Ирина Щеглова - Праздни и будники (сборник) Страница 9

– Нормально, – ответила я. – Ты у ребят на островке был?

– Мы только что оттуда, – сказали вернувшиеся мальчишки.

– Как там?

– Пока нормально, – ответил Валера. – Но я предупредил: если будет заливать, чтоб хватали вещи и бежали на склон. – Распорядился и нырнул в ливень.

По руслу хлынула вода. Бурые потоки слились, объединились и помчалась грозная горная река. Она кинулась в ворчащее море, схватилась с ним, и воды встали на дыбы, как два борца, сжимающие друг друга в мощном захвате. Море взревело гневно, но река не отступила, ее мутные воды заляпали грязью прибрежные волны и все кипело, кипело…

Лена с застывшим лицом смотрела на ливневую стену.

– Ой, мамочка, мама, – шептали ее губы.

Мальчишки решили проверить, можно ли перейти реку вброд, но их вернули с руганью.

– Вы думаете, переходить реку опасно? – невинно поинтересовалась я.

– Опасно?! – поварихи возмущенно посмотрели на меня. – Да, пожалуйста! Переходите! Только, если вас собьет с ног несущимся бревном… – Они фыркнули почти в унисон, дав мне понять, что вопрос мой настолько глуп, что даже не заслуживает полного ответа.

– Нет, нет, конечно. Я просто так спросила. Я же не дурочка…

Взяла зонт и пошла к реке. На другом берегу стояли дикари и Ольга с ними. Они что-то кричали и махали руками, но слышно не было: потоки жидкой грязи, проносящиеся с ревом, шум ливня и рев моря заглушали их голоса. Я видела, что вода в реке поднимается, с моей стороны небольшой обрыв еще мог ее сдержать в русле, но островок с вигвамом был в большей опасности и я не знала, сколько он еще сможет держать прибывающую реку.

Неожиданным рывком возник ветер, он разорвал тучу, отбросил ее в море, расчистил небо над ущельем. Дождь прекратился резко, словно его выключили. Вода в реке дойдя до самой последней, критической отметки, все еще оставалась грозным горным потоком, но уровень ее установился. И, хотя мы оставались отрезанными от остальной базы, ощущение опасности отступило. Народ высыпал на берег, поглазеть на разыгравшуюся стихию. Кто посмелее, закатывали штаны, пытались войти в реку, держались за руки, кричали. Вода еще была сильной, еще сбивала с ног, еще могла протащить в море, но она уже устала, она спадала, успокаивалась, разбивалась на потоки, и только у самого моря, впадая в узкое глубокое жерло, ей же промытое, еще ярилась, толкая штормовую волну.

– Вы не знаете, как отсюда уехать, – спросила Валентина. Она стояла на берегу и с тоскливой обреченностью бросала гальку в море, море раздраженно рокотало.

– Так же, как и приехали. – Я пожала плечами. – Автобус от Криницы идет в шесть утра – это прямой. Но можно и на перекладных…

– Как надоело все-е!

– Разве так плохо? – спросила участливо.

– А что тут делать? – ее голос стал злым, – погоды – никакой; общество, – она усмехнулась, глянув на меня, – никакое. – Повернулась и продолжила с вызовом, – а Вам, что, нравится?

Я засмеялась:

– Очень!

– Ну, мне Вас не понять…

Она все-таки осталась. До тех пор, пока погода не установилась. Валера помог ей нанять лодку. Одинокий москвич с ней напросился.

Он, всеми покинутый, бродил по ущелью и бесконечно набирал Элин номер на мобильнике:

– Эля-ля-ля-я…Э-ля…ля…

Поварихи шептались:

– Это он хочет на сорок дней к Юльке поехать…

– Совесть мучает?

– Да какая совесть! Элька его мучает, никак забыть не может…

– Еще бы! Такая баба!

– Он, небось, и не видал таких…

– Откуда…

Официальные лица прибыли ближе к обеду. Белый катер с государственным флажком высадил на берег троих, в форме. Но, то ли место такое, то ли форма эта курортная – черные брюки, белые рубахи с коротким рукавом, – в общем, грозности никакой не исходило от представителей власти, не смотря на погоны и кожаные папки.

Советский в белых штанах, надетых по такому случаю, сопровождал начальство по берегу, где оно – начальство, распоряжалось:

– Что это у тебя? Бревна какие-то, мусор…

– Не успел, – оправдывался Советский.

– Как это – не успел? А когда же ты успеешь, осенью? Пляж надо привести в порядок! И лучше это делать заранее!

– Руки никак не дойдут…

От обеда в столовке начальство отказалось. Хотя, обычно, разные там дамы из санэпидемстанции, а так же доблестная милиция и представители местной администрации охотно кушали у Валеры. Эти уехали скоро.

– Высокое начальство? – поинтересовалась. Валера был бледен.

– Президент пребывает. Говорят, будет пролетать на вертолете, вдоль побережья…

– А… Деревья подстричь, газоны покрасить?

– Вроде того…

– Чем им пляж не понравился?

– Да, видишь, я никак мусор не уберу. Бревна еще эти! – Валера со злостью пнул просоленный ствол, выброшенный еще весенними штормами.

– А сидеть на чем? – возмутилась я. – И потом – это же дрова.

Валера явно был расстроен.

– Скажу пацанам, поскидывают в море…

На следующий день на берег вышли ребята из Перми со своими руководителями. Валера выдал всем мешки. Люди бродили по пляжу, собирали мусор, ветер трепал ярко-синий полиэтилен, казалось, что вот-вот стая большущих шаров оторвется от земли и полетит, унося человеческие фигурки в пасмурное небо. Валера вместе с племянниками тяжело ворочали бревна, катили их к воде, сталкивали. Море сердилось, бревна болтались у самого берега и никак не уплывали.

Мы стаскивали мусор в одну кучу, которую мальчишки должны были сжечь. Я тоже ходила с синим полиэтиленом и думала о том, что, вот, полетит президент на вертолете, а тут – мы, похожие сверху на суетливых муравьев. Трудимся непокладая лапок, услаждаем взор, так сказать… От этих мыслей мне становилось смешно и немножко противно. Словно услышала похабный анекдот.

На месте мусорной кучи теперь была черная проплешина, еще несколько таких же уродливых пятен зияли в разных местах пляжа. Стволы беспомощно болтались в прибое. Но Советский, кажется, был вполне доволен.

Он перестал говорить о политике. Зато очень часто отлучался в город, надев, по обыкновению белые брюки.

– Соседнее ущелье заняли – колючая проволока и таблички. Говорят, что будет государственный объект… На мое хозяйство, знаешь сколько народу зарится? Только отвернись – сразу отберут. Нахлебники, дармоеды!

– Валер, пока нормальной дороги не будет, никто ничего у тебя не отберет – не выгодно.

– Так-то оно – так, – недоверчиво качал головой Советский и вздыхал сокрушенно.

– Сам посуди: тут работать надо, а кто будет этим заниматься, кроме тебя? Так они хоть какие-то деньги с этого куска земли имеют.

Поляна заполнялась. Прибыли в самый шторм: безумная Сашина сокурсница с маленьким сыном, ее подруга, потом пришли совершенно мокрые кум с кумой, благо крестницу нашу они оставили у бабушки (мы с Сашей кумовья, так случилось) и, напоследок, приехал Сашин брат с семьей (и снова младенец, теперь уже грудной!). Миша – отец Михаил, то есть, православный священник.

Когда Советский увидел как разгружают лодку с младенцем, двумя молоденькими женщинами и Сашиным сынишкой, то совсем ошалел. Лодка билась в высокой волне, огромный отец Михаил стоял на носу во весь рост с развевающейся бородой, похожий на былинного русского богатыря и руководил разгрузкой. Валера застыл на берегу, пригвожденный к месту совершенно диким зрелищем.

– Отец Михаил, благословите, – попросила я после того, как мы обнялись с Мишей и всем его семейством.

– Он, что, действительно поп? – Валера, округлив глаза, ждал от меня ответа.

– Да, – просто ответила.

– А я думал, мужик из бывших хиппи, или еще что-нибудь, – Советский покачал головой. – Не, а ты, что, правда веришь? – он никак не мог успокоится.

– Верую…

– Ну, этого я совсем не понимаю… Дурят людям голову… Первые брехуны и есть!

– Миша настоящий священник, правильный. На своем месте человек, понимаешь?

– Тебе видней, – задумчиво произнес он.

Ночью на поляне много гостей: пришли мальчишки, заглянула мама штатного младенца – жена Валериного друга. Забрели юноша с девушкой, те, что были ночью на пляже, когда я купалась в лунном море…

– Ребята, давайте знакомиться, расскажите каждый о себе, – чинно, на правах хозяйки, распорядилась Сашина сокурсница.

И снова долгие разговоры до самого рассвета, песенки под гитару о войне, на которой никто из нас не был, чай бесконечный… Заснувших мальчишек растолкали и отправили спать, юноша увел свою девушку, мама побежала смотреть, как там ее сынишка. Сидеть на бревне неудобно, уйти – невежливо, я тоже должна что-то сказать, но пока до меня очередь дойдет…

– Я что-то не пойму, – возмущается Сашин шеф, – ты тут в качестве кого? – это он Мише, отцу Михаилу. – смотрю, тут некоторые к тебе «батюшка» обращаются, вопросы разные задают…

– Игорь, перестань, – тихо просит жена.

– Нет, почему же! Мы тут все равные были до сих пор. Давай выясним этот вопрос! – шеф распалился. – Как к тебе обращаться прикажешь?