Орден - Леонид Васильевич Соловьев Страница 3

У отца — на что уж твердый человек! — в голосе и то слезы пробились.

— Не тебя спасаю, — говорят, — матросскую честь спасаю. Слушай мое последнее слово: до завтра до утра буду молчать. Ничего не скажу. А ты за это время подвиг должен совершить, чтобы орден был у тебя до закону и праву. Не сделаешь — на себя самого пеняй. А я не могу: обязан доложить командиру. Я и то из-за тебя, из-за пащенка, на целые полсутки дисциплину и устав нарушаю.

— Тятя, — говорит сын, — я сейчас пойду и сам доложу.

— Не смей! Никуда не пойдешь! Фамилию позорить не дам. Делай, как я тебе приказываю!

Встал и ушел — не обернулся даже. Отрезал сыну ломоть — жуй, как хочешь!..

Жёсткий попался ломоть — с мякиной. Поди-ка, ухитрись за одну ночь геройский подвиг совершить.

Видит парень, нет ему никакой возможности исполнить отцовский приказ. Ночь проходит, восток уж протаивать начал, а парень не спит — все думает. Так, ничего и не придумавши, взялся кашу варить.

Повёз он свой камбуз на передовую. Тем часом батальон в бой вступил — немцы атаковать вздумали. И такой огонь открыли, — никакого проезда нет по дороге.

Ну, что же, дело привычное, не в первый раз. Укрыл парень свою кухню в лощинке, надел на спину термос и пошел — где ползком, а где перебежками. Раздаст один термос, возвращается за вторым и опять ползет.

Добрался, наконец, до пулеметного взвода. Раздает пулемётчикам кашу, а сам глаза боится поднять — чует, что отец в упор на него смотрит.

Подставляет отец свой котелок и спрашивает:

— Ну, как, исполнил ты мое приказание? Совершил подвиг?

— Никак нет, но выполнил, тятя. Случай не подвернулся. Дозвольте, я с вами останусь и совершу. Я вон тот пулемёт, что справа от нас, в два счета успокою. Ползать я ловкий, привычный.

— А кашу всем роздал?

— Нет, не всем ещё.

— Иди, корми бойцов. Когда всех накормишь, тогда приходи подвиг совершать.

Ползает с термосом наш парень от отделения к отделению; время идет, а он только половину бойцов накормил. Ползком — не бегом, на брюхе ноги у человека не растут, особого темпа никак не дашь. А в голове у парня думка одна — лишь бы успеть, лишь бы не кончился бой! Подробный план в уме держит, как подобраться к немецкому пулемёту. А кормить еще целых три взвода надо! «Порцию, — думает, — буду меньше выдавать, чтобы скорее управиться». Но совесть не позволяет: товарищи в работе, им пищи нужно.

Наконец-то котел дно ему показал. Парень всердцах кулаком хватил по котлу. «Чтоб ты провалился, — говорит, — в преисподнюю, чорт пузатый, загубил ты, — говорит, — мою молодую жизнь!»

Ползёт с последним термосом, изо всех сил торопится. Вдруг слышит: «Ура!». Матросы в штыки поднялись, погнали немца.

Опоздал, значит. Бросил он термос, вскочил, мчится, что твой курьерский! «Может, успею!» — думает. — Куда там! Немец, как увидел тельняшки, лупит семьдесят миль в час и не оглядывается. Разве догонишь!

Не повезло парню, не совершил он подвига. А часа через два, когда все улеглось, затихло, отец потребовал его к расчёту.

— Вижу, — говорит, — Иван, что вправду всей душой хотел ты совершить подвиг, но только не вышло тебе сегодня удачи. Однако и я больше молчать не могу… Орден при тебе?

— При мне, тятя.

— Пошли в командирскую землянку.

Приходят. Сын — снега белее. Отец, наоборот, красный весь. Просит у командира разрешения разговор вести без посторонних.

Командир попросил всех выйти. Остались втроем.

Отец докладывает, по какому делу пришел.

А командир этот недавно был назначен взамен прежнего, убитого. Прежний-то, может быть, сразу сообразил бы, в чем тут дело, а этот растерялся.

— Очень, — говорит, — странный случай.

И к сыну обращается, таким строгим голосом:

— Признаёте вы себя виновным, что обманом получили чужой орден?

— Орден чужой получил — признаю, — отвечает сын. — А что я обманом его получил — не признаю. По нечаянности вышло, по ошибке…

— Какая может быть ошибка в таких делах! — Это командир, значит. — Советую вам признаться чистосердечно.

Стоят они перед командиром — отец и сын, оба Карповы, оба Иваны Ивановичи, и неизвестно, кому из них хуже. Сын — белый, руки трясутся, губы трясутся, отец — красный, ровно бурак, упёрся глазами в угол, будто землю хочет взглядом продавить.

Принимает командир такое решение:

— Передачу ордена из рук в руки допустить не могу. Ношение незаконно и обманно полученного ордена также допустить не могу. Приказываю орден сдать мне под расписку вплоть до выяснения дела.

Снимает парень с груди орден, кладёт на стол.

Отец ему говорит:

— Опозорил ты меня, осрамил! Одно дело, когда человек, скажем, не имеет ордена — стыда в этом нет. А уж если носил орден, да потом сняли его с тебя — нет для человека больше стыда и позора! Был ты сын мне и кончился, не желаю такого сына иметь, с которого орден сняли. Пятьдесят лет Карпов я был, а теперь буду Иванов.

У парня слёзы бегут по щекам и голоса нет. Что-то шепчет, а разобрать нельзя. Командир бумаги на столе перебирает, покашливает: глядеть и слушать тяжко ему.

Вдруг открывается дверь и входит в землянку тот самый генерал-майор, который сына орденом наградил. Входит и останавливается, значит, в дверях с удивлением на лице.

Сын как глянул — сразу к нему, генералу, бросился:

— Спасите, — говорит, — товарищ генерал! На вас на одного вся надежда. Не обманщик я и не преступник, а честный моряк. Прошу подтвердить, что не обманом, а по нечаянности получил я орден.

Генерал к столу подошел, со стола «Красную Звезду» взял и спрашивает:

— В чём дело? Почему я вижу слезы на глазах у честного и боевого моряка? Требую об’яснения.

Отец, конечно, ему объясняет. Так и так, — говорит, — вот сын мой орден получил незаконно из ваших рук.

А генерал тогда нахмурился.

— Это, — говорит, — что за безобразие здесь происходит! Довольно стыдно, — говорит, — вам, товарищ командир, и вам, товарищ отец, доводить до слёз честного боевого моряка. Я вам не позволю моим бойцам нервы портить! Товарищ Карпов Иван Иванович младший, этот орден вручил вам за вашу доблестную службу, за то, что бойцов питанием обеспечиваете и под