Диана Машкова - Чужие дети Страница 9

– Простите, мне туда. – Леха попытался увернуться, но не смог. Настырный охранник снова возник перед ним.

– Сначала полицию вызовем и протокол составим.

– А че случилось?

– Как тебя зовут? – Дядька крепко держал его за плечо.

– Питер Пен. – Леха чувствовал, что вырываться силой бесполезно.

– Не понял?

– Вы что, не знаете? Есть такой герой, – Леха начал озираться в поисках помощи, – отбирает у богатых и отдает бедным.

– Что? – Дядька невольно рассмеялся. – Это Робин Гуд, неуч. Ты-то кому отдашь?

– Вон ей! – Леха весело кивнул в сторону, дядька повернулся в том же направлении. Воспользовавшись секундой, Леха изо всех сил рванул руку и резко стартовал с места.

Юлька бросилась следом за ним. Но и охранник не заставил себя долго ждать. Он что-то крикнул напарнику и неожиданно резво выскочил из магазина. Несмотря на преклонный возраст, охранник практически не отставал от ребят, наступал им на пятки. Леха начал петлять – забегать во дворы, огибать дома. Юлька еле-еле успевала следом, но они почти оторвались. А потом вдруг на противоположном конце улицы показался Макс вместе со своими. Он молниеносно оценил ситуацию и бросился Лехе наперерез. Тот заметался, рванул в сторону, хотел перескочить через забор, но не рассчитал свои силы, зацепился штаниной за острый край. Послышался треск рвущейся ткани. Леха упал животом на землю. Юлька отчетливо слышала глухой удар и Лешкин душераздирающий крик. Охранник и Макс были уже рядом. Юлька бросилась в другую сторону. Краем глаза она успела заметить только, как перекосилось от боли лицо Лехи, который корчился у ног охранника на земле.

Глава 6

После той злополучной поездки в детский дом Катя совсем перестала спать. Ее мучило отвратительное чувство бесполезности и вины, о котором она никому не могла рассказать, – бессвязные мысли не желали оформляться в слова. Влад поглядывал на жену сочувственно, но ждал, когда она заговорит сама. За долгие годы брака он неплохо изучил Катю и улавливал малейшие перепады ее настроения. По опыту знал: пока жена не придет к нему сама, нет смысла о чем-то расспрашивать. А она словно нарочно избегала оставаться с мужем наедине. Переделав домашние дела, половина из которых были не обязательными и только тянули время, после полуночи она ложилась рядом с уже спящим Владом в постель и закрывала глаза. Но сон не шел. Перед внутренним взором возникали лица детдомовских ребят. Промучившись несколько часов кряду, она потихоньку выскальзывала из-под одеяла, садилась за компьютер, всю ночь читала все, что могла найти о детских домах. На глаза нередко попадались статьи из криминальных хроник. О насилии детдомовских друг над другом, о детских беременностях и убийствах. Волосы вставали дыбом, Катя отказывалась верить тому, что прочитала. Когда-то давно похожие ужасы рассказывала ей мать, но Катя психологически закрывалась от них, не позволяла подобным историям задерживаться в сознании. Со временем заставила себя поверить в то, что ничего подобного в детских домах уже нет – дети не избивают друг друга, не наказывают счастливчиков из-за ревности к их будущим родителям, не обижают слабых, не становятся жертвами взрослых. Но статьи, одна за другой, доказывали обратное. Она прочла о восьмилетней девочке, которую убили старшие воспитанницы детдома из-за ревности к ее кровной матери – та навещала дочку и обещала скоро забрать. Прочла о насилии над воспитанниками психоневрологического интерната, которые считались недееспособными и не могли за себя постоять. В одном таком интернате на юге страны на протяжении многих лет охранник, который работал там же, воровал ребенка из отделения, удовлетворял с девочкой свою похоть и потом бросал ее одну за территорией интерната. Ребенка поутру находили нянечки и, никому ни слова не говоря, возвращали в палату. Она потом долго болела венерическим заболеванием и в конце концов умерла. Мужчину судили за другие преступления и, хотя насилие над девочкой тоже было установлено, оно так и осталось безнаказанным. Была еще статья об интернатском ребенке, которого посадили в ванну с кипятком в качестве наказания. Девочка умерла от ожогов. И в этом случае убийц не судили. В том же интернате полностью парализованный ребенок умер от кровоизлияния в височную область – ударился о батарею, как было написано в материалах дела. Но никому не пришло в голову искать виновных в гибели совершенно неподвижного мальчика. Во всех случаях присутствовали выводы врачебной комиссии об отсутствии криминальной составляющей в смертях детей. Так и написано – «смерть непредотвратима». Кого тут винить? Дети больные, мрут как мухи. Так природа распорядилась. Катя рыдала над их судьбами и все глубже уходила в себя.

Она не понимала, что может сделать и чем помочь. Есть же всесильное государство, есть общественные организации, есть добровольцы, которые ездят в детские дома. Нет только защиты детей-сирот. Как разобраться, действительно ли конкретным детям, оставшимся без попечения родителей, помогают власти и усилия многочисленных добровольцев? А если так, почему в детских домах до сих пор столько несчастных детей? Катя их видела своими глазами. Потухших и безразличных, отчаявшихся и озлобленных. У нее появилось непреходящее чувство навалившейся вдруг беды. Она не была уверена в том, что это то самое мерило, которому стоит верить. Но и пройти мимо, заставить себя забыть – не могла.

Единственным человеком, который мог бы все рассказать о сиротах и объяснить, чем им помочь, была ее собственная мать. Она сама прошла через этот ад и знала чувства детей изнутри. Но Катя была почти уверена, что мама не захочет с ней говорить. Скажет, как обычно, «не лезь в чужой монастырь, целее будешь», и на этом все. Но все-таки набралась смелости и решила рискнуть – ей было жизненно важно найти ответы на вопросы, которые теперь мучили ее день и ночь.

Едва дождавшись рассвета после очередной бессонной ночи, Катя вышла из дома. Влад справится с детьми, она даже не сомневалась: поднимет и отправит Настю в школу, дождется, когда приедет няня Маши, и только потом поедет на работу сам – у Кати теперь, после долгих лет притирок, золотой муж.

Добравшись до неприметного дома в старом районе, она с трудом приткнула машину у тротуара – двор был плотно заставлен автомобилями. Открыла дверь старого подъезда «таблеткой» на своем ключе и поднялась на третий этаж. Лифта в доме не было: всего-то пять этажей. В последнее время власти грозились снести дом и переселить жильцов, но весь район неожиданно сплотился и выступил против такой инициативы. Мама, к изумлению Кати, тоже активно бунтовала и даже ходила вместе с соседками на митинги. Влад однажды предложил Елизавете Петровне перебраться поближе к ним. Мало ли, все-таки возраст. Он даже чуть не внес залог за однокомнатную квартиру в их доме, но мама Кати и слышать не хотела о переезде. Угрожала, что из своей квартиры выселится только вперед ногами.

Дочь замерла у двери, раздумывая, как поступить – открыть дверь ключом или позвонить. Никогда не знаешь, что именно вызовет раздражение мамы. Иногда вместо приветствия приходилось слышать ворчание «вечно вламываешься бесцеремонно», а иногда «что, трудно самой открыть?». Угадать заранее все равно невозможно. Катя собралась с духом и нажала на кнопку звонка. В глубине квартиры послышалось шарканье домашних тапочек. Казалось, мягкие шлепанцы совсем не отрываются от пола и движутся медленнее, чем в прошлый раз. Осознание этого больно кольнуло – всего-то неделя прошла с тех пор, как Катя заезжала сюда.

Ни вопроса «кто там?», ни взгляда в глазок. Дверь энергично распахнулась, и перед Катей возникла пожилая дама маленького роста, с крепкой осанкой и щедрой сединой в когда-то угольно-черных волосах. Колючие карие глаза смотрели с подозрением, высокий лоб собрался морщинами – хозяйка была недовольна появлением дочери.

– Мама, ты почему не смотришь в глазок? – Катя попыталась обнять старушку, но та как угорь ускользнула.

– Кому я нужна?

– Прекрати, пожалуйста. – Катя скинула туфли на каблуках, но собственные метр семьдесят продолжали отдалять ее от матери на целую голову.

– А что такого? – Мама явно бравировала своим бесстрашием. – Я свое давно отжила.

– О чем ты говоришь? – Катя расстроилась, хотя слова эти давно стали частью привычного ритуала. – Ты в свои семьдесят восемь многим шестидесятилетним фору дашь.

– Неприлично напоминать женщине о ее возрасте. Зачем ты пришла?

– Как зачем? – Катя нагнулась и выудила с обувной полки пушистые тапочки с кроличьими ушами. – Навестить.

– А почему рано утром? Что с работой?

– Работа подождет.

Хозяйка квартиры прошла в комнату, не дожидаясь, когда дочь закроет за собой входную дверь, и снова опустилась в кресло. Телевизор работал, но без звука – новости мама смотрела только так.