Мария Метлицкая - Фиалки на десерт (сборник) Страница 9

Таня читала – так бывает. В общем, нечего обсуждать – что было, то было. Через пару дней встретила его в институтской столовой – кажется, он ее не узнал. Или – сделал вид, что не узнал? Смутился? Может быть, так. Чуть покраснел, столкнувшись с ней взглядом, и тут же отвел глаза.

Бывает! Мы странно встретились и странно разойдемся.

Я тоже забуду тебя, Паша! Вернее – забуду твое лицо. Губы твои забуду и руки. Запах забуду. Всего тебя, в общем хорошего… Я ни на что не претендую – поверь!

Но – вот что странно! Навсегда остался в памяти привкус дешевого белого вина «Апсны» и голос Далиды – навсегда, на всю жизнь.

Кстати, потом, спустя годы, сходства сына с отцом она не находила – во-первых, не искала, а во-вторых, почти не помнила Пашиного лица. Да и свет был неяркий.

Но слова плохого о нем – ни-ни! Никогда! Пусть будет здоров и счастлив! И еще – спасибо за Митьку!

Потом, конечно, было несладко – мама, папа, бабушка… Да… Лиля и Миша. Вся ее большая «семья» реагировала бурно. Разве что Миша был сдержан. Но что ему, собственно? Ему легче всех. А мама плакала и никак не могла поверить: «Таня? Моя Таня? И так? Так обойтись со всеми нами? Книжная девочка, удачная девочка? Моя послушная, спокойная и хорошая дочь? Гордость моя и надежда? Да, учудила… А что скажут люди? Нет, мне, конечно, почти наплевать… Но все-таки – что скажут люди?»

«Зоенька, какие люди? – переспрашивал Миша. – Какие там люди? На всех наплевать. Но как-то неловко – да, в самом деле… неправильно как-то – здесь я согласен».

Мама, очухавшись от первого ужаса, принималась кричать. Таня затыкала уши и уходила к себе. Мама рвалась в комнату, а Таня сидела на диване и смотрела в окно. Однажды ответила:

– Не мешай мне наслаждаться!

– Чем? – Обалдевшая мама застыла со сковородкой в руках.

– Счастьем! – просто ответила дочь и прошла мимо, слегка задев маму плечом.

Конечно, было жалко бабушку Олю – та разболелась от «дурных» новостей так, что почти не вставала.

Папа бросил маме коротко и жестко:

– Полюбуйся на плоды твоего, так сказать, воспитания!

Мама, конечно, ответила, да так, что…

Таня закрыла дверь в свою комнату – только б не слышать.

В Танину сторону папа почти не смотрел, будто брезговал.

И реакция Лили: «Ну что удивляться? Странная девочка. Помните, как ушла умирать в Новый год? Вот-вот, вспоминайте! Легла себе в сугроб – и до свидания, родня! Я так решила! В тихом омуте… Вы что, забыли? Вы так и не поняли? Танечка наша еще ох как заставит нас всех удивиться. А вообще, – заключала Лиля, – оставьте ее в покое! Вы что, мои дорогие? Это серьезно! А вы и не поняли!»

Светка находилась в полной растерянности – сначала эта новость, объявленная Таней совершенно спокойно и даже буднично, ввела ее в легкий транс. Потом Светка наконец поняла, что это серьезно – эта дура и вправду родит. И Светка замолчала. А чтобы Светка, простите, молчала…

Потом громко сглотнула и пару раз сморгнула. Наконец тряхнула головой, как только что запряженная лошадь, и тихо проговорила:

– А ты голову вообще давно проверяла?

Таня улыбнулась, не думая обижаться.

Светка понемногу приходила в себя, и голос ее набирал обороты. В выражениях она не стеснялась.

Таня равнодушно жевала яблоко и изредка кивала:

– Ну-ну. Продолжай.

Однако в какой-то момент резко встала с дивана и хлопнула ладонью по журнальному столику.

– Все! Поняла? Рот закрой!

Светка замолчала, снова сглотнула и почему-то, тут же согласившись, быстро кивнула.

С того самого дня на Таню она смотрела с опаской – вот ведь как вышло: живешь с человеком в соседнем подъезде, практически рядом, десять лет каждый день ходишь в школу. Вместе в театры, на каток, просто прошвырнуться. Казалось бы, знаешь его насквозь. Вместе с ним взрослеешь и постигаешь этот мир, а выходит, что человека, считающегося очень близким и даже родным, и вовсе не знаешь! Или нет, не так – Танька наша, наверное, все же рехнулась – так бывает. Ну, гормональный фон и все такое! Что-то там сдвинулось в организме, заклинило, и вот тебе на! Легкое помешательство с невероятно тяжелыми последствиями – вот как это называется!

Светке было жалко всех без разбору, в первую очередь Танину маму – здесь все понятно. Во вторую, конечно, себя! Вот так, можно сказать, на взлете, в самом начале почти уже взрослой жизни, – потерять такую подругу! Да, конечно же, потерять! Какая теперь будет жизнь у этой дурехи? Пеленки и распашонки? Ночные горшки и манная каша? Сопли, ветрянки и прочая гадость?

И это уже навсегда.

Понятное дело, их пути разойдутся!

Таню, дуру эту, кретинку, тоже, конечно же, было ужасно жаль. Но человек, как известно, сам выбирает свою судьбу.

Но вот так, добровольно? Своими, как говорится, руками все испортить? Нет уж, простите! Вот этого Светка понять не могла. Она продолжала возмущаться и удивляться, но уже про себя – Таня на ее выпады просто не реагировала. Точно – свихнулась.

Домашняя обстановка напоминала ситуацию «после похорон и поминок» – так определил ее Миша, неожиданно оказавшийся союзником Тани. С Зоей он проводил беседы, правда вялые и неубедительные. Будучи человеком мало реагирующим на житейские «мелочи» вообще, он по-прежнему интересовался только наукой и делами лаборатории.

Зоя, слыша не очень внятные и разумные утешения, взрывалась пламенной речью: «Да все понятно! Ты отчим! Не родной отец! И тебе, как всегда, все по барабану! И моя жизнь – в том числе!»

Впервые за шесть лет их, казалось бы, крепкого брака она почти перестала с Мишей разговаривать, всем своим видом давая понять, что он ей стал неприятен. Его чудачества она еще как-то терпела. А вот то, что он – добрый дядя – не поддержал и не осудил «эту кретинку», Зоя простить не могла. И еще – теперь она объединяла их: идиотку-дочь и чокнутого мужа. «Парочка – гусь да гагарочка», – презрительно фыркала она.

Хотя, конечно, Миша ученый, не от мира сего человек. А вот о дочери своей она была лучшего мнения. Танины странности, о которых говорила Лиля, она всегда старалась не замечать. Даже ее уход из дома в ту кошмарную новогоднюю ночь мать попыталась поскорее забыть как что-то кошмарное и ужасное. Она пыталась этот поступок оправдать: начало переходного возраста. Развод родителей и все, что к нему прилагается. Все объяснимо вполне!

Но сейчас было жалко глупую дочь и, конечно, себя саму.

Найти разумные объяснения Таниному поведению она не могла, без конца повторяя про себя: «Чтобы так бездарно сгубить свою жизнь, отказаться от молодости, свободы, карьеры и, в конце концов, развлечений?»

И еще было чувство стыда. Ладно было бы Тане лет тридцать! Да даже и меньше, пусть двадцать пять! Да даже двадцать, в конце концов! Ну, не сложилась личная жизнь – подумаешь, сколько вокруг рожают без мужа!

Время другое, нравственные устои категорически поменялись, женщины рожают для себя, и правильно делают! Но родить в неполных восемнадцать, да еще и без мужа? Господи боже мой… Конечно, позор! «Что я скажу на работе?» – эта мысль то и дело крутилась в голове.

Вспомнила, как сотрудницы гордились внуками – тащили пачки фотографий и умилялись. Как хвастались свадебными фотографиями. А она? Чем хвастаться ей?

И еще она думала о себе – что греха таить? Только пришла в себя после развода. Это доченька думает, что он был бескровным и спокойным! Развод, знаете ли, и есть развод, как ни крути! Да, развелись тихо и без скандала, все правда. Интеллигентные же люди, ей-богу! А что было у нее там, внутри? Женщина в тридцать семь – уже почти без надежд. Так ей казалось.

А пережить предательство мужа? Появление этой Лили, генеральской дочки? Ему-то повезло – молодая жена, к тому же красавица. Роскошная квартира на Смоленке, шикарная дача в Загорянке, богатая родня. А у нее? С чем осталась она? Одинокая женщина не первой молодости со странным ребенком?

Слава богу, почти сразу появился Миша – чудо ведь, что почти сразу! Про Мишу она тоже все понимала – чудак. Хороший человек, а чудак. Это тоже было сразу очевидно. У него это был первый брак. Со стороны это выглядело так: взрослая, умудренная жизнью женщина с разводом за спиной и дочерью-подростком прибрала к рукам мужчину на четыре года моложе себя. Да, конечно, пустяки. И все же.

Кстати, Мишина мать, Зоина будущая свекровь, приняла ее без восторгов, но вполне спокойно – все про детку свою понимала. Свекровь, профессор в университете, разглядывала ее внимательно, пристально, с жестким прищуром. Все, дескать, про тебя, милая, понимаю – тебе, женщине брошенной, надо устраивать жизнь. Миша мой, конечно, не вишенка на торте. Но и ты, дорогая, подарок сомнительный. И прикидываешься ты плохо – в глазах твоих одна смертная тоска. Я-то не сынок мой малахольный – про жизнь все понимаю. Рано овдовев, она сына тянула без мужа. Ни о каком замужестве больше не думала. Отчим для Миши? Совсем невозможно! А по поводу его женитьбы решила: «Ладно, как есть. В конце концов, могло быть и хуже – дурачка моего могла зацепить зубастая и цепкая, скорее всего, из лимитчиц – а зачем он москвичке? А тут прописка, квартирка отдельная. Да и он не алкаш и не подзаборник. В общем, Зою эту с придатком в виде дочери надо терпеть. Да и Мишенька под присмотром – на эту дамочку положиться, видимо, можно».