Птичий полет - Андрис Якубан Страница 3

Слезы матери Петерис Птиц объяснял так: это она от счастья плачет, оттого, что у сына такая красивая машина, жуть до чего элегантный, белоснежный лебедь, что она нарадоваться не может, видя своего сына таким счастливым и гордым. Он до тех пор повторял всем своим знакомым, всем своим родственникам, что мать всегда плакала исключительно от счастья, что в конце концов и сам в это поверил.

Нет, эта грустная женщина в окне двадцатого этажа не его мать, потому что она не плакала, а спокойно мыла окно.

«Бедная женщина, — подумал, пролетая мимо нее, Петерис Птиц. — Она выглядит такой несчастной. Ей никогда не выпадет счастье плакать только от того, что ты счастлив!»

У окна шестнадцатого этажа сидела Стелла и красила губы, и в лице ее и позе было столько отчаяния, что казалось: еще одно неловкое движение и она покончит с собой, возьмет еще и выскочит в окно.

«Хорошо, что Стелла меня не видит», — Петерис Птиц опасливо вжал голову в плечи и, радуясь, что Стелла действительно его не заметила, продолжал полет к своему смертельно раненному лебедю. Стеллу Петерис Птиц терпеть не мог, даже глядеть на нее ему было мучительно, даже мысль о том, чтобы поцеловать Стеллу, вызывала у него дрожь, но и обойтись без нее он тоже не мог, потому что тех денег, которые мать выручила за дом, корову, овцу и кур, не хватало. Надо было в три раза больше. Приходилось занимать. И страшнее того: спустя какое-то время эти деньги надо было отдавать. Заработать необходимую для возврата долга сумму он никогда бы не смог. И надо было найти еще кого-то, чтобы занять теперь у него, чтобы можно было вернуть тем, у кого он уже занимал. Так постепенно образовался круг денежных людей, по которому приходилось уверенно и даже артистически порхать Петерису Птицу. Если уж кто-то купил машину, то деньги ему дают охотно, но если уж образовался магический круг хотя бы из двадцати человек, надо внимательно следить, чтобы они не были друг с другом знакомы, ни один из них не должен знать, какое место занимает в тщательно разработанной Птицем системе. Стоит узнать одному, может узнать и второй, а если знают двое, спустя месяц будут знать все двадцать, машину придется продать, полет на белом лебеде кончится. Ладно, если б долги удерживались на уровне суммы, потребной для покупки машины, но ведь уход за нею, бензин, масло — все это требует привлечения новых и новых кредитоспособных людей. Чтобы гордо ездить на «жигулях» и у заправочной колонки выглядеть не хуже других, необходима кожаная куртка, модные сейчас вельветовые штаны и туфли на тонкой подошве, чтобы нога на педалях тормоза и газа лучше держалась, чтобы у машины с водителем был по возможности более тесный контакт. А ведь еще аэрозоли и пасты, особый насос — ногой качать, который купить можно только в Эстонии, всякие красивые наклейки, клаксон, который тебе не просто блеет, а как фанфары гремит! Все это требует денег и денег, десятки превращаются в сотни, сотни разрастаются в тысячи, и долги Птица уже превышали стоимость «жигулей». И Стелла была почти единственным человеком, способным спасти Птица, ну если не совсем спасти, то хотя бы не дать ему утонуть.

Петерис Птиц всегда думал о Стелле с особой ненавистью, про себя называл ее помесью крокодила, обезьяны и слона, но не смел ненавидеть ее состоятельных родственников, потому что они-то как раз Стеллу чуть ли не боготворили, им, наверное, казалось, что мир рухнет, если Стелла не выйдет замуж за интересного и представительного юношу.

Брат Стеллы был довольно знаменитый хирург, который не очень охотно брался за операцию, если давали меньше полтыщи. Он уже одолжил Птицу в счет будущего Стеллиного счастья две тысячи и дал понять, что вообще может скостить эти деньги, расценив их как свадебный подарок.

Был у Стеллы и дядя, директор универмага, он снабжал своих знакомых всем необходимым, и он не пожалел для своей племянницы тысячи. В последнее время законы стали построже, не только народный контроль, но и милиция стала зорче поглядывать, так что цены везде подскочили. Что раньше у него можно было получить за десятку, теперь, по случаю риска, стало стоить сотенную. Если раньше рисковали ради сотни, то теперь ради тыщи. Похоже, что только один Петерис Птиц получал сто двадцать в месяц, так как официальный фонд зарплаты никакого отношения к росту цен не имел.

Для любого Стеллиного родича денежная проблема не была проблемой. Папа работал почтальоном и разносил пенсию по домам с такой жалостной внешностью, что почти каждый, даже из самой крохотной пенсии, оставлял ему не только копейки, но и рубли. Мама Стеллы работала поварихой в школе и если лишняя копейка там к рукам не прилипала, зато не приходилось стоять в очереди за продуктами, а можно было даже продавать их тетушкам на базаре. Один Стеллин кузен был довольно видным художником, так как работал в комбинате «Дайльраде», вытачивал деревянные безделушки, мастерил жестяные пустячки, и деньги к нему так и текли. Еще в числе родичей было три таксиста, семь официантов в самых шикарных ресторанах, восемь рубщиков мяса, несколько бухгалтеров, один даже собирал пустые бутылки на взморье и на стадионе «Даугава» после футбольных матчей. Все они были чудными и отзывчивыми родственниками, очень любили Стеллу и на зарплату жили только в день получки. На Петериса Птица они смотрели как на некое чудо или на плохо побеленую садовую скульптуру, изображающую положительного героя, и удивлялись, как он может числиться только на одной работе и еще утверждать, что ему нравится эта столь плохо оплачиваемая работа.

Поскольку Петерис Птиц любил свои «жигули» и свою работу, то ему приходилось любить и Стеллу. Какое-то время он довольствовался нежными взглядами, красивыми разговорчиками и выражением чувств, которые еще оставались у него в памяти от тех времен, когда он еще читал книги и ходил на концерты органной музыки, но поскольку цены на бензин повысили, то оставалось лишь лечь в постель и попытаться сделать Стелле ребенка. Так что хоть раз в неделю приходилось навещать Стеллу и в поте лица своего стараться, чтобы Стелла не заметила, как она противна Петерису Птицу, как он боится, чтобы у них не родился