Олег Агранянц - Так говорил Песталоцци Страница 9

Мы не заметили, и когда свет снова зажегся, и когда потом опять стало темно.

– Здесь такое часто бывает, – объяснила Алис. – Африка.

На следующий день в перерыве между заседаниями я подошел к Алис:

– Сегодня ты придешь ко мне.

Она широко раскрыла глаза:

– Ты с ума сошел! К мужчине в номер! За кого ты меня принимаешь?

– Но… – начал было я.

– Мы на конгрессе по ценным породам древесины, а не по обустройству ночных клубов.

– Я не знаю, интересуются ли владельцы ночных клубов древесиной, но специалисты по ценным породам деревьев иногда посещают ночные клубы.

– И все-таки я консервативна. Жду тебя у себя в номере. И скажи своим спецслужбам, что уже не надо выключать свет в городе. Снова будем петь «À la Bastille»?

– Нет, теперь мы перейдем на варьете. Я видел у тебя кассету Джонни Холлидея. «Que je t'aime». Очень ритмично и очень агрессивно. Quand l'ombre et la lumière dessinent sur ton corps (Когда тень и свет рисуют на твоем теле).

– Прекрати!

– Des montagnes, des forêts et des îles aux trésors. (Горы, леса и острова, где зарыты сокровища).

– Прекрати!

– Que je t'aime, que je t'aime, que je t'aime. (Как я люблю тебя! Как я люблю тебя!)

– Если ты не прекратишь, я тебя силой отведу в свой номер прямо сейчас.

С того дня после первого заседания мы шли в ее номер. После ужина тоже.

Первой уехала Алис. Даже не попрощавшись. А я остался еще на два дня. Меня снова пригласил гостеприимный торгпред. Пригласили и Котомцева, тот играл на пианино всё, что мы просили.

Глава четвертая. Урочище буревестников матриархата

13. Игра в полные рифмы

– Поклонник Песталоцци!

Это была Лиза. Я буквально столкнулся с ней, выходя из гастронома на Новом Арбате.

– Хорошо, что я вас встретила. Мы не закончили наш спор.

Я не имел ни малейшего желания продолжать спор и решил увести разговор в сторону:

– Вы сегодня хорошо выглядите.

На комплимент Лиза не среагировала:

– Завтра в семь пять я вас жду у выхода из метро «Новокузнецкая».

Я начал было говорить о том, что завтра…

– Тогда послезавтра.

Я понял, что она дойдет до следующего месяца, но все равно своего добьется. Поэтому решил не откладывать неприятности на потом:

– Пожалуй, лучше завтра.

На следующий день, как и тогда в Яунде, Лиза была точна:

– Вы на машине?

– Да.

– Здесь недалеко. Поехали.

– Не скрою, в прошлый раз вам удалось меня унизить, – начала она, усевшись в машину. – Теперь моя очередь унизить вас. Сегодня я введу вас в общество, где вы встретите людей, для которых Песталоцци, Шопенгауэр, в конце концов, даже Ницше – это только ступень познания, а не отправная точка мышления.

– Вы ведете меня в кружок любителей философии?

– Нет. И еще раз нет. Это люди, близкие к литературе: очеркисты, поэты, критики. Вам придется сопоставить свой компас общения со свободой общения этих людей. Я долго размышляла по поводу нашей последней встречи. Должна признаться, ваш пример со шпицрутенами меня убедил. Действительно, в тех социальных ячейках, где действует закон грубой силы, мужчина пользуется преимуществом.

Я припарковал машину в переулке, и мы направились к старинному семиэтажному дому.

– Должна вас предупредить. Каждому, впервые попавшему в эту компанию, предлагается пройти испытание. Например, произнести тост в честь какого-нибудь события. Поцеловать колени даме, с которой пришел, или даме, которая выбрана королевой вечера.

На старинном лифте мы поднялись на пятый этаж, позвонили. Нам открыл субъект в толстовке.

Я узнал этого человека. Это Тизанников. Я встречал его фотографии в наших оперативках. Диссидент. Печатает статьи заграницей.

Мы вошли в огромную комнату, какие еще сохранились в старых домах. Кроме Тизанникова там сидели еще четверо мужчин и три женщины.

Лиза представила меня:

– Евгений. Специалист по Песталоцци.

– Это любопытно, – осмотрев меня с головы до ног, произнесла дама в шали и больших очках.

– Какой нынче экзамен для новичка? – спросила Лиза.

– Четверостишие в адрес дамы, с которой пришел, – ответил человек, постриженный под Олега Попова. – С обязательной рифмой к имени дамы. Рифма должна быть полной.

– Ему надо объяснить, что такое полная рифма. Он, наверное, не знает, – вмешалась дама в шали.

Знаю ли я, что такое полная рифма! Мы с сыном, когда он учился в школе, играли в рифмы. Такие рифмы придумывали! Теперь он пишет диссертацию «Рифмы у пролетарских поэтов начала века». Полная чушь.

– Мурзик, – распорядилась Лиза. – Приведи пример.

Щупленький парниша в ярком свитере и наглыми глазками отчеканил, тщательно выговаривая нужную букву:

Есть за границей контора Кука.Если вас одолеет скукаИ вы захотите увидеть мирОстров Таити, Париж и Памир.

– Полная рифма – это когда согласная перед гласной, на которой основана рифма, совпадает, – пояснила дама в шали.

– Я могу вам помочь.

Это произнесла миловидная, ладно скроенная девица лет тридцати.

– Люба, не мешай гостю работать, – осадил ее человек в синем костюме и желтом галстуке, как позже выяснилось, ее муж.

Про меня забыли. Говорили о каком-то мне не известном философе.

– Простите, – прервал я их беседу. – А можно вместо одного четверостишия четыре?

– Нет уж, избавьте, – взорвалась Лиза. – Боюсь, и одного-то будет много.

– Ты бы, Лизавета, помолчала, – цыкнула не нее Люба.

Потом повернулась ко мне:

– А может быть, правда, одного хватит.

– У нас полная свобода творчества, – благодушно пропел человек, постриженный под Олега Попова. – Дерзайте, молодой человек.

Я как школьник вышел на середину комнаты.

– Полная рифма. Только полная рифма, – гаденько напомнил мне Мурзик.

– И, пожалуйста, не «подлиза». Ну, я вас прошу, только не «Лиза-подлиза». Хотите, встану на колени? – издевалась Лиза.

Я не ответил. И начал:

Не за три эскудо,И не по лендлизуМне невесть откудаВыволокли Лизу!

Общество замолкло. Тизанников смотрел на меня с удивлением, Люба от восторга открыла рот. Я продолжал:

От колен до лысинВсе горит внутри.

Я замолк, потом обратился к обществу:

– Подскажите рифму.

Молчание было мне ответом.

– Может быть, вы? – Это я спросил Мурзика. – Только, пожалуйста, полную. Это когда согласная перед гласной совпадает.

Он напряженно мыслил, а я начал четверостишие сначала:

От колен до лысинВсе горит внутри,Глажу профиль лизинС бюстом минус три.Волосы, как листья,Ноги – низший класс.Даже от безлизьяНе положишь глаз.В отвращенье склизкомСторонюсь я лиз.Нет почтенья лизкамХитрым, как Улис.

Я закончил, а общество безмолвствовало, только Люба зааплодировала.

– Вы работаете профессионально, – вяло констатировал Тизанников. – Вот только отношение к даме…

– Что вы! – показно удивилась Лиза. – Он и не такое может. Шпицрутенами.

И порешив более не уделять внимания моей персоне, они занялись своими литературными делами.

Элегантный субъект в очках и в галстуке прочел стихотворение, из которого я запомнил только:

Наш когда-то сильный пол.Дамы мордой бьют о пол.

Наступила очередь Лизы:

Оденем мы солдат ДиоромИ манекенщиц в маршалы дадим.

Я живо себе представил маршалом мою бывшую жену, манекенщицу, и перед моими очами предстали несчастные солдаты, которые, сбивая с ног ошалевшего неприятеля, бегут сдаваться в плен.

Терпел я до тех пор, пока человек, постриженный под Олега Попова, не продекламировал:

Безо всякой корыстиСоревнуюсь в скорости.

Я прислушался, потому как захотел узнать, в скорости чего он соревнуется. И когда услышал, что соревнуется он в скорости резки капусты, понял: мне пора уходить, иначе я могу совершить необдуманный поступок. Я спросил у Тизанникова:

– Какое испытание полагается тому, кто уходит?

– Снова четверостишие в адрес дамы. Только теперь даму он может выбирать сам.

Люба вырвалась от мужа:

– Посвятите мне. Меня зовут Люба.

– Любовь Петровна, – вмешался ее муж.

Я отошел в сторонку и минут через пять попросил внимания.

Вы – находка для пен-клуба,Скажет каждый коммерсант,Вы в среде поэтов, ЛюбаКак Сафо или Жорж Занд.Телеграфный столб – на бревна,Злобных критиков – в острог.А для вас, Любовь Петровна,Серенада в восемь строк.

Провожал меня Тизанников и элегантный человек в очках, тот, который предлагал дамам бить его мордой о пол. Люба, к удивлению и радости своего супруга, уткнулась в окно и проявила к моему уходу полное безразличие.

– Как вам у нас? – вежливо поинтересовался элегантный мужчина.

– Я бы назвал ваше общество урочищем буревестников матриархата, – ответил я и с облегчением вышел на лестничную клетку.