Василий Баранов - Удаче ум не нужен Страница 9

– Эй, ты, что ты тут делаешь? – Услышал он окрик.

– Я лошадку хотел посмотреть. – Кайрос стоял с опущенной головой. Он только посмотреть. Ничего плохого он не делал.

– А? – Протянул седой мужчина. Прихрамывая подошел к парню.

– У нас в деревне таких не было. Красивая. – В глазах восхищение. Понравились мальчишке лошади.

– Здесь все красивые, – пожилой мужчина одобрительно качал головой. – Лошадей любишь?

– Я всех животных люблю. И лошадок люблю. Хорошие они. – Признался мальчишка. – Я в нашей деревне соседям со скотом помогал.

– Хорошие. – Мужчина порылся в кармане. Достал морковку, протянул парню. – На, угости лошадь.

Кайрос протянул угощение лошади, та приняла его с благодарностью.

– Хорошая она. – Вновь ласково сказал Кайрос. Погладил морду лошади.

– Хорошая. У господ всегда хорошие, других не держим. – То ли с гордостью говорил Смол, то ли с печалью. Не малых денег стоит такой скакун. И содержать его не просто. Тут и стать и ум. А сколько благородства.

– Дяденька, а мне можно иногда приходить, посмотреть. Я и помочь могу чем. Почистить коней. Корм дать. – Уж больно хотелось парню возле такой красоты быть. Об оплате и не думал. Оно в удовольствие. Все живое и сущее прекрасно, но есть особенно совершенное в этом мире. Как те картины и статуи во дворце. Но тут иначе. Это сама жизнь, ее прекрасное мгновение. В былинке, в распускающемся бутоне цветка сияние мира, волшебство. Как можно отказаться прикоснуться к этому.

– А ты умеешь с ними обращаться? А то какая и взбрыкнуть может. Копытом то ударит. – Старик посмотрел на мальчишку. Он и сам начинал общаться с лошадьми в раннем детстве. Даже моложе был. Околдовали они его своим совершенством. До сих пор видит утренний туманный луг. И скачущего гнедого жеребца.

– Да, нет, не ударит. Можно? – В глазах: дяденька, позволь. Я все отдам, позволь!

– Можно. Иди вон ту почисти, а я погляжу. – А вдруг из парня толк выйдет. Посмотреть надо мальца в деле.

Кайрос пошел чистить лошадь. Чистил он лошадь бережно, ласково. И той это явно нравилось. Она чувствовала любовь, исходившую от парня. Конюх тоже заметил, лошади нравится, как парень ухаживает за ней. Он закончил чистить лошадь. Гладил ее по гриве и приговаривал:

– Хорошая, славная лошадка. Ветер не догонит тебя в поле. Кручи одолеешь, ущелья перепрыгнешь. Стать в тебе и сила. – Словно благословение творил. В ласковом голосе, в его напевности сила уверенности. И при этих словах будто стати прибавилось в животном. Обретение силы.

– Ладно, парень, можешь приходить. Глядишь, когда и поможешь нам. Заходи, не робей. Только ты смотри, вон там воротца, туда заходить не смей, не ходи. – Паренек молодой, сунется с дурру на псарню. Боевые псы увидят, совсем взбесятся.

– Не пойду, дяденька. – Кайрос был готов обещать, что угодно. Не ведал, что детское любопытство сильнее. И старик не умел с детьми общаться, не знал, как их тянет к запретному.

– То тоже, там псари боевых псов держат. Они лютые. Даже сами псари, что ухаживают за ними, и те их боятся. Не стоит туда ходить, тем более, что там Марта ощенилась. Зверюга. У нее шестеро щенят.

– Шестеро? – Кайросу очень хотелось посмотреть на щенков. Взять в руки маленькие комочки, прижать к себе теплые тела. Поцеловать.

– Она ни псарей, ни кого не подпускает. С ней в вольере ее кобель сидит, так и того на дух не подпускает. В угол его загнала, совсем озверела. – Глупый старик думает, оградил от опасности мальчишку. Если бы молодость знала, если бы старость могла. Если бы старость знала, на что способна безрассудность молодости. Если бы молодость могла предвидеть все. Тогда мир остановился бы. Тленом и мхом покрылась бы земля. Не рождались дети, остановился бег времен.

– Я туда не пойду. – Ну, да. Прямо сейчас, не пойду. Как скоро забываются такие обещания.

– Вот и ладно. Вечерком попозже, можешь зайти. Я ушицу буду варить. И тебя угощу. Ты уху любишь? – Не сидеть же двум старикам в объятиях своих воспоминаний. Печаль о семье и детях, которых не случилось, бередила сердце.

– Да, люблю. – Глаза Кайроса загорелись радостью. – Мы с дедом ходили на рыбалку. Вот таких ловили. После уху варили. Мы их ведрами таскали.

Он врал, как всякий рыбак. И малые рыбешки ему казались огромными. И деревья в ту пору кажутся большими.

– Вот и заходи. Буду ждать. – Сол улыбнулся. Детство заглянуло к нему в этот миг. И вспомнил себя мальчишкой. Как с отцом ходил на рыбалку. Как мать варила уху. И он, словно рыцарскими подвигами, хвастался, какую рыбу выловил. Давно то было, а словно вчера.

Кайрос убежал. Немного походил по внутреннему двору. Приметил Арчика. Побежал к нему.

– Арчик, привет. – Вот здорово, он встретил друга. Какой замечательный день.

– Привет, Кайрос. Ты как? – И Арчик был доволен этой встрече. Этот парень, как ниточка к дому. Они шли вместе. С одной земли.

– Меня на работу взяли, Арчик. У меня своя комнатка, кормят. Кормят хорошо. Вкусно. – Говорил искренне. Что с того, что из помойного бачка. Люди добрые дают, и ладно. Они ж от всего сердца. Вот и он от всего сердца воду носит, полы моет. А ему еще позволили за лошадьми приглядывать. Стало быть, и он нужен. Раньше бабушке и дедушке был нужен. Отцу с матерью был не годен. Так что с того. Но сейчас все по-другому. Как много на свете хороших людей. И они его любят.

– Тебе нравится? – Спросил воин. По счастливой улыбке парня знал ответ. Хоть кто-то есть на белом свете, кто счастлив. Хоть один дурак.

– Очень. Правда, хорошо. Оно, где еще так. Меня нигде не брали, а тут взяли. Это ты помог. – Кайрос почти подпрыгивал от радости. И по работе угодил, и в конюшне его ждут, и Арчика встретил.

– Я тут нипричем, не я тебя на работу брал. Это управляющий. Я сам человек подневольный. – Арчик не мог принять благодарность. Его крестьянская и воинская душа требовали честности. В том не его заслуги.

– Нет, спасибо. Если б не ты, вовек бы мне здесь работы не видать. Тут и угол есть. Зима накатит, хоть не замерзну где под забором. – Кайросу казалось, до зимы далеко. А там он выкрутиться. Теплое жилье, пусть и не очень, не даст замерзнуть. Добежать до колодца, так рядом. И особой одежды не понадобится. На своем холодном чердаке закутается в старье и ладно. Можно где и в коридорах дворца переждать.

– И то хорошо. Только помнится, шел ты сюда налегке. Деньжат у тебя нет. Зима, говоришь, придет, что на себя наденешь? – Какой же ты ребенок, меньшой брат. В стужу не так легко выжить.

– Не знаю, как-нибудь. Я реже буду выходить, а во дворце тепло. – Стоит ли забот то, что еще не настало. Как беззаботна юность.

– Тепло то, тепло. Одежонка у тебя…. Вот что, я с парнями из стражи поговорю, может, что насобираем. Ты уж не обессудь. – Арчик подумал, авось, найдется какое тряпье. Соратники у него не богаты, но не черствы душой. Что не нужно, отдадут.

– Так хорошо, я благодарен буду. Спасибо скажу. – Так ему всегда отдавали негодное. Вот и будет для него обновка. Для кого новый наряд – не вещь, а для него все сгодится. На балы ему не ездить. Тепленько бы было, да к телу хорошо. Не отказывайся от щедрот руки дающей.

– Ты, это, пока особо не надейся. Они ребята хорошие, может, у кого что и осталось. Может от братьев. Постараюсь. – Арчик вздыхал, глядя на радостного ребенка. Вот ведь, ничего ему не надо. Сам отдаст последнее. Попроси, последнюю рубаху отдаст. Мерзнуть станет, а отдаст.

– Спасибо, Арчик. – Кайрос счастливый побежал в свою каморку. Хотел и там навести порядок. После носил воду в баки на кухне. И вновь мыл полы в коридорах дворца. Закончил к вечеру. Вновь робко заглянул на кухню спросить о еде. Один из поварят сказал:

– Чего спрашивать, вон в бачках бери, что найдешь и ешь. Пока на скотный двор не унесли – успевай. Кайрос выбрал, что сумел из бачка, наложил в чашку. Поел. Вымыл посуду, поставил на место и побежал в конюшню. Там его ждал дяденька конюх.

– Вот и я, – несмело сказал он, подойдя к конюху. Может, позволят ему лошадку погладить. Посидеть на конюшне.

– Проходи, уха у меня готова. Только что сварил, еще горячая. – Сказал старик. – Можно поесть. Скоро подойдет Брилл. Он тут егерь. За боевыми псами следит. Человек он хороший, не обидит.

– Спасибо, дяденька. – Кайрос присел на скамеечку. Прижал голову к коленям и смотрел. Его детский взгляд проникал в душу. Просил о любви. Сол и не знал раньше, что взгляд ребенка так может брать за сердце. Внутри старика все выворачивалось наружу, с последней рекой любви и сострадания.

– Тебя как зовут, парень?

– Кайрос, дурачок Кайрос меня зовут, а кто Помидоркой называет. Кому как нравится. – Бесхитростные слова. Простые. Они острой болью резали сердце старика.

– Отчего дурачок? Кайрос ты, никакой не дурачок. – Как можно, назвать человека дурачком. Как можно, принять это с такой покорностью. Такую боль не вынесет душа.