Сергей Черепанов - Воскресенье, понедельник, вторник… Страница 9

Все вокруг заросло. Плита покосилась, корни каких-то незаметных деревьев выжали, приподняли ее, и накладная мраморная табличка в центре плиты дала трещину, угол откололся как раз там, где была надпись «от безутешных детей и (трещина) внуков».

Понятно, что участок мы облагородили, плиту поправили. И табличку склеили так, что трещина практически исчезла.

– А твоя мечта исполнилась? – спросил голосок.

– Какая?

– Ты что?! – немецкая импортная электрическая дорога! Кто деньги собирал по утрам? И я давала. То есть наказала Яше, как все, чтобы помнил.

– Так это твои десять копеек? А я думал…

– Что? Какие десять копеек! Я сказала – рубель, рубель давать. А они и здесь?!…

– Да – нет! Деноминация была. Это государство меняло. Яша…

– Что Яшка? Как был тютей… Суркины козни. И не говорите мне! Родная дочь… Боже, она задевает, а всё на мою голову, – запричитал старческий голосок.

– Кто задевает? Нет, она опять? Яша, ты слышишь?! Яша!

Яша кивает.

Тайна Дома

– Ничего, – говорит Яша, когда мы, насмотревшись, выходим из «Сказки», – будет тебе и железная дорога – собирай, ко дню рожденья как раз насобираешь – будет и это, и кое-что еще… – загадочно говорит Яша, – И протягивает «Белочку».

Неужели он имеет в виду Дом, тот, шоколадный!

1941. Немцы подходят к Полтаве. Яшу, к тому времени – начальника городского отдела торговли, – бросают на эвакуацию, назначают начальником эвакопункта «Полтава-Южная». Нужно было вывозить станки, а вагонов не хватало. Для нужд эвакуации реквизировали все автомобили, мотоциклы, гужевой транспорт. И люди бежали, как могли. В городе знали: фашисты в первый же день расстреливают тяжелораненых, душевнобольных, коммунистов, цыган. И, конечно, евреев, всех – и детей.

Конец ознакомительного фрагмента.