цзы, когда нет заботы о природе, как единственного нашего кредитора, – появляется наука экология, когда нет философов – появляются преподаватели философии, когда нет книг – появляются блоги, когда нет кулинарных способностей – появляется глютамат натрия, когда нет простейших дедуктивных навыков – появляются надписи, типа «Осторожно, кофе горячий», и так до бесконечности. Для того, чтобы жить цивилизованно и осмысленно, у нас есть Право. Определенные сдвиги здесь, конечно, прослеживаются. Если судить хотя бы по тому, что всего три сотни лет назад меня бы уже вели на костер за подобные рассуждения, а сейчас во всем мире плюрализм мнений и образа жизни, ограниченные только рамками законов, – каждый верит в то, во что хочет, и не верит в то, во что не хочет. Это называется либерализмом и демократией.

И какой вывод можно сделать из всего этого?

Ни хрена никакой.

Без понятия.

«Создать мир легче, чем понять его», – какой идиот сказал это? Понять мир – значит быть способным создать его. А все человечество сейчас сходится во мнении, что теперь, когда у нас есть частица Бога и теория Большого Взрыва, уж оно-то знает, как устроен этот мир. То существо, что нас породило, наверное, либо смеется, либо плачет, наблюдая за нашими потугами. Либо просто сверяется с графиком глобальных катаклизмов: «Так, метеорит – было, потоп – было, чума – было…» В общем, такими темпами эволюции человечества я еще не скоро увижу заливку фундамента хотя бы одних жемчужных ворот из двенадцати.

Если кто-либо когда-либо вообще их увидит.

Возможно, я ненормальная. Наверняка так и есть. Возможно, я озлобленная и нашпигованная комплексами мизантропка. И философ из меня никудышный. Но единственное, что я могу, это попытаться объективно измерить нормальность своей ненормальности. А иначе чем я отличаюсь от того стада за окном? Тем, что я не согласна? Не зная, как, не зная, почему? Считать себя гением в подобной ситуации – вот явный признак сумасшествия. Надо будет подумать об этом за кофе».

«Да, подумай об этом, бесполезное тупоголовое теплокровное существо, – ответила она самой себе, сползая с кровати, зажимая одной рукой текшую из носа кровь. – Сделай это для разнообразия, пока за достижение рекордно низкого КПД тебя не отправили в утиль в рекордно сжатые сроки».

День обещал быть жизнеутверждающим.

20:43

Она шла домой с работы по темным, практически безлюдным улицам города. Препарировать себя, разбирать по частям, как по органам, – занятие любопытное, но тягостное. Этим она сейчас и занималась. Недавно был рецидив ее болезни. Одиночества. Она не испытывала ни огорчения, ни досады, ни сожаления – это были слишком сильные для нее эмоции. Только что-то, напоминавшее разочарование. За неимением лучшего, она назвала это так. Она была разочарована в нем – за то, что он ничего не предпринял, она была разочарована в себе – за то, что еще может разочаровываться.

«Думала, с этим покончено».

Каждодневные тренировки в безучастности, смирении, самозаточении и самобичевании лишь купировали заболевание, но не избавили ее от него. С другой стороны, если раньше была боль, то теперь – только это холодное, отчужденное разочарование – возможно, симптом исцеления?

Всех, кто ее знает, удивляет тот факт, что она одна. Что говорит о том, что они ее не знают. Но именно так и выглядит одиночество. Она замечает чужой интерес, она знает об их внимании, она видит насквозь их нелепые попытки завязать разговор, спросить что-то совсем не то, что они действительно хотели бы спросить. И она всегда помнит о разочаровании. Как о неизбежности. Осложненной потерей уважения к себе, а затем долгой и болезненной реабилитацией. «Отцы и дети» – еще одна из часто перечитываемых ею книг.

«С этим нужно кончать».

Права она или нет, в любом случае чтото на нее подействовало, и во избежание его повторного тлетворного влияния было бы логично попытаться узнать, что это, а не перематывать пленку с последствиями снова и снова.

«С чего все началось?

Я просто стояла на остановке. И когда я увидела его сидящим на тротуаре, мне было абсолютно наплевать как на извращения в его мировоззрении, так и на технику в сексе. Почему? Потому что это был акт позерства, показухи. Столь рьяное, воинственное безразличие – не что иное, как замаскированный крик о помощи, который в свою очередь является одной из лицемерных попыток вызвать сочувствие, одобрение».

Лицемерие в любой форме вызывало в ней все что угодно, только не желание.