А. Родионов - Туман Страница 9

– Знаешь, Анхельмо, я готова. Может быть для этого я и пришла сюда – чтобы сбежать от чего-нибудь? Побег всегда открывает новые возможности, даёт шанс устремиться к новым горизонтам. Я не хочу останавливаться.

Так за какие-то пять минут разговоров и бесконечное количество минут пожирания Анны глазами Анхельмо обрел самого близкого человека. Всё время, что он в тот вечер был рядом с Анной, в голове крутились слова сеньоры Альбы: «Ты никогда не пропустишь этого человека…». Анхельмо не пропустил.

Еще через две недели Анхельмо и Анна стали регулярно встречаться на пляже. Поначалу они просто сидели, любуясь морем, закатом, кораблями, шедшими в порт, чайками, жадно выискивающими в воде рыбу – всем, что только можно было заметить, сидя у воды. Они беседовали обо всём, что только приходило в голову. О городе. О людях. О чувствах. О красоте. О ненависти. О море. О чайках. О кораблях, идущих в порт. О рыбах в воде. О закате. Однажды, во время такого разговора, Анна придвинулась поближе к Анхельмо и положила голову ему на плечо. Анхельмо впервые почувствовал её аромат, аромат её волос – в тот вечер он ещё долго оставался у него в памяти. Прикосновение пряди её волос к его плечу вызвало сотни мурашек, которые предательски побежали по коже Анхельмо, заставив Анну предположить, что он замерз. Он не замерз. Ему было так хорошо, что он умолял всех известных ему богов, божеств, полу-богов и других персонажей мифологии сделать так, чтобы этот момент длился как можно дольше. Он неловко приобнял Анну рукой, проведя другой рукой по её волосам. Мурашек стало ещё больше.

– Нет, ты точно замерз, – тоном, не терпящим возражений, заявила Анна, потянувшись к сумке за пледом.

– Анна, мне не холодно. Посмотри на меня.

Голос Анхельмо был сам не свой, поэтому Анна решила не возражать. Она смотрела на него до тех пор, пока не увидела в его глаза отражение себя, а в отражении себя – отражение Анхельмо. Вдруг это отражение стало приближаться к её лицу, а в следующую секунду губы Анхельмо прикоснулись к её губам. Такой выходки от отражения Анна никак не могла ожидать. Сладкий, чуть соленый от морского ветра вкус. Теплый поцелуй. Анхельмо покинул планету. Он парил где-то высоко в небесах, наблюдая за происходящим со стороны, не веря своим чувствам, своему телу, сознанию – всё было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Их первый поцелуй длился так долго, что солнце успело неторопливо зайти за горизонт, все чайки выловили себе по рыбе, а корабли, наконец, вошли в порт, пришвартовались и приступили к разгрузке. Два силуэта у воды не выпускали друг друга из объятий. В ту ночь с Анхельмо на кровати впервые за всю его жизнь спали не книги по математике, философии, логике и психологии, а божественное создание. В ту ночь Анхельмо так и не удалось сомкнуть глаз. В ту ночь Анхельмо так долго любовался её лицом, что запомнил каждую его деталь, каждый изгиб, каждую складку губ, каждую ресничку. В ту ночь Анхельмо превзошел сам себя.

Через некоторое время Анна полностью переехала к Анхельмо. С момента гибели своих родителей он жил полностью самостоятельно и обеспечивал себя всем необходимым. Хоть в наследство ему достался солидный банковский счет, сбережения на котором появились в основном благодаря предприимчивости сеньоры Альбы, жизнь Анхельмо вел довольно скромную, не растрачивая деньги на ненужные вещи. Анна привнесла в его квартиру тот неуловимый уют, которого способны достичь только избранные женщины – квартира буквально расцвела, стала теплее и намного чище. Если раньше всё свободное пространство было хаотично усеяно книгами и блокнотами, то теперь вещи обрели некую упорядоченность, всё лежало на своих местах, но так, что Анхельмо всегда без труда находил что-то нужное. В квартире впервые появились цветы. Выяснилось, что Анна училась в том же университете, что и Анхельмо, только изучала изящные искусства, специализируясь на музыке – не зря ведь её с пяти лет учили играть на фортепиано. По утрам они вместе направлялись в университет на небольшой, но довольно быстрой машинке Анхельмо, которую он парковал неподалеку от главного здания, рядом с сотнями других автомобилей всех цветов и размеров. Его занятия обычно заканчивались позже, поэтому Анна либо ждала в университете, либо шла домой пешком, прогуливаясь в своё удовольствие по улицам города и закупая всё необходимое для поддержания домашнего хозяйства. Анхельмо приезжал вечером, и они шли к морю, или в кино, или в парк, или на большую улицу неподалеку от рыночной площади, где садились за круглый столик на двоих у самого тротуара и занимались каждый своим делом – Анхельмо, как и прежде, высматривал людей, Анна – читала или высматривала Анхельмо. Его увлечение человеческими лицами поначалу было воспринято ею весьма настороженно. Ей было неловко просыпаться, чувствуя на себе его тяжелый, пронзительный взгляд, который буквально бурил её насквозь. Ей было неловко ловить этот взгляд в любой момент дня и ночи, когда она оказывалась напротив Анхельмо в ресторане или за обеденным столом дома.

– Что ты так на меня смотришь? Мы ведь уже знакомы, – часто спрашивала она Анхельмо, не понимая, что для него теперь не было в мире лица красивее, чем её, и он стремился каждую секунду времени любоваться этой удивительной красотой из опасения, что в следующий миг что-нибудь случится, и он больше не сможет продолжать свои священные наблюдения. Он смотрел на Анну и не мог насмотреться. Он восхищался тем, как просто она носит свою красоту, без стеснения и лишней гордости, без надменности и презрения по отношению к другим людям. Он восхищался. После первых месяцев таких пристальных созерцаний Анна свыклась с мыслью, что глаза Анхельмо просто не могут не притягиваться к ней, и начала получать от этого удовольствие. Ей больше не было неловко под её взглядом. Тем не менее, она понимала людей, которые ловили на себе взгляд Анхельмо и чувствовали себя не в своей тарелке.

– Зачем ты смотришь на них? Что пытаешься увидеть? – спрашивала она, понимая, что Анхельмо сам до конца не может ответить на этот вопрос.

– Не знаю. Иногда мне кажется, что только так можно понять человечество – просто посмотрев на него с разных сторон, под разными углами, в разных ситуациях. Это ведь так интересно. Люди такие разные. У каждого из них есть свой собственный набор реакций, неповторимый и уникальный. Конечно, существует устоявшийся комплект базовых эмоций – гнев, ярость, сомнение, страх, удовлетворение, но каждый выражает его особенным, неповторимым способом. Наблюдение за этими способами и приносит мне такое удовольствие, наверное. Знаешь, иногда я ловлю себя на мысли, что будь у меня неограниченное время, я бы создал коллекцию из портретов всех людей мира. Я бы фотографировал абсолютно каждого, кого только мог встретить, и помещал бы этот портрет в огромную галерею, стены которой оказались бы увешаны миллиардами фотокарточек живущих на Земле людей. Эх. Это, конечно, утопия.

Анна восхищалась Анхельмо. В его наблюдении за людьми не было корысти, не таилось никакой задней мысли. Он не пытался извлекать таким образом прибыль или зарабатывать за счет других людей деньги. Он просто на них смотрел. Эта мысль долгое время не давала ей покоя, возвышая Анхельмо в её глазах. Осознав это, Анна больше не смущалась, когда ловила на себе долгий и пронзительный взгляд его голубых глаз, которые без слов каждый раз признавались ей в любви. Она признавалась ему в любви в ответ – тоже без слов, но с твердым убеждением, что он понимает. Он понимал.

Однажды объяснение всё же произошло – оно и должно было произойти. Стояла зимняя пора, декабрь, с моря дул очень холодный ветер, пронизывающий до костей независимо от того, сколько слоёв одежды было навешано на человеке. Люди в приморском городе старались проводить на улице как можно меньше времени, совершали маленькие перебежки от дома до магазина или офиса, стуча зубами и похлапывая руками, если приходилось задержаться на улице. Анхельмо и Анна в такие зябкие дни больше всего любили оставаться дома, дожидаться вечера, заваривать горячий тропический чай с добавлением мяты, свежих лимонов, апельсинов и мёда, закутываться вдвоем в одно одеяло, усаживаться на широкий подоконник и выглядывать на улицу – наслаждаясь тем, что они находятся вдвоем в тепле – или смотреть какой-нибудь фильм из длинного списка Анхельмо. Составление списков было еще одной его слабостью, которую Анна сумела опознать далеко не сразу, а когда опознала, только подивилась его тщательности и скрупулезности при классификации чего угодно. Все книги, которые Анхельмо считал интересными или достойными прочтения, он вносил в отдельный список, который насчитывал не менее пятисот названий литературных произведений. В другом списке аккуратнейшим образом собирались фильмы. В третьем – глобальные цели, к которым Анхельмо мечтал прийти в своей жизни. В четвертом – повседневные задачи, которые могли быть решены в один момент или в краткосрочной перспективе: покупка нового костюма, замена перегоревшей лампочки или выполнение какого-нибудь задания по учебе. Казалось, в его жизни не было такой сферы, которая была бы не регламентирована и не зафиксирована в каком-нибудь списке. Даже для их отношений с Анной у Анхельмо появился отдельный список. Туда он вносил всяческие идеи, которые приходили ему в голову, как сделать ей приятное или удивить. Поездка в другой город, где ни он, ни она никогда не были, совместный поход в планетарий, поцелуй под мостом в дождь, конфеты с её именем на обёртке – всё, на что только была способна его фантазия, он помещал в этот самый важный список, постепенно выполняя задания оттуда. Романтик. Анна подозревала о существовании подобного списка, но никогда не пыталась получить к нему доступ, предпочитая жить в счастливом неведении и полностью доверять фантазии любимого, разочароваться в силе которой у неё еще не возникало ни одного повода.