Владимир Земша - На переломе эпох. Том 2 Страница 9

– Вот именно, репродукция! Женщины по природе своей сучки. И большинство женщин, чтобы остановить неуправляемый сексуальный взрыв, будут воплощены в будущем в животных. Чтобы выработать устойчивый рефлекс, обязывающий их, как лебедей, сохранять верность одному партнёру в течение всей жизни и вступать в половой контакт только при необходимости воссоздания детей.

– Более чем странная мысль! У большинства животных процветает полигамия. А сезонность полового влечения обусловлена лишь приспособлением к природным циклам – временам года. Очень сомневаюсь, что в «мартовские дни» коты озабочены последствиями своих любовных похождений больше, нежели люди, думая о продолжении своего кошачьего рода. Зима же – не помеха людям и вот почему «март» у людей может быть круглый год. Так что я бы не стал животные страсти считать более возвышенными, нежели людские, какими бы они ни были!

– Послушай меня…

– Хватит, мне более не интересен весь этот бред, мне нравится эта девушка, вот и всё! И никто и ничто меня не остановит! – лейтенант пресек странного незнакомца и пошагал по лужам далее…

2.10 (88.11.01) Биробиджан – земля обетованная

Девятая рота.

– Моше! Живой труп! Как служба на тумбочке? – сержант Ахмедов хлопнул по плечу дневального и ехидно впялился в него взглядом.

– Нормально, товарищ сержант,

– Нормално! Ну, раз нормално, тогда ремень подтяни, солдат! И воще, как это ты от армии нэ отмазалса? – сержант исподлобья взглянул на бойца.

– А вы, товарищ сержант?

– Я нэ понял!?

– Я тоже не понял, о чём вы тут говорите, – рядовой Моше невозмутимо смотрел на сержанта.

– Ты чё? Обурел, солдат? – он, было, вскипел, потом выпустил пар и уже спокойно, но более строго, чем в начале, продолжил.

– Рядовой Гетц, я впэрвые вижу еврея, который служит в Советской армии. Как это так тэбя угораздило?

– Никак, никуда ни угораздило. Призвали, вот и служу себе, да и всё. Как и все.

– Как и всэ! – передёрнул сержант. – Еврэй, сэвший на коня перестал быть евреем, а стал джигит! – Ладно, ладно. Давай, нэси службу, солдат! – сержант вразвалочку двинулся дальше по коридору, постукивая подковами сапог.

– Чё он прицепился к тебе? – из умывальника вывалился мокрый, по пояс голый Харин, растирая тело полотенцем. В комнате для умывания в тот момент наблюдалось оживление. Мокрые от пота, дрожащие от холода тела солдат девятой роты подсовывались под ледяные струи воды, струившейся из медных носов краников.

– Да, типа того, как я, еврей, попал в армию.

– Типа того, почему ты не отмазался? Да? – улыбнулся Семён.

– Ага! Да я и не думал там «мазаться» ничем!

– Думал – не думал, но точно ясно одно – ты не отмазался, потому что сейчас ты здесь. Да ладно! Не обижайся! Ты классный парень. Но сам же знаешь, ваши в большинстве своём «косят» от армии.

– Я с тобой не согласен, Сеня. Тебе известно, какое сопротивление евреи оказывали немцам в Великую Отечественную?

– Не слышал такого. Знаю, что пострадало вашего брата уйма. Но вот про сопротивление – то нет.

– Потому-то ты так и говоришь. Просто не знаешь правду! Всё это от антисемитов происходит. А мой дед между тем, был во время войны командиром еврейского партизанского отряда в Белоруссии!

– Да уж! Да ладно, я тебя уважаю, Моше, и не хочу обидеть. И совсем не против евреев. И антисемитов не люблю. Но не было бы сионистов, не появились бы и они, антисемиты. Все они – одного поля ягоды. Что одно плохо, то и другое!

– А что плохого в сионизме?

– Это ты про свою гору Сион? Слышали. Типа евреи – особая нация, избранная… и т. п. Для евреев, может, от этого всего и ничего плохого. А вот что касается других, вот тут-то и вопрос. Ведь если евреи – особые, значит, остальные тогда кто?

– Но евреи нормально относятся к другим. Никого не трогают. Никого не громят. Живут всегда лучше. Потому что мы своим помогаем, не то, что русские.

– Вот именно! Знаешь, просто мы относится к людям по справедливости. И не подтягиваем «наверх» кого-то только оттого, что он русский. Ты считаешь это недостатком, а я думаю, что это достоинство!

– Ну, тут я не соглашусь. Это нормально – помогать своим. А русский только своему сесть в тюрьму может помочь. Зависть не позволяет. Всё от зависти на Руси. И евреев от зависти не любят. Услышав последнее, Харин задумался, поморщившись, поскрёб по «сусекам черепа».

– А ты вот жениться, например, на русской сможешь? Ведь упрутся родоки-то! Был у нас один случай,.. – Семён задумался, припоминая какую-то историю. Но Моше ждать не стал.

– Жениться евреи предпочитают на еврейках. Это верно. Но это оттого, что национальность у нас по матери передаётся, а не по отцу.

– Чё, точно, что ли? – Семён посмотрел на товарища с недоверием.

– Ну, да. Только у меня мама белоруска. Из Бобруйска. Поэтому выходит, по всем еврейским канонам, я не еврей!

– Во, дела! Так чё, ты хочешь сказать, что ты по еврейским канонам белорус?

– Ну, типа того, – Гетц пожал плечами.

– Ладно, бульба! Оттого-то ты и здесь, в армии, а не дома, что для евреев ты – не совсем еврей! Вот они про тебя и забыли… не помогли! Да ладно, не обижайся ты, Моше! Чё нам друг на друга обижаться. Русским – на евреев, евреям – на русских. Вы бы наоборот, не сильно бы выпячивались, что вы там евреи, жили бы как все, не смотрели бы на других свысока, женились бы не только на еврейках, ведь у нас-то никто на национальность не смотрит особо! Интернационализм, понимаешь?! Братство народов! Все мы – советские граждане. Одной страны люди, понимаешь?! У нас вон, в Бурятии, мы с бурятами уживаемся худо-бедно! Помешалися уж давно! Хотя и там тоже местных националистов хватает.

– Просто у евреев в СССР нету прав на национальное самоопределение.

– Да ты чё? Ну, во-первых, ты, как мы уже поняли, белорус, а, во-вторых, тебе чё, Биробиджан не нравится? Столица Еврейской автономии! Земля обетованная!

– Биробиджа-ан! Да это издевательство какое-то! Израиль, вот это автономия! Я видел фотки, знаешь как там! – мечтательно закрыл глаза Моше.

– Да ладно тебе, там сейчас война в полный рост! Сектор Газа там, река Иордан, Палестина… И потом, что и на Дальнем Востоке, и в Забайкалье, и в Сибири, и даже на Крайнем Севере люди живут. Ну да, бананьев немаем! Препачь, камарад! На всех Одессы не хватит! Да и что ты, Родину променять готов на какой-то там Израиль?

– Родина, Сеня, там, где нам лучше, – упрямствовал Моше.

– А по-моему Родина та, что нас родила. Это как родители. Их, как и Родину, не выбирают, – Семён зло сплюнул и отправился в кубрик.

– Дневальный! В канцелярию! – раздался мощный голос ротного. Моше встрепенулся и полетел в сторону звука как ракета ЗРК23 на тепло двигателя…

***

Канцелярия

– Моше! В вашем личном деле сказано, что вы рисуете? – Сидоренко улыбнулся сквозь усы густым баритоном.

– Так точно, товарищ гвардии старший лейтенант!

– Всё! В распоряжение замполита роты! – кратко отрезал старлей и вышел из канцелярии.

Моше смотрел на лейтенанта Тимофеева слегка в недоумении, ожидая нового распоряжения…

С этой минуты жизнь рядового Гетц сильно изменилась. Трудно было однозначно сказать, стала ли она легче прежней. Но она стала несомненно другой. Когда все отдыхали, он трудился в канцелярии или ленинской комнате, часто по ночам. Плакаты, стенгазеты и прочая наглядная агитация, журналы по боевой подготовке и планы тактических учений на чудны́х офицерских картах. Словом, все вопросы, которые могли бы выпасть на долю ротного писаря. Сам он частенько вспоминал фрагмент из фильма «Василий Иванович меняет профессию», где роль писаря самого государя играл Крамаров. Так он и собирался изобразить латексом себя в своём будущем дембельском альбоме, сидящим в царских палатах писарем с пером в руке и солдатской фуражке…

На лицо он осунулся. Глаза были воспалены от бессонных ночей. Но в целом он был счастлив оттого, что жизнь его стала особенной. Не такой паскудной, как у других, и без лишней пехотной «задроты»…

2.11 (88.11.05) «Покаяние»

Плац

Утро. Полковое построение. Зябнущие ротные колонны выстроены напротив трибуны. Холодно, но не слишком зимно. Снега нет. Влажно. Все без шинелей. В солдатских «ПШ» и «Жучках». Командиры, шмыгая носами, проверяют ёжащийся личный состав. Начальник штаба выхаживает перед трибуной в ожидании командира.

– По-о-о-лк! См-и-и-рно-о! – наконец, зычно с накатом, словно лихим хлыстом, протянул майор Карпов команду…

Когда всё основное закончилось, помдеж вывел рядового Разорёнкина к трибуне. Тот был уже чисто выбрит и свеж. Парадка хоть и оставалась мятой, но была относительно чистой и, имея несколько небрежный вид, придавала солдату лишь «апофигительский» дембельский антураж.