Анна Манна - Срывы в постмодерн. Повести Страница 9

– Как можно Вас запихнуть в какие-то рамки? – муж посмотрел на ботинки собеседницы и почувствовал лёгкое умиротворение, – Мы свободны и можем просто любить…

– Да, я это уже слышала, – она спрыгнула с лавки и стала ходить взад-вперед активно жестикулируя, – Думаете, Вы из меня домоседку сделаете? А что у нас на ужин? Скука? А можно я тогда без ужина? Или Вы думаете, что сказали мне о любви, и я сразу всё поняла?

– Мне тоже трудно говорить о любви, но я не знаю как ещё поднять вам настроение…

– А Вы вообще уверены, что надо его поднимать? Мне сейчас хочется побыть несчастной, – жена дёргает спинку скамейки, – Такие качельки… кажется из фильма Тарковского… Они так хорошо скрипят: как будто вот-вот развалятся.

Жена бешено раскачивает скамейку, а муж озирается, опасаясь, что их может кто-то увидеть.

А мы уже смотрим на шумящую осеннюю листву и выше… выше… в вечернее небо, где скоро проснутся звёзды, и думаем о том, что это ещё не критично. Это нормальная романтика брака с 14 летним стажем.

Но дальше всё пошло развиваться совсем в другую сторону. И виной тому новое изобретение.

1. Наяма

Каждый входит в Наяму по-своему: муж казалось бы, в разгаре серьёзных размышлений на вращающемся кресле медленно, делая предварительные окружные движения, наконец, въезжает в неё и словно даже не замечает, как погружается в мир совершенно других ощущений; жена обычно в приступе отчаяния, рассуждая на ходу о всеобщей несправедливости или о своей головной боли, запустив пальцы в волосы и, коснувшись экрана, слегка запрокидывает голову; а малыш Михей с разбегу ныряет, и Наяма тут же окрашивается в разноцветные круги. Характерный впитывающий звук, и снова гладкий экран с заставкой «звёздное небо».

Сёмин часто выходит к заливу, где когда-то беседовал с хранителем и подолгу сидит на берегу. И то неповторимое пересыпание песка вечности и структурированная мелодия флейты – это то, что может привести в порядок его психику, расшатанную постоянными современными стрессами.

Мария Александровна тоже часто отправляется в тот тропический лес, где когда-то имела столько приключений со своим капитаном,… но теперь одной лазить по деревьям уже не хочется, а хочется не пойми чего, и возраст уже вообще не тот. Но та романтика, что ещё теплится в её душе находится именно в том лесу и прекрасном саду с бронзовым фонтаном.

Куда любил отправляться их единственный сын Михей, никто не знал.

Как вскоре выяснилось, у Наямы есть побочные эффекты: когда женщина пребывает в созерцательном одиночестве, может всплыть какой-нибудь Петраков. Петраковым может стать любой, даже Петраков. Хоть это и довольно странный киносубъект, далекий от стандартного выражения: нельзя сказать, что он есть, но и нельзя этого так оставлять. Он обаятелен и болтлив вашими мыслями, и это очень импонирует, а его выражение лица меняющееся в зависимости от вашего настроения, просто неотразимо. Но сидеть с ним у священного фонтана, это уже недопустимо. Прогнать Петракова помогают, как ни странно, инсектицидные средства. Вот к примеру, вы выходите в сад поплакать о своей молодости, и вдруг заметили, что какой-нибудь Петраков притаился за кустом и так сексопильно курит сигарету, или читает сборник повестей, скажем, Анны Манны. Незаметно подойдите к нему сзади, а потом резко выскочите и пшикните ему в лицо спреем от комаров. От такого замечательного средства он улетит как недодутый воздушный шарик со звуком «прррр». Хотя можно и вовсе предотвратить всплывание Петракова, но это уже следующий уровень.

Конец ознакомительного фрагмента.