Мальчик по соседству (СИ) - "stellafracta" Страница 13

– Ты хочешь идти против системы? – ахнула Энн-Мари, и по ее интонации невозможно было понять, это возглас восхищения или негодования.

– Я знаю, как это – я уже ходила. Если ты веришь мне, не уподобляйся суеверным идиотам этой деревни и смотри чуть шире; если же это выше твоих сил – просто не мешай мне, большего я не прошу.

Мать Лео осушила бокал, подбирая слова, а затем махнула кистью и заключила:

– Ты сильная женщина, делай, как сердце велит.

Мадам Рот улыбалась хозяйке дома, но мне показалось, она лишь из страха не хотела вставать на дороге у урагана, который готов снести все на своем пути.

Мы с Виктором переглянулись, но в то мгновение лишь бог – или Темные небеса – ведали, что для нас обоих означала решимость его матери продолжать держать меня поблизости.

Только на следующий день я понял, от чего Стеллу так настойчиво отговаривала мать Лео. После обеда – я явился к ним уже позже полудня и был по обыкновению усажен за стол, – странная артистка отвела меня к дивану в гостиной и предупредила, что у нее со мной будет серьезный разговор.

Сердце мое упало – я предположил, что она деликатно (как она умела) попросит меня более не появляться у них, да и объяснения тут были ни к чему. Я молча кусал губы, выжидая, пока она соберется с мыслями, не смея поднять на нее начинающие щипать глаза.

Виктор мыл посуду на кухне – я слышал звяканье фарфоровых тарелок и шум воды; мать намеренно заняла и отвлекла его, чтобы раз и навсегда прояснить насущный вопрос со мной один на один.

Ну же, не томи меня… скажи, как есть. Я выдержу, я смогу.

Или у меня просто остановится сердце, не перенеся такого потрясения – так будет даже лучше.

– Наверное, мои слова покажутся тебе дикими… – молвила она, присев на расстоянии вытянутой руки, а я нервно сжал пальцы в замок, сверля взглядом пол. – Но я хочу предложить тебе остаться у нас. Насовсем.

Я медленно повернулся к ней всем корпусом, даже не замечая, как открывается рот в немом изумлении.

Что она только что сказала?..

– Я знаю, что это сложное решение, и я не буду требовать от тебя ответа прямо сейчас. Но ты обещай подумать. Пожалуйста, не отказывайся сразу.

Я таращился на нее, не скрывая ошеломления, но потом из моей груди вырвался жалобный всхлип. Испугавшись собственных неконтролируемых эмоций, я спрятал лицо в трясущихся ладонях, давясь звуками, рвущимися наружу из моего уродливого тела.

Нет, нет, так не бывает!..

– Эрик, Эрик, тише… все хорошо, не волнуйся, – мягко утешала меня она, а я, словно не слыша ее, продолжал глотать слезы. – Тебя никто ни к чему не принуждает.

Ее пальцы уже прикоснулись к моему плечу и сейчас ласково скользили дальше, опускаясь по спине и привлекая меня ближе.

Как и в прошлый раз я с готовностью прильнул к ее груди, цепляясь руками за шелк платья, обжигаясь от слабых и болезненно приятных электрических искр, пробегавших по коже.

– Я хочу, чтобы ты был моим. Я сделаю для тебя все, что угодно, – шептала женщина, продолжая гладить меня по волосам. – Я понимаю, что ты любишь ее… она, все-таки, твоя мать…

– Я не люблю ее, – хрипло отозвался я.

В этом я был уверен. Это мне было легко произнести.

– Тогда останься со мной, останься с нами. Я все решу, я поговорю с Мадлен. От тебя нужно только согласие.

Я кивал, как заведенный, так и не оторвав головы от ее плеча, еще крепче прижимаясь к странной артистке. Слушая ее учащенное сердцебиение, я различал музыкальный ритм, я уже знал частоту, на которую так трепетно резонировала моя душа.

– Это значит, ты подумаешь?.. – переспросила она, пытаясь заглянуть мне в глаза, чуть приподнимая за мокрый от слез подбородок то, что у других называют лицом.

– Это значит, я согласен, – наконец, совладав со своим голосом, изрек я.

Она радостно ахнула, и не успел я опомниться, как ее прохладные и мягкие губы угодили мне в угол рта, туда, где край маски уже не закрывал щеку. Я непроизвольно вздрогнул, но тут же осознал, что она только что сделала.

Стелла не стала мгновенно отстраняться, почувствовав мою секундную реакцию, пусть я больше всего в тот момент испугался, что могу ее расстроить. Я просто не ожидал… я был на седьмом небе от счастья, что это произошло так естественно и уместно – я надеялся, она поняла это, разглядела под множественными слоями моей защитной скорлупы.

Я смотрел ей в глаза, так и не выпрямившись, взирая снизу вверх на ее прекрасный лик, больше всего на свете желая попросить ее повторить. Я не посмел… но я запомнил, каково это – когда тебя целуют.

========== 16 ==========

Она оставила меня в их доме (мне даже не нужно было забирать вещи – меня абсолютно ничего не держало на прежнем месте обитания) и отправилась в соседний двор, чтобы побеседовать с Мадлен.

По сути я мог преспокойно дождаться ее возвращения – я не сомневался, что у артистки получится отвоевать мою жизнь у матери, – но не мог спокойно сидеть ни на диване в гостиной, пока Виктор пытался развлечь меня разговором, ни в кабинете за очередным занятным конструктором.

Я объяснил сыну артистки, что мне непременно надо подслушать решающий момент беседы двух женщин, и он лишь пожал плечами.

И да, он отдал мне свою шерстяную жилетку, чтобы я, находясь на улице, не замерз. Это было сделано просто и без лишних ужимок, и почему-то я укорил сам себя за несправедливое к нему отношение.

Он был не против того, чтобы я стал частью его семьи, а я, неблагодарная скотина, везде видел подвох… я дал себе обещание постараться это исправить.

Я пропустил начало; впрочем, это было не столь важно – самое главное было еще впереди. С замиранием сердца я прислонился к стене дома под окнами гостиной, различая каждое слово.

– …признайся, в чем твой замысел? Показать миру, какая ты замечательная по сравнению со мной? – вопрошала Мадлен в своей обыкновенной заносчивой и неверящей манере.

– Мне нечего доказывать. Просто отдай его мне. Я буду любить его… я уже люблю его!

Я слышал, как моя мать истово мотает головой, не в состоянии поверить неправдоподобным мотивам гостьи. Я бы тоже не поверил, если бы кто-то еще месяц назад сказал мне, что все обернется подобным образом, и у меня будет новая семья и новый дом.

И что меня будут целовать в уголок рта, просто потому что я осчастливил согласием ту, которая хотела, чтобы я был с ней…

– Да ты ненормальная!

– Меня не волнует твоя оценка, – отвечала Стелла. – Как и тебя больше не должна волновать моя. Просто сделай для него последнее, единственное – отпусти его. А потом начни другую жизнь – уезжай, куда хочешь… я даже могу устроить, чтобы ты начала все с начала, по-настоящему. Забудь про свой кошмар, раз ты так давно мечтала вырваться из этого места!

Моя мать угрюмо молчала. Мне даже показалось, она готова вот-вот начать лить злые и капризные слезы, не желая смириться с тем, что она может быть не права.

– Ну же, Мадлен, просто признайся, что с тебя хватит, и что ты не смогла – тебя никто за это не будет казнить. Просто отпусти его и начни заново.

Это было самым большим искушением для нее – великим избавлением, о котором она, вероятно, денно и нощно мечтала, пребывая в постоянной неспособности удовлетворить свои истинные желания.

Кто еще и когда предложит ей оставить меня так, чтобы это не выглядело детоубийством? Пожалуй, еще некоторое время спустя, не появись в моей жизни Стелла, Мадлен решилась бы и на это в моменты безумного отчаяния…

Но провидение решило иначе. Я умолял мать в последний раз сделать хоть что-то хорошее для меня. Мне вдруг показалось, что она из принципа и прежней ненависти готова душить себя моим присутствием, но не дать мне возможности почувствовать себя человеком.

Однако Мадлен вдруг разрыдалась – громко и горько; так, как обычно лил слезы я, запертый у себя в мансарде после очередного унижения.

– Да будьте вы прокляты! – выла она, уже не скрывая некрасиво исказившей ее лицо страдальческой гримасы. – Вы все! Вы никогда не поймете меня!