Еремей Парнов - Драконы грома Страница 23

План действительно был разработан и, насколько можно было, выверен. Успеху не благоприятствовало лишь время года: перевалы на индо-тибетской границе еще были прочно забиты снегом, и яки — удивительные полудикие звери, способные идти по голому льду, — превращались по весне в озлобленных демонов упрямства и неповиновения. Но положение требовало мгновенных решений: либо одно, либо другое — третьего не дано.

И далай-лама решился. 17 марта он вместе с приближенными тайно оставил Лхасу и предпринял свой беспримерный пятнадцатидневный переход через Гималаи.

Я был приблизительно в этих местах со стороны Индии и видел заледенелую мертвую планету. Даже синие клубы тумана в ущельях казались оцепеневшими от стужи и безмолвия. Впрочем, безмолвие давило уши лишь днем, когда в разноцветном дыму поднималось над сверкающими вершинами разбухшее пунцовое солнце, окруженное венцом ложных двойников, бросающих на снег невероятные тени, порождающие фантастические миражи. Но стоило ему закатиться, упасть в лиловый провал за восьмитысячники Непала, как космическая, прорезанная немигающими звездами ночь оглашалась зубовным скрежетом, стоном и воем. Казалось, все устрашающие демоны ламаизма, вырвавшись на свободу, витали над тускло синевшими кручами, похожими на лунные цирки. Это стенали терзаемые подвижкой льды, корежа устоявшийся наст, и выли заметавшие трещины вьюги.

За несколько дней до бегства далай-ламы жители Лхасы подняли вооруженное восстание. Оно было жестоко подавлено в ходе кровопролитных уличных боев. Следом за духовным руководителем двинулось к индийской границе около ста тысяч тибетских беженцев. Почти все они и поныне живут на чужбине, мечтая когда-нибудь вернуться в родные долины, где птицы и те вскормлены плотью далеких предков.

Во время поездок по Гималаям мне удалось посетить лагеря и поселки, в которых жили тибетские беженцы. Из бесед с ними я многое узнал об упорном сопротивлении гордого, дорожащего своей самобытностью народа великодержавным шовинистическим устремлениям Пекина. В маленьком, возведенном на скорую руку монастыре я поинтересовался, где находится панчен-лама, и получил ответ, поразивший меня глухой безнадежностью:

— Этого не знает никто.

Ныне мы знаем, что Десятый панчен Лобсан Ринласун-дуб чойчжи-чжалцан (род. 1938) свыше десяти лет провел в специальной коммуне по перевоспитанию. В феврале 1978 года он был реабилитирован и вновь вышел на политическую арену. Собственно, с его заявления и начался новый раунд игры, которая велась все эти годы вокруг уединившегося в Дармасале далай-ламы.

Панчен пообещал, что все тибетцы будут приняты «надлежащим образом, если сойдут с неправильных позиций». Ему вторил Нгаво Нгагван-Джигмед, подписавший памятное соглашение 1951 года. В интервью с агентством Синьхуа он призвал далай-ламу вернуться и «покаяться». Представитель далай-ламы очень сдержанно отреагировал на подобные предложения:

«Нам и раньше предлагали это. Недостаточно простого заявления о том, что возвращение далай-ламы будут приветствовать, и, если они не разъясняют точно условий возвращения, мы не сможем сказать ничего определенного».

Разъяснений не последовало. Вместо них панчен-лама в интервью корреспонденту Франс Пресс призвал «старого друга далай-ламу» прекратить сопротивление:

«Я бы хотел сказать ему и другим тибетцам, находящимся за границей: отбросьте ваши сомнения и колебания, возвращайтесь на социалистическую родину».

Видимо, подобное увещевание могло оказать большее действие, если бы самому панчен-ламе было позволено вернуться в родной Шигацзе. Но даже его не пускают в Тибет, и он, подобно своему предшественнику, вещает с чужого голоса.

Что же происходит в Тибете в настоящее время?

Из Тяньцзиня туда направлено 100 кадровых работников, из провинций Хэбэй и Аньхой — соответственно 244 и 161. Цель, по заявлению китайского радио, «оборона границ». Завершено строительство нефтепровода Синьцзян — Лхаса, который позволит сосредоточить в Тибете крупные моторизованные силы и постоянные базы ВВС. Наряду с этим делаются широковещательные заявления об открытии Тибета для массового туризма, строительстве отелей, восстановлении храмов и монастырей. Китайская печать даже распространила сообщения об освобождении сначала 24 тибетских «преступников», затем еще 376 «мятежников».

Недавно я вновь встречался в Дели с тибетскими беженцами и спросил, что они думают по этому поводу.

— По меньшей мере девять тысяч тибетцев томятся в тюрьмах по политическим обвинениям, — сказал Дордже П., просивший не называть его полного имени.

— Партизаны устраивают китайцам нелегкую жизнь, — заявил Лобсанг Тимпа, президент конгресса молодежи.

Как же реагировал на перемены в Китае, тибетские «новости» и примирительные авансы сам далай-лама? В интервью корреспонденту журнала «Иллюстрейтед уикли оф Индия» он дал, как мне кажется, исчерпывающий ответ:

— Все это похоже на сцену — новые артисты приходят, старые уходят. А бывает и так, что один артист появляется в различных сценах в новом костюме и новой роли… Небольшая перемена произошла. Однако с уверенностью об этом сказать трудно. Ведь вы знаете, что и в прошлом там происходило много непредсказуемых и невероятных перемен. Сейчас произошла, видимо, какая-то перемена, однако китайский народ ею не удовлетворен. Так пусть же сначала он добьется удовлетворения.

И как бы окончательно ставя точку, ответил в журнале «Бунте» и на наиболее жгучий вопрос о возможном его возвращении: «Китайское правительство приглашает нас назад. Но взгляните, как оно поступило в отношении Вьетнама».

Накануне открытия конференции китайское посольство в Улан-Баторе обновило стенд, вывесив подборку снимков под заглавием «Освобожденные рабы Тибета». Счастливые, смеющиеся лица, безупречные национальные одежды, словно только что взятые из костюмерной, и дети, склонившиеся над букварем.

АБКМ сразу же после освобождения кампучийского народа от чудовищного режима Пол Пота направила в Кампучию и Вьетнам специальную делегацию, составленную из представителей пяти стран. Делегация привезла снимки иного рода: груды обожженных костей, вспоротые животы, руины на месте древних пагод в Лэнгшоне и Каобанге. Рядом с трибуной, с которой далай-лама произнес взволнованную речь о мире и счастье для всех народов, сидел кампучийский монах Лонг Сим, единственный уцелевший из восьми тысяч. Изможденный, с затянувшимися шрамами на лице, он не мог говорить без передышки более двух минут.

Геноцид, уничтожение тысячелетних памятников буддийской культуры, культуры вообще — вот почерк современного гегемонизма. Японские, индийские, монгольские делегаты, монахи из Шри Ланки и Лаоса единодушно заклеймили бесчеловечные преступления полпотовской клики, агрессию КНР против социалистического Вьетнама. Во многих выступлениях звучала тревога и за судьбу тибетской культуры, находящейся на грани уничтожения.

— Как вы расцениваете теперешнее положение в Тибете? — спросил я далай-ламу.

— Трудное. Долетающие оттуда вести свидетельствуют о том, что если и произошли какие-то перемены к лучшему, то незначительные. Нами движет тревога за судьбу нашей культуры, религии, самой нации.

— Как вам конкретно рисуется будущее вашего народа?

— Мы должны стать современной и динамичной нацией. Когда это произойдет, сказать трудно, но это произойдет.

— Короче говоря, вы взираете на будущее с оптимизмом?

— Безусловно.

Я подарил ему свою книгу «Бронзовая улыбка» — о старом Тибете и далай-ламах. Увидев на обложке яка, он буквально озарился:

— Это як! — Мои несравненные горы!

— Теперь я знаю улыбку далай-ламы, — сказал я, когда он попросил перевести название. — Могу лишь сожалеть о неточном заголовке.

— Вспоминая о прошлом, не угадать будущее. — В его приветливых, теплых глазах мелькнуло мальчишеское озорство. — Но зная будущее, можно не вспоминать о прошлом. Не все далай-ламы были похожи на Шестого, поэта и весельчака.

— Читая теперь его любовные песни, я все-таки буду вспоминать улыбку Четырнадцатого… Напишите мне что-нибудь на память, если возможно.

Он взял красочную литографию с призывом о мире, на которой в традиционно буддийском стиле была изображена рука с чудесным цветком в удлиненных пальцах.

«Пусть все, поднявшие мечи, побратаются с цветами в руках», — было написано на небесной голубизне.

— Не достигнешь цели, если не пройдешь до нее необходимого пространства, — то ли прокомментировал далай-лама, то ли просто привел народную поговорку.

Беглым тибетским шрифтом он написал благопожелание.

— Это, — объяснил, ставя внизу автограф, — означает «далай-лама», а это — имя: Нгаван Лобсан Донцзан-чжамцо.