Би-боп - Гайи Кристиан Страница 17

Прибытие в Ивуар. В красивой россыпи елей виден замок. Красиво, произносит Жанна, смотри, как красиво, и эти домики, и балкончики с цветами.

Полдвенадцатого.

Теплоход на Лозанну в полдень.

При высадке, в медленно бредущей небольшой толпе, Поль вновь видит прическу женщины в сером, Жанна — светлый ежик молодого человека, который ей безразличен, каждый думая: Хм, снова она, снова он.

Для обеда еще слишком рано. Впрочем, Поль и не голоден, Жанна тоже, и так даже лучше. Будь они голодны, то все равно не успели бы пообедать. Или, правильнее, будь они голодны, все равно не успели бы пообедать. Пройдемся по городу, говорит Жанна.

На церковной площади, под звон колоколов, они издали наблюдают за выходом четы молодоженов, маленький белый конус под руку с высокой меланхоличной чертой. Затем — давай поторопимся! — быстро осматривают виварий. Под мертвым взглядом каймана, который зевает как минимум сто лет, Жанна падает в обморок, Поль отводит ее под вентилятор: Тебе лучше? спрашивает он. Да, отвечает Жанна, даже не знаю, от чего это у меня. Поль думает: От молодоженов или от каймана? Ты ведь не беременна?

В полдень они садятся на теплоход до Лозанны.

В Лозанне для обеда уже слишком поздно. Они оказываются в ужасно дорогой блинной. В счет, надо полагать, включены и воробьи, подлетающие клевать в их тарелках, прелестные птички, с лапками, перышками, клювиками, Жанна в восторге, Поль тоже, но первые пять минут. Раздраженно он поворачивает голову, кажется, узнает женщину в сером, которая сидит на террасе соседнего ресторана. На этот раз ему хочется поговорить об этом с Жанной. Его порыву требуется соучастие Жанны, но Жанна никак не может сговориться с официанткой по поводу обмена швейцарских франков. Она не понимает, что надо еще разделить на четыре. Пятьсот франков за четыре блина и бутылку сидра, кстати нормандского, это все-таки много, говорит Жанна. Поль раздражается.

Полчетвертого.

Обратный рейс в пять часов.

Осмотрим собор, предлагает Жанна. Поль думает: Лучше музей современного искусства, ну да ладно, осмотрим собор. Ты хотя бы знаешь, где он? спрашивает он. На вершине, отвечает Жанна, мы видели с теплохода.

По городу в гору. Жарко. Поль спрашивает дорогу. Это еще выше. Спрашивает еще. Еще выше. Вы пешком? Ну да. Тогда да, еще добрых двадцать минут.

Ах, наконец вершина, какая-то церковь. Увы, это не кафедральный собор. Ну ладно, посетим эту, говорит Поль. Там ремонт, говорит Жанна. И действительно, церковь окружена лесами, по которым карабкаются арабы. Поль наводит справки. Осада длится уже шесть недель. Поль думает о Крестовых походах, о крестоносцах, о полумесяце-круассане, его заносит, уносит в открытое небо. А собор? Надо подняться еще выше. Они поднимаются еще выше.

Поднявшись еще выше, они оказываются на маленькой площади, наполненной музыкой. Поль поражен окопавшейся здесь красотой. Музыка, фонтан посреди площади, лестница вокруг фонтана, все ступени заняты сидящими людьми, которые слушают музыку, некоторые сидят на бордюре, другие стоят, среди них послушники в черном, усатые сероватые лица.

Слушай, говорит Поль, в любом случае уже слишком поздно. Если мы даже его найдем, что, честно говоря, меня бы удивило, то все равно не успеем его осмотреть. Останемся здесь. Отдохнем. Посидим.

Поль и Жанна, беспокоя людей, проходят на самый верх лестницы и садятся на край фонтанной чаши, течет вода, Поль опускает в нее руки, она свежая, музыканты красивые, молодые, четверо, струнный квартет, они играют, поочередно, фрагмент из «Семи последних слов», транскрипцию какой-то фуги, затем медленную часть квартета центрального периода; как глупо, но у Поля комок в горле, это естественно, когда красота вас застает там, где вы уже не надеялись ее найти, она оказывается сильнее, она причиняет страдание.

Без четверти пять.

У нас времени, только чтобы успеть, торопит Жанна. Поль улыбается ей, как бы говоря: Я был прав, не правда ли? разве я был неправ? У глупыша на глазах слезы. Жанна целует его, как бы говоря: Да прав, прав.

По городу под гору, большими шагами, держась за руки, тянут друг друга, удерживаясь, чтобы не споткнуться, едва успевают на теплоход, но уже другой. В обратный путь устраиваются на корме, над винтом, палуба дрожит.

Палуба пуста, лишь еще одна пара занимает столик в закрытом салоне, мужчина и женщина, Поль их не видит, увидит вскоре, он сел к ним спиной, напротив Жанны, он устал, его утомило солнце.

Жанна сквозь солнечные очки наблюдает за парой, она узнала молодого блондина, на этот раз ей хочется поговорить об этом с Полем. Ее порыву требуется соучастие Поля, но Поль, которому надоело смотреть на проплывающий берег, решает пересесть, чтобы посмотреть на водный простор, темно-зеленую ширь воды, горы, вырисовывающиеся вдали, подсказывающие плавный изгиб мыса или какой-то пролив, вновь садится рядом с Жанной, смотрит на палубу.

Ты видела? спрашивает он. Что? спрашивает Жанна. Вон того парня с женщиной в сером. Да, отвечает Жанна, и что? Это он, говорит Поль. Кто он? Ну, он, говорит Поль, тот тип, что приезжал к нам устранить засорение. Нет, говорит Жанна, ты, наверное, ошибся, он на него просто похож, вот и все. Да, возможно, говорит Поль, ну ладно, но все же, ты представляешь? А если это он? И что? спрашивает Жанна. Я не представлял себе его с такой женщиной, говорит Поль. Почему? спрашивает Жанна, что в ней такого особенного? Ничего, отвечает Поль, ничего, ну, не знаю, но все же ты представляешь? А если это действительно он? Я должен пойти посмотреть. Он встает. О, нет, просит Жанна, нет, послушай, сядь, вернись.

Поль лавирует между скамьями. На полпути до закрытого салона оказывается уже довольно близко, смотрит, пристально, бесцеремонно, беззастенчиво, настойчиво, как негр, впервые увидевший белого, брюнет — блондина, узнает Премини, совершает заход, теперь он его опознал формально. Поль подходит к столику, к паре. Сесилия видит, что кто-то подходит и убирает свои руки, Премини держал ее руки в своих ладонях, Премини наконец-то удалось взять ее руки, и вот, как назло, кто-то. Он смотрит на Поля, узнает Поля. Вот это да, произносит он.

Мы на одном корабле, говорит Поль. Ну да, говорит Премини. Вы были в Лозанне? спрашивает Поль. Ну да, отвечает Премини. Вы тоже? спрашивает он. Ну да, отвечает Поль, когда я вас узнал, то решил с вами поговорить. Вижу, говорит Премини, и что хотели сказать? Я хотел у вас спросить, отвечает Поль. Что? спрашивает Премини. Вы не против, если мы приедем завтра вас послушать? спрашивает Поль. Ну нет, отвечает Премини, вы знаете, где это? Да-да, отвечает Поль, я даже вас удивлю, я знаю, как вас зовут. Премини глядит на Сесилию. Поль ревнует ко взгляду Премини. Он глядит на Сесилию. Она глядит на Премини. Он ревнует ко взгляду Сесилии. Будь он на самом деле безумным, он бы бросился между ними. Осознает, что безумие уже подойти сюда ради этого, его самого забавляет роль встрявшего чужака, роль безумца, который все видел, он видел, как Сесилия убрала руки, тут же понял, что Премини. Ему хотелось сказать: Малыш, ты влип, эта женщина не для тебя, это такая морока, и даже не для меня, особенно не для меня, а для тебя и подавно, нет, но ты на себя посмотри. Он продолжает: Базиль Премини, ведь так? Затем: Нас с женой поразило, мы задумались о происхождении вашей фамилии. Затем: Моя жена — эта дама, которая сидит там. Премини смотрит на женщину, которая сидит там, в глубине, под швейцарским флагом. А эта дама, указывает он на Сесилию — словно желая сказать: И у меня есть жена — это Сесилия, я представляю вам Сесилию. Поль глядит на Сесилию. Она глядит на него. Бр-р. Очень приятно, говорит Поль, затем: Ну, тогда до завтра.

Сесилия и Премини посетили музей современного искусства, в залах они теряли друг друга из виду, один застывая в одном, другая — в другом, вновь находили, до чего же приятно видеть, как она появляется снова, подходит к нему, он стоит перед картиной Макса Эрнста под названием «Невидимая женщина», или «Одна невидимка», или «Невидимка». Наконец-то ее увидели, произносит Премини. Сесилию это смешит.