Александр Беляев - Погоня за двойником. Хроники затомиса Страница 9

После завтрака Андрей заторопился в сад, отказавшись идти с мамой на Нафтусю.

– Надоела мне эта вода, и воняет от нее! – ответил он на недовольство мамы на этот счет. – Мы ее пить из-за папы приехали, но у него камень в почке, а у меня нет никакого камня. Я ее за компанию с ним ходил пить, чтобы ему не так скучно было, а теперь папа уехал, чего зря давиться!

– Но она не только почки лечит, она всем полезна, – стала возражать мама. – Глупо сюда приехать может быть первый и последний раз в жизни, и не пить Нафтусю. Это же уникальная вода, ее нельзя купить в аптеке, как Боржоми или Ессентуки, она в бутылках теряет свои лечебные свойства, и целебна лишь тогда, когда ее пьешь из источника. Все сюда только из-за Нафтуси приезжают.

– Ну, вот и пей ее сама! – Проворчал Андрей. – А меня тошнит уже.

– Во-первых, – покачала головой мама, – она совсем не противная, и когда пьешь, запаха почти не чувствуется, и потом что-то ты раньше никогда не говорил о своем отвращении к Нафтусе. Мне кажется, ты не хочешь составить мне компанию по другой причине, а? Небось, с новой соседкой о свидании договорился, – мама игриво толкнула Андрея в бок. – Что-то я раньше такой прыти за тобой не замечала, ты наоборот, всегда девочек сторонился, а тут, вот те на, и чемоданы поднес, и болтал с ней о чем-то, как со старой знакомой!

Андрей густо покраснел.

«Видела, значит, все», – подумал он смущенно. – «А интересно, призрака видела? Вряд ли, она бы сказала, и напугалась бы! Почему же, все-таки, мы с Аней его видели, а наши мамы – нет»?

Не зная, что ответить, Андрей пробормотал что-то нечленораздельное, насчет того, что подглядывать не честно.

– Ладно, – мама решила больше не смущать сына, – ты – как хочешь, можешь оставаться, а я пойду. Глупо приехать в Трускавец, и не пить Нафтусю, тем более бесплатно. Жди меня к обеду.

Мама ушла в город, а Андрей засобирался в сад.

«Надо будет ей сегодняшний сон рассказать», – думал он, выходя на крыльцо. Его несколько уязвило то, что эта девочка со знающим видом говорила ему о каких-то таинственных вещах, которые он не понимает, и ему тоже хотелось рассказать ей что-то необычное, а иначе, о чем с ней говорить, не об учебе же, не о приколах, которые они устраивали в пионерлагере в прошлом году. Ему почему-то казалось, что Ане будут интересны разговоры только о чем-то таинственном, потустороннем. А о чем потустороннем знает он? О красной руке, или черной комнате из лагерных ночных страшилок? До вчерашнего дня ничего чудесного в его жизни не происходило.

Когда Андрей вышел на крыльцо, то сразу увидел в саду Аню. Она стояла рядом со старой грушей, положив руку на ствол и, казалось, к чему-то внимательно прислушивалась. Она даже не заметила Андрея на крыльце, хотя тот достаточно громко хлопнул дверью, и никак не среагировала, когда он подошел к ней, и в нерешительности остановился в двух шагах. Она стояла с закрытыми глазами, и неслышно шевелила губами со странной полуулыбкой на лице, словно про себя разговаривала с кем-то невидимым.

«Нет, все же у нее не все дома», – растерянно подумал Андрей. – «И чем она меня так привлекает! Таких, наоборот, сторониться надо… хотя, я ведь и сам играл от скуки и одиночества в то, что с деревьями разговариваю. Правда, это было в лесу, и я именно играл, а она, похоже, серьезно – вон, даже не замечает меня».

Андрей переминался с ноги на ногу, не зная, как поступить: то ли как-то более громко намекнуть на свое присутствие, покашляв, или что-то в этом роде, или отойти и дождаться, когда Аня выйдет из своего непонятного транса. Почему-то ему показалось, что отвлекать девочку от ее занятия бестактно, и решил подождать. Ждать пришлось минут пятнадцать, когда Аня открыла глаза, несколько ошарашено огляделась вокруг, и заметила Андрея.

– Привет, – сказала она смущенно, – ты давно здесь?

– Минут двадцать, – сказал Андрей, глянув на свою гордость – часы «Юность», которые ему подарил дедушка. Ты что, молишься? Так тут, вроде, не церковь.

Сарказм Андрея, вроде бы, не обидел девочку.

– Для того, чтобы молиться, в церковь ходить не обязательно, – наставительно сказала она. – Но в данном случае я не молилась, я с деревьями в саду знакомилась. С тремя уже познакомилась – вон с теми яблонями и этой грушей. Эта груша очень болтливой оказалась, все никак остановиться не хотела. Ей, видите ли, поговорить не с кем, яблоням она за столько лет уже надоела, и они ее не слушают.

– Ты тоже с деревьями разговариваешь? – Решил подыграть ей Андрей, хоть и не верил в реальную возможность беседы с деревом, он-то точно знал, что играя в такой разговор, беседует сам с собой, принимая то сторону самого себя, то сторону дерева. – Я тоже в это играю, только не здесь, здесь не интересно, а в лесу, в лесу деревья больше.

– Размеры не имеют значения, – сказала девочка серьезно, душа есть и в больших и маленьких деревьях, тут важен характер, деревья, как и люди, есть большие и пышные, но пустые, самовлюбленные, а есть маленькие и кривые, но с очень красивой и богатой душой. Одни – вампиры, и только высасывают из тебя всю энергию, а другие, наоборот, лечат….

– Ты, что, серьезно? – снова посмотрел на нее Андрей с некоторой опаской. – Я думал, ты играешь, понарошку….

– Ничего не понарошку, – передернула девочка плечами, – они взаправду говорят, только не вслух, не словами, а образами, и иногда очень интересные собеседники.

– Как это, образами? – Не понял Андрей.

– Ну, как бы картинки показывают, хотя и не всегда картинки, иногда – понятия, обобщенные представления….

– Погоди, – снова ничего не понял Андрей, – какие картинки, какие понятия? Я тут никаких картинок не видел.

– Не видел, потому что груша посылала их именно мне, в мое сознание, чтобы их увидеть, надо с ней в контакт вступить, а ты – не вступал.

– Так ты их как бы внутри себя видишь? – Наконец дошло до Андрея. – Это, что, как сны?

– Можно сказать, что так, только это наяву, в бодрствующем сознании, сознание должно быть активно, ведь тебе нужно поддерживать беседу, а не просто, как баран, слушать, разинув рот.

– А по-моему, – усмехнулся Андрей, – ты именно спала, только стоя, вон даже не видела и не слышала, как я подошел, хотя я и не подкрадывался, как индеец, а, наоборот, шумел.

– Все потому, – ответила Аня, – что этот разговор происходит не на поверхности чувств, как с людьми, а в глубине, как бы на другом регистре, на другой частоте, и чтобы услышать дерево, да еще чтобы оно тебя понимало, нужно переключить сознание на этот регистр. В этом случае перестаешь замечать, что на поверхности…. Хотя, если потренироваться, можно одновременно два регистра контролировать, но это труднее, на это больше сил уходит, проще переключаться.

Чем больше Андрей слушал Аню, тем больше до его уязвленного мужского самолюбия доходило, какая пропасть лежит между его внутренним миром и миром этой хрупкой девочки – и смутно ощущал, что дело не просто в их различие, а в том, что ее мир безмерно глубже и богаче его мира. Это было очень обидно, до сей поры он не встречал среди детей кого-то, кто бы его столь явно умственно превосходил. Учился он неплохо, довольно много читал, и был для своих лет прилично эрудирован. И вот теперь он – полное ничтожество…. А может, она придумывает все это?

– Да что я все это тебе говорю, ты мне, тем более толком и не веришь. – Снова заговорила Аня. – Хочешь, я тебя самого с деревьями разговаривать научу? Ты способный, ты моего двойника увидел – а это далеко не у каждого получится! Правда, поначалу придется тебе помогать, без моей помощи это у тебя вряд ли получится, а со временем – и сам научишься.

– Ты серьезно? – Неуверенно глянул на нее Андрей. – Ты так говоришь, будто деревья разумные, будто у них мозг есть. Как можно с ними взаправду говорить? Вон, у животных, как у нас, мозги есть, и то с ними нельзя, как с людьми разговаривать – хотя высокоразвитые млекопитающие, вроде собак и обезьян, понимают многие слова, что мы говорим. Но дерево же совершенно тупое.

– Это трудно объяснить, – задумчиво проговорила девочка, – оно не тупое, оно – другое, и чувства и понятия у них иные, поэтому так и трудно вступить с ними в контакт, оставаясь человеком. И все же это возможно, но надо как бы внутри себя в дерево превратиться – тогда ты его поймешь, и оно тебя тоже. А когда ты вновь в человеческий разум превращаешься, ты как бы переводишь его язык на наш. Не совсем так, но примерно, тут проще попробовать, чем объяснить. По сути, не человек с деревом разговаривает, а душа человека с душой дерева, по-другому я не могу это сказать.

– Откуда ты все это знаешь и умеешь? – Спросил Андрей упавшим голосом. Он уже открыто готов был признать всемерное превосходство девочки.