Андрей Кайгородов - Вибрирующая реальность. роман Страница 9

Гриша надел черную рубашку и свой единственный темно-синий костюм в полоску, в котором он ходил на работу. В магазине купил бутылку водки и поехал в последний раз к старушке на квартиру. Дверь была открыта, Гриша вошел, тайком, чтобы никто не видел, неумело перекрестился и прошел в зал. Бабушка лежала в гробу, на голове ее была черная ленточка с какими-то буквами, в изголовье горели свечи, зеркало было занавешено тряпкой, шторы задернуты. В комнате было очень душно, стоял мерзкий, спертый запах. Гриша вытер рукой слезу и вышел в подъезд на площадку. Там тусовался народ, курил и очень эмоционально обсуждал наследство. Хотя Гриша никогда не видел этих людей, нетрудно было догадаться, что перед ним стояли родственники покойной. Он достал сигарету и закурил. Ему ни с кем не хотелось говорить, было противно даже стоять на одной площадке с этими людьми, еще не похоронившими тело, а уже принявшимися грызться между собой за лакомый кусочек бабушкиного наследства.

Гриша поднялся на пять ступенек повыше и присел на лесенку.

– А вы кто? – спросил его обрюзгший мужик с красными не здорово блестящими глазами.

– Квартиросъемщик – сухо произнес Гвоздев и выпустил облако табачного дыма.

Родственники вдруг сразу замолчали, а затем по одному зашли в квартиру. Быть может, им стало стыдно, что пять лет, этот, неведомый никому из них, менеджер ухаживал за их матерью, носил ей продукты, варил обеды, подолгу сидел, слушая истории из ее жизни, а они даже не удосужились познакомиться с ним.

Гриша достал бутылку, половину выпил из горлышка, оставшуюся водку тут же вылил на обшарпанный бетонный пол и поехал домой. Спустя неделю он узнал, что бабушка оставила завещание, увы, о Грише в нем не было ни строчки. Квартира по наследству перешла старшему сыну старушки. Мужик он оказался сговорчивый и покладистый. Гриша остался жить в той же квартире и цена за аренду осталась прежней, словно ничего и не изменилось. Однако иногда вечерами Гриша, смотря телевизор и, попивая пивко, вспоминал, как он ехал на край города, бегал по магазинам, а потом долго сидел у бабушки, слушая ее нескончаемые рассказы о житье-бытье.

Она поведала ему, как оставшись без отца и матери, подалась, совсем еще зеленой девчонкой, в Первопрестольную. Устроилась на комбинат ткачихой, жила в общежитии, где порой не было ни отопления, ни воды, а тараканов было так много что приходилось вытряхивать их из постели перед тем, как лечь спать. Крысы, словно домашние животные разгуливали, где вздумается. Рассказывала, как познакомилась с будущим мужем. Работал он водителем на легковом автомобиле, по тем временам большая редкость, возил какого-то начальника из кремля. Вспоминала, как первый раз ездила со своим Павликом, на его роскошной машине по ночной Москве, как вышла замуж, родила детей, всех поставила на ноги, дала образование. И еще многое, многое другое поведала старушка Грише о своей нелегкой жизни. Из этих рассказов Гриша, был заочно знаком практически со всеми родственниками бабульки. Он знал, что средняя дочь сделала аборт, по причине весьма обыденной – ее бросил молодой сержант, отказавшись жениться, и то, что младший сын пять раз лечился от алкоголизма, и о том, что внука посадили в тюрьму за распространение и употребление наркотиков и много иных семейных тайн.

Гриша пришел домой, включил телевизор, достал из холодильника бутылку пива и удобно устроился в кресле.

Зазвонил телефон, Гвоздев дернулся от неожиданности.

– Черт, забыл.

Звонок был от начальника.

– Ало, шеф. Да, вот только вышел – солгал менеджер – да, нашел. Не знаю. Скользкие они какие-то, не особо на бабло ведутся, хотя, я думаю поднажать и расколются. Да, да, договорились на завтра, в два в офисе. А что делать, им официоза нужно, их не устраивает в кафе. Ну да, договорились. Угу, угу, угу. Пока. Гриша нажал на кнопку телефона и положил трубку на журнальный столик, достал сигарету и закурил.

Глава 5

Вазян проснулся часов в десять утра, болела голова, и во рту было отвратительно сухо и кисло. Он пальцами потрогал покрытый корочкой язык. Поднялся и пошел на кухню. Жены уже не было, она ушла на работу, заперев дверь на ключ. Вазян достал из холодильника бутылку минеральной воды и стал жадно пить, прямо из горлышка. Затем достал из аптечки таблетку от головной боли, положил ее на язык и запил водой. На столе Вазян обнаружил записку.

«Арнольд, нам нужно серьезно поговорить. Надеюсь, вечером ты будешь дома.

Лена».

Больше всего в жизни Вазян не любил разговоров, которые происходят между мужем и женой. Это вечное выяснение отношений, кто прав, кто виноват. Он всем сердцем ненавидел все эти семейные склоки и дрязги, которые возникают, по его мнению, на пустом месте, из ничего. Не так сказал, не то сделал и после этого, как из искры пламя, вспыхивает такой скандал, после которого молчание и взаимные обиды, длятся неделю, а то и больше. Всякий раз, как только начинались подобные ссоры и склоки, Вазян готов был взорваться, как бомба, наговорить кучу гадостей, аргументами усиленными криком подавить врага. Он заводился с пол-оборота и ничего с собой поделать не мог. А уже после корил себя и терзал раскаяниями в своем горячечном поступке, по несколько раз прокручивая в голове сложившуюся ситуацию. Все это было последствием двух неудачных браков, психика Вазяна серьезно пострадала от них.

Арнольд достал сковороду, налил на нее масло, взял из холодильника колбасу, помидоры, лук, все продукты порезал кубиками и высыпал на сковородку, накрыл крышкой и зажег огонь. Достал два куриных яйца, разбил их в кружку, посолил, положил туда столовую ложку майонеза, поперчил и взбил до единородной густой массы. Затем приподнял крышку, помешал ложкой в сковородке и залил сверху яичной массой из кружки. Включил чайник и закурил, ожидая приготовления яичницы. Чайник вскипел в считаные минуты. Вазян бросил на дно кружки горсть чая, залил кипятком и накрыл блюдцем, чтобы настаивалось. Яичница шкварчала, наполняя кухню ароматным, соблазнительным запахом еды. Арнольд выключил огонь, взял деревянную подставку, на нее поставил, массивную чугунную сковороду, отрезал хлеба, взял вилку и принялся есть.

«Природа отдыхает на детях гениев» – ни с того ни с сего вдруг вспомнил Вазян крылатое выражение.

– Какая глупость – произнес он вслух – если бы она только на этих детях отдыхала, а, то, куда ни плюнь, одни бездари и тупицы. Хотя, средства массовой информации нас пробуют убедить в ином. Такое впечатление, что все современные композиторы, писатели, актеры, музыканты, режиссеры, сплошь одни гении и чада их тоже гении, даже еще круче своих отцов гениев. А просто дети? Все рожденные за последние десять лет, все как один дети индиго – то есть априори гении. Трудись природа, некогда тебе отдыхать, да и не на ком уже. И какая-то странная у нас система измерения этих гениев. Вот, например, Евтушенко, гений? Безусловно гений, тут даже вопросов быть не может, самый главный гений из всех когда-либо живших в нашей ойкумене. Бог с ним, Евгений гений, а Безруков, тут, вообще, без комментариев. Ну хорошо – шкрябая вилкой по сковородке – увлеченно спорил сам с собой Вазян.

– Почему, вправе именоваться гением, отказано сантехнику дяде Пете, проработавшему этим самым сантехником больше 40 лет? По какой такой причине? Может, оттого, что бессмертные стихи величайшего русского поэта, живущего в России, а работающего в Америке, будут читать через 20, а быть может, и через сто лет и с бессмертными ролями то же самое. А что же срать-то гении перестанут? У гениев это атрофируется за ненадобностью? Будет просто голова и руки, ноги не нужны, зачем гениям ноги? Руки необходимы, чтобы жестикулировать, играть, к примеру, на балалайке, а все остальное лишнее, голова и руки – этого для гения вполне достаточно. Есть рот, чтобы петь, с руками разобрались, остался мозг, чтобы придумывать разного рода хрень. Все, всего остального не надо. Катится по городу голова, а навстречу ей другая.

– Эй, привет, гений!

А другая ей в ответ.

– Здорово, гений!

Первая

– Ты гений чего?

Вторая.

– Гений театра и кино, разве ты не узнал меня?

Первая

– Ой, как же как же просто я весь сосредоточен на работе. Узнал, еще как узнал.

Вторая

– А ты гений чего?

Первая

– Ты что, я гений прозо-стихосложения, разве ты не узнал меня?

Вторая

– Ну как же, конечно, конечно. Ох, нелегко нам гениям, повсюду узнают, автографы просят, там выступи, с тем встреться, а ведь еще и творить нужно.

Первая

– И не говори-ка. Я вот только в свободное время и творю, а его практически нет. Как белка в колесе, презентации, встречи, выступления, голова кругом идет.

Вторая.

– Еще бы.

И тут к ним подкатывается третья голова.