Борис Пьянков - Далекие берега Страница 3

Говорят, что лайки не бросаются на людей, но это оказалось неправдой. По пляжу на нас, устрашающе лая, неслась огромная свора собак.

– Стреляй, стреляй! Чего ты ждешь? – истерично закричали женщины.

В ту пору мне еще не приходило в голову, что ракетница может не сработать в нужную минуту. К счастью, ракетница не подвела. Подпустив взбесившуюся стаю поближе, я, как и положено, по инструкции, поднял ствол в небо, и нажал на курок.

Выстрел! – И отрадная картина: трусливо убегающие собаки с визгом поджали хвосты. Ракета, задумчиво повисев в глубоком синем небе, упала на склон, вздымающийся над пляжем.

– Погасла?

– Погасла! – в этот момент со склона послышался треск огня и появился белый дым.

– Не погасла! – и Галина Ивановна немедленно отобрала у меня ракетницу. – Вот из-за таких простофиль, как ты, и случаются пожары!

Лесные пожары в этих местах, – дело серьезное. Сухая лесотундра горит, как порох. Случалось, что из-за небрежного отношения к огню в этих местах выгорали сотни квадратных километров. Очаг возгорания удалось сбить. Расплатой стала моя новая штормовка.

Скоро мы вышли к стойбищу коряков, которые извинились за собак, сорвавшихся с привязи. Летом упряжка не нужна, вот и сидят на голодном пайке бедные животные. Некормленые псы способны на все, и нам повезло, что у нас была ракетница.

Из стойбища мы вышли не одни. Лида понравилась четырех, или пятилетней девчонке – корячке, которая вызвалась идти вместе с нами. Погода смилостивилась, и работа шла весело: синело обычно свинцово-серое море, желтые сердолики отсвечивали на солнце. Мы собирали их в холщовые мешочки, а рядом беззаботно смеялся ребенок.

Легкий маршрут, – красота! Солнце и время шли рука об руку, и вместе с ними мы уже прошли пять километров.

– А в какое место прилетит за нами вертолет? – спросил я у Галины Ивановны.

– Нам осталось пройти около семи километров. Не волнуйся, мы еще успеем чайку вскипятить! – сказала женщина, глядя на часы.

– Разве мы не вернемся назад?

– С какой это стати?

– А ребенок, которого взяла Лида? Мы повезем девочку на вертолете?

– Да! Неудачно вышло, – главный геолог на секунду задумалась. – Посадка в стойбище маршрутом не предусмотрена. Да ничего! Не маленькая, сама назад дойдет!

– Как это, не маленькая? Вы что, маленьких детей не видели?

Галина Ивановна раздраженно, но терпеливо объяснила мне, что дети аборигенов привычны к таким условиям, поэтому с девочкой ничего не случится. Подоспевшая Лида внимательно выслушала наш разговор и присела на корточки перед девочкой.

– Ты же дойдешь одна домой? – участливо спросила ребенка Лида.

– Я кайн’ын3 боюсь, – растерянно сказал ребенок.

– Все равно у нас нет другого выхода, – сказала главный геолог, – мы не можем опоздать на вертолет в этих диких местах. Пусть девочка идет домой одна!

– Значит так, – заявил я, усаживаясь на плоский камень. – Пока ребенок не попадет домой, я попросту не двинусь с этого места!

Интересно: в то время мое самосознание еще не выросло настолько, чтобы отвести ребенка домой самому. В юности гораздо легче упрекать других, но нет, чтобы все самому исправить! Протестовать всегда легче, чем принимать решения, может быть, это и есть то, что отличает мальчика от настоящего мужчины?

– Мы не можем опоздать на вертолет. Итак! Встаем и двигаемся дальше. Ребенок идет домой сам. С девочкой ничего не будет, не должно быть…. Я здесь приказываю, и я за все отвечаю! – звенящим голосом сказала Галина Ивановна.

– Глупости! Если мы опоздаем на вертолет, нас будут искать и найдут. Ребенка, кроме родителей, искать никто не будет, и я клянусь, что не двинусь дальше, пока мы не отведем девочку домой!

– Ты знаешь, чем это может для тебя закончиться? – угрожающе спросила Галина Ивановна.

– Хотел бы я посмотреть на того человека, который осудит меня за такое поведение! – презрительно сказал я.

– Пойдем домой! – предложила девочке посерьезневшая Лида, – давай бегом, наперегонки!

Я собрался идти вместе с ними.

– Без тебя дойдем! – злобно бросила мне Лида.

Ох, женщины! Можно подумать, что это я во всем виноват… Ну, что же, пять километров, – это не так уж и много. Но туда и обратно, – уже десять. Наверное, жаль, что я не пошел с ними! – назойливо зашевелилось в мозгу.

Одиночный маршрут всегда является нарушением техники безопасности, которая, как известно, написана кровью. Но тогда надо было оставить в одиночестве Галину Ивановну, а она главная. От нее такой команды не поступало… От нее сейчас вообще не поступало никаких команд.

От нечего делать я собрал в кучу сухой плавник, прибитый к берегу приливом. Эти сучья горят почти без дыма. Мы с Галиной Николаевной молча пили крепкий чай и ждали Лиду. Был конец лета, и к вечеру небо уже темнело.

Явилась Лида. Девушка тяжело дышала, но ей было некогда отдыхать. Потеряв больше часа, мы не шли, а почти бежали. Далеко впереди послышался шум вертолета. Надо было дать ракету, но запыхавшаяся Галина Ивановна уже истратила почти все ракеты, стреляя в воздух еще на подходе к цели. Естественно, что пилоты нас не заметили. Осталась всего одна ракета.

– Отдайте мне ракетницу! – злобно сказал я.

В отчаянии, но и с некоторой надеждой, Галина Ивановна отдала мне наше единственное оружие. В конце концов, кто-то должен быть виноватым!

Тщетно пытаясь найти нас, вертолет делал последние круги над побережьем. Скоро пилот обязательно положит машину на обратный курс, вертолет должен прилететь в поселок до темноты. Он полетит вдоль берега мимо нас. Этот момент пропустить нельзя, но надо точно выбрать место.

– Летит! – и мой выстрел по-дурацки удачен; ракета пролетает всего в десяти метрах от носа вертолета.

– Это ты стрелял? Зенитчик хренов! Ты что же, гад, сбить меня хотел? – сердито поинтересовался у меня первый пилот. – А если бы ты в лопасть попал, стрелок?

Да, такая мысль в голову мне не приходила!

Сердился летчик недолго. Москвич, да еще из Бескудниково, – в этих дальних краях мы с пилотом почти что земляки!

На базу вертолет прибыл без происшествий. «Волчью» характеристику мне дали уже позднее, при увольнении с работы.

4. Ручей Смятый

Как красиво взлетает Ми—8! Почти без разгона вертолет приподнимается вверх, затем его нос наклоняется к земле, пилот добавляет «газу» и машина стремительно ввинчивается в синее небо под углом около сорока пяти градусов. Старенькая «четверка» так сделать не сможет!

Раннее утро снова радует нас солнцем. Дай нам Бог, чтобы такая погода простояла подольше. Скоро вертолет вернется, и мы отправимся на нем в так называемую «выкидушку», недели на две.

Мы это небольшая партия из пяти человек: начальник, главный геолог, два дайвера, и я в качестве мальчишки, ответственного за любую работу. Нам предстоит оценить запасы золота в районе ручья «Смятый».

Шеф, Фридрих Анатольевич, (этот неисправимый романтик всегда предпочитал, чтобы его звали Фредом) сказал, что такое странное название ручей получил из-за изломанности рельефа, по которому он протекает.

Разбитый ГАЗ—66 доставляет нашу поклажу на грунтовое летное поле за пять минут, поселок-то крошечный. Прибыл вертолет, но перед посадкой его надо разгрузить.

Надо, так надо! В партиях не принято отказываться от лишней работы.

Здесь меня и неразлучных приятелей-дайверов (лет по сорок мужикам) ждал неприятный сюрприз. Грузовой отсек вертолета был доверху заполнен отрезанными головами северных оленей, которые все еще смотрели на нас кроткими глазами.

Мы решили, что из этих голов будут делать сувениры, для заезжих туристов. Или медики переработают их рога на пантокрин. А кому еще нужен такой товар?

Наконец, неприятная работа окончена. Наши ладони испачканы кровью, но отмывать их уже некогда. Закидываем свои вещи, и вертолет взмывает в воздух. В одно мгновенье под нами пролетают грязные окрестности поселка, и мы уже над водой.

В этом месте река переходит в Пенжинскую губу, известную своими высокими приливами. Сила прилива здесь так велика, что течение реки вскипает многочисленными водоворотами, а затем вода вдруг поворачивает вспять. Сейчас отлив, поэтому среди обширного водного пространства виднеется множество отмелей.

Однажды мы обнаружили на такой отмели выбросившегося на берег двадцатиметрового кита. Спасти его, конечно, никто не мог, и местные коряки разделали животное на жир и мясо. Не пропадать же добру!

Вот и лесотундра полуострова Валижген, место нашей высадки.

Пролетая здесь в прошлые годы, наш начальник неоднократно видел палатку, которая всегда казалась ему странной. Кто и зачем мог надолго поставить палатку в таком месте?