Егор Шиенков - Теория Большой Игры Страница 9

– Ну, пап, – попробовал заныть Холодковский-младший.

– Все, аудиенция закончена! Всего наилучшего.

Александр знал, что после такой фразы, произнесенной отцом, канючить бесполезно, поэтому вскочил со стула и быстро зашагал к выходу, всем своим видом выражая негодование и оскорбленность.

Максим откинулся в кресле и внимательно посмотрел на уходящего сына. Как так получилось, что этот молодой человек его так сильно раздражает? Даже отцовские чувства не могли смягчить этого ощущения.

Возможно, его раздражал не конкретно его сын, а все ему подобные, вся прослойка общества состоящая из детей состоятельных родителей.

Когда сын родился, Максим и представить себе не мог, что когда Александр вырастет, он станет частью того нового класса, который называют золотой молодежью. Когда Холодковский приумножал свой капитал, он думал о чем угодно, только не о том, что это растет пропуск его сына в этот самый класс.

Но главная ирония сложившейся ситуации состояла в том, что Максим меньше всего хотел, чтобы его сын стал частью этой самой молодежи. Но процесс этот оказался неотвратим, а теперь уже и необратим. Потому что никаким воспитанием и финансовыми ограничениями Александра уже не удастся вернуть к нормальному отношению к окружающему миру и к себе самому. И основная тут причина в том, что этого состояния у него никогда и не было. Нельзя вернуть человека туда, где он никогда не был. А заново все объяснять уже поздно.

Теперь Александр принадлежит к ватаге гламурных питекантропов, настолько же никчемных, насколько уверенных в своей исключительности, которая зижделась на финансовых возможностях родителей.

Но если бы все это поколение представляло собой некую пассивную массу, не влияющую на окружающий мир, в этом не было бы никакой беды. Главная же трагедия состоит в том, что те же легкие родительские деньги, которые отняли у них интеллектуальный и духовный мир, дали им власть и возможность влиять на все вокруг, как неумышленно, так и сознательно.

Неумышленное влияние состоит в том, что эти люди представляют собой самых влиятельных потребителей на рынке. Причем, потребителей не каких-нибудь там зубных щеток с особым наклоном щетины и таблеток от головной боли, а домов, квартир и спортивных автомобилей. У них много денег, и они готовы с ними расстаться без сожаления – мечта менеджера по продажам. Конечно, рынок не мог пропустить такого покупателя и прореагировал адекватно: рекламщики и пиарщики всех мастей раскатали перед ними красную ковровую дорожку восхищения и преклонения, которая вела, разумеется, в офисы продаж, элитные фитнесс-центры, рестораны и ночные клубы. И все бы было ничего, если бы это осталось только между основными действующими лицами. К сожалению, если на войне идет бомбардировка, достается всем, кто попал в зону поражения. Реклама и пиар, заточенные под богатых дураков, ведутся качественно и масштабно, а значит, захлестывают собой и огромный кусок публичной культуры, как то книги, музыку, телевидение, а, значит, и всю ту нецелевую, казалось бы, аудиторию, которая по наивности своей все это читает, слушает и смотрит.

И вот не прошло и десяти лет, как каждый неокрепший интеллектом подросток узнал, что круто быть не умным и сильным, а красивым и богатым. Духовные ценности, которые, как оказалось, были даже при Советском Союзе, потеряли смысл своего названия. В ранг величайших достижений личности были возведены наличие золотой кредитной карты, дорогой автомобиль, дом на Рублевке, а самым достойным времяпрепровождением – ресторан или ночной клуб. С этого момента все новые поколения стали расти с потребностями золотой молодежи и возможностями золотой интеллигенции. Вот и получилось, что те, кто изначально не был способен сделать хоть что-то для этого мира, лишил этой возможности практически всех остальных.

Но на этом пагубное влияние богатых детишек на окружающих людей не заканчивается. Все становится еще хуже, когда этим жертвам обстоятельств становится скучно, и они начинают мучиться жаждой деятельности. Разумеется, что деятельность их не может быть созидательной. В силу своей натуры, они не способны создать что-то ценное для этого мира. В лучшем, самом безобидном, случае, они уходят в бизнес, иногда даже успешно, поскольку, воспитанные под влиянием избытка денег, наглость и уверенность в себе в некоторых коммерческих областях становятся очень полезными, если не сказать – обрекающими на успех. Ну, а в самом худшем случае, они идут по творческому пути или близкому к нему – создавать передачи на телевидении, писать и издавать книги. И тут им также в некоторых случаях сопутствует успех, потому как большая часть этих сфер деятельности заточена под таких, как они, и на них же работает, а, следовательно, кто еще может разбираться в этом лучше, чем они сами?

Вот так и создается современная культура: в угоду богатым дегенератам и, частично, ими же самими.

Холодковский осознал это уже давно, и именно поэтому не дал сегодня сыну денег: не хотел участвовать в процессе всеобщей деградации. Может, благодаря ему, хоть на одного самовлюбленного кретина в российском шоу-бизнесе будет меньше.

Выводя президента из задумчивости, зазвонил телефон характерной трелью внутреннего вызова. Максим не спеша подошел к столу и поднял трубку.

– Ну, все, можно ехать, – раздался голос Сергея.

– Хорошо.

Положив трубку, Максим бросил в микрофон селектора: «Юля, выезд!».

Эта фраза, произнесенная главой компании, запустила механизм давно сложившийся, годами откорректированный и не одну сотню раз испытанный. Прошла секунда – Юля позвонила в комнату охраны и сообщила, что шеф выезжает. Еще секунда – в гараж и к кабинету президента бежали пять охранников. Лифтом пользоваться запрещалось, он мог застрять, что привело бы к огромному конфузу – шеф в гараже, ни охраны, ни водителя нет. После такого в лучшем случае просто уволят, причем, не только непосредственных виновников промашки.

Максим же, тем временем, никуда не спешил. Вместо того, чтобы направиться к двери, он вернулся к окну и продолжил прерванные визитом сына размышления.

Сегодня наступит тот самый этап, который Холодковский определил для себя когда-то давно как если не завершающий, то, по крайней мере, финальный. Он за свои, и только за свои, деньги приобретет компанию, которая будет приносить ему доход долгие-долгие годы. Тот самый «свечной заводик», о котором так мечтали когда-то герои Ильфа и Петрова. Бизнес, правда, для него не совсем профильный, но зато более чем перспективный. Деньги – они везде одинаковые, а технической стороной и маркетингом будут заниматься специально обученные люди.

«Интересно как все сложилось», – думал он, – «почему все так? Вот, наконец, я достиг, что называется, того, о чем мечтал. Наверное, я должен чувствовать ликование¸ или хотя бы просто радость?»

Максим попробовал поискать в своих ощущениях чувство ликования или радости – не нашел.

«Наверное, это от того, что я пока не осознал всю прелесть обретаемого статуса, в этом проблема», – думал он, – «надо отвлечься от рутинной суеты и подумать о том времени, что меня вскоре ожидает. С другой стороны, с утра уже торчу перед этим окном и все думаю, вспоминаю. Видимо, недостаточно. Надо сосредоточиться. Итак, подытожим ситуацию: еще немного, еще неделя, максимум месяц – и я, спустя много лет трудов и притеснений, стану свободным! Независимым ни от каких маразматиков из совета директоров, ни с кем не считающимся, собственником крупной компании. Ну разве не грандиозно!» – пытался раззадорить себя Максим.

Эта перспектива грела его душу более двух десятков лет, пока приходилось вкалывать, света белого не видя, прогибаться под тугодумное начальство, лебезить перед быдлом, которое, в соответствии с постсоветскими традициями, непременно должно было оказаться на какой-нибудь ключевой должности и выступать в качестве заказчика.

И вот теперь всю эту гадость будут делать за него другие. Он даже не будет генеральным директором своего предприятия – эту должность он приберег для Васильева. В нем он уверен. Не настолько, конечно, чтобы не приставить к нему парочку контролеров, от этого уж никуда – законы большого бизнеса, но достаточно, чтобы не волноваться о сохранности и преумножении своих капиталов.

Максим сел за стол, откинулся в кресле и закрыл глаза. Вот так все и будет, все так, как он мечтал на заре своей трудовой деятельности. Собственная компания под управлением надежного человека, и он, в праздной неге отдыхает на своей загородной усадьбе, или нет, лучше на вилле во Франции, или в Париже. Впрочем, не важно, скорее всего и там, и там по очереди. Причем, пребывание в том или ином замечательном месте не будет ни в коем случае ограничиваться какими-то служебными надобностями, только внутренними ощущениями комфорта.

Но самая главная мысль, которая приносила ему наибольшее удовлетворение – так это то, что он больше не будет видеть каждый день своих офисных работников, это стадо пролетариев-белоручек. Как они все его достали! И речь идет, конечно, не только об этой овце Юле за стенкой. Она-то, как раз, самый безобидный из них экземпляр. Безобидный, конечно, имеется в виду, по отношению к самой себе, а не к окружающему миру. На мир-то все эти клерки вообще никакого влияния иметь не могут. Слишком нейтрально их поведение по отношению к окружающему эфиру. Вся их жизнь – как рябь на поверхности океана во время штиля: если присмотреться, то ее можно заметить, она как бы есть, а если не присматриваться, то о ее существовании и не подозреваешь. А вот Максиму невольно приходилось присматриваться, более того, даже участвовать в создании этой бестолковой ряби на поверхности настоящей жизни. И это как раз и было для Холодковского самое страшное – он не возвышался сверхсуществом, образцом духовности, морали и интеллекта над этой серой офисной массой, а опускался до их уровня. Бизнес затягивал его в эту клоаку мелких трагедий и меркантильных страстей. А сам Максим менялся под действием этой атмосферы, сливаясь с окружающей действительностью.