Андре Дотель - Современная французская новелла Страница 31

— Да, но бывают случаи, когда неплохо бы каждому иметь свою машину, — возразил Пьер.

— К чему ты, собственно, клонишь? Тебя что, не устраивает моя компания?

— Да нет, это я о тебе пекусь. Время ехать на обед, а я знаю, забегаловки тебе не больно по душе. Будь у тебя персональная машина, ты подался бы в кабачок мамаши Марод, жаркое там — пальчики оближешь.

— Что верно, то верно. Но ведь с тобой, сущей камнедробилкой, мне вечно приходится обедать в этих закусочных, скорее похожих на зубоврачебные кабинеты.

— Зато быстро и чисто! И потом, какой богатый выбор!

Встав в очередь, они медленно передвигали подносы вдоль прилавка, где были выставлены тарелки с едой. Насупившийся Гастон старался выразить полное неодобрение. Пьер выбрал салат из свежих овощей и жаркое, Гастон — кулебяку и рубец. Потом им пришлось искать свободный краешек стола.

— Видал, какой богатый выбор? И ждать не пришлось ни секунды, — торжествовал Пьер. И, заглянув в тарелку Гастона, выразил удивление: — А это что у тебя такое?

— В принципе, рубец, — последовал осторожный ответ.

— Для Лиона — нормальное дело.

— Да, но ненормально то, что он успеет остыть.

— Так зачем было его брать? — сказал Пьер и указал на салат. — Вот мои овощи не остынут.

Гастон пожал плечами.

— Выходит, из-за твоей хваленой быстроты мне придется начать обед со второго блюда, не то мой рубец покроется застывшим салом. А холодный рубец несъедобен. Не-съе-до-бен. Запомни раз и навсегда. И если ты узнал от меня только это, все равно считай, время даром не потерял. Вот почему я предпочитаю немного подождать, попивая вино с приятелями в бистро, пока хозяйка самолично не принесет мне жаркое, приготовленное на медленном огне, горячее и в меру тушеное. Это по поводу быстроты. Что же до способа приготовления, об этом вообще лучше не говорить. Потому как в забегаловках, не пойму отчего, боятся пряностей. К примеру, рубец следует готовить с луком, чесноком, тмином и лавровым листом, а еще положить туда гвоздики и хорошенько поперчить. Он должен быть острым, и подают его очень горячим. А попробуй-ка мой — ну точь-в-точь лапша на воде для больных, что сидят на бессолевой диете.

— Надо было взять что-нибудь другое. У тебя был выбор.

— Выбор? Хорошо, поговорим о выборе. Скажу тебе вот что: в ресторане чем выбор меньше, тем оно лучше. Если тебе предлагают семьдесят пять блюд, можешь уходить — все они плохи. Хорошая хозяйка по-настоящему умеет готовить только одно — фирменное блюдо.

— Ну, выпей кока-колы, это тебя успокоит!

— Рубец с кока-колой!

— Давай все-таки договоримся. Ты мне десять минут толкуешь, что этот рубец — вовсе не рубец.

Они стали есть молча, и каждый следил теперь лишь за ходом собственных мыслей. Наконец Гастон сделал свой вывод:

— Понимаешь, в сущности, у нас с тобой разный подход к работе. Я выбрал для себя шестой ряд. Ты же остался скорее в седьмом.

Хорошей погоде, казалось, не будет конца. Автостанция «Ландыш» оправдывала свое название больше чем когда бы то ни было. Гастон улегся неподалеку от машины и, покусывая травинку, глядел в небо сквозь нежные веточки осины. Пьер удалялся быстрыми шагами. Просунув пальцы в решетку, он смотрел на лужайку. Какое разочарование! Коровы тут паслись, а вот пастушки не было видно. Он подождал немного в нерешительности, потом все-таки помочился через решетку.

— Да вы не стесняйтесь!

Молодой голос с легким акцентом, какой отличает жителей Бургундии, донесся слева, из кустов. Пьер поспешно привел себя в порядок.

— Раз тут поставили загородку, это неспроста. Для того, чтобы сюда не проникала всякая гадость с автострады. Загрязнение среды!

Пьер попытался совместить далекий образ, приукрашенный за эти десять дней его воображением, с образом живой девушки, которая стояла перед ним. Она рисовалась ему более высокой и тоненькой, а главное, не такой юной. В действительности же она оказалась девочкой-подростком, и к тому же деревенской, без всяких следов косметики на веснушчатом личике. Он сразу решил, что такой она нравится ему даже больше.

— Вы сюда часто приходите? — только и смог он сказать, с трудом преодолевая смущение.

— Частенько. Вы тоже, как я погляжу. Я узнала ваш грузовик.

Наступила пауза, заполненная лишь весенними шорохами.

— Как здесь спокойно, хотя и совсем рядышком с автострадой. «Ландыш»… откуда такое название? Что, в этих местах растут ландыши?

— Росли, — поправила девушка. — Раньше тут был лес. И по весне цвели ландыши, много ландышей. А когда проложили автостраду, леса не стало. Автострада его поглотила, сожрала, как землетрясение. И ландышей словно не бывало!

Они снова замолчали. Девушка села на землю, прислонившись плечом к решетке.

— Мы проезжаем тут дважды в неделю, — пояснил Пьер. — Только в первый раз, конечно, поднимаемся к Парижу. И тогда едем по другой стороне автострады. Чтобы добраться сюда, пришлось бы перейти обе проезжие полосы. Это и опасно, и запрещено. А вы откуда? У вас тут ферма неподалеку?

— Да, у родителей. В Люзиньи. Люзиньи-сюр-Уш. Отсюда метров пятьсот, не больше. Но мой брат переехал в город. Работает электриком в Боне. Не желает в земле ковыряться, как он говорит. И что станет с нашей фермой дальше, когда отцу будет уже не под силу управляться, одному богу известно.

— Прогресс, ничего не попишешь, — согласился Пьер.

Легкий ветерок пробежал по деревьям. Послышался громкий сигнал тяжеловоза.

— Мне пора, — сказал Пьер. — Может, скоро увидимся.

Девушка встала.

— До свиданья!

Пьер бросился бежать, но тут же вернулся.

— А как вас зовут?

— Маринетта. А вас?

— Пьер.

Гастон очень скоро заметил какую-то перемену в своем напарнике. Иначе с чего бы это он стал печься о женатых шоферах.

— Я вот спрашиваю себя иногда, как устраиваются наши женатые ребята. Целую неделю в дороге. А потом, когда они попадают домой, им, конечно, хочется только одного — отоспаться. И уж естественно, ни малейшего желания снова трястись в машине. Так что женушка, как ни крути, чувствует тебя покинутой. — И, немного помолчав, он добавил: — Ну, а ты ведь был когда-то женат?

— Был, — неохотно подтвердил Гастон.

— Ну и что?

— А то, что она поступила, как я.

— То есть?

— Ну да, точно так же. Я ведь постоянно уезжал. Вот и она взяла да и уехала.

— Но ведь ты же возвращался.

— А она не вернулась. Связалась с одним парнем, с бакалейщиком. Словом, с человеком, который сидит на одном месте.

И, поразмыслив, он заключил:

— Понимаешь, либо автострада, либо женщины — что-нибудь одно.

В принципе Гастон должен был мыть машину попеременно с Пьером. Такой порядок был заведен во всех бригадах, водивших тяжеловозы на дальние расстояния. Но Пьер почти всегда брал мойку на себя, и Гастон относился философски к тому, что напарник делает это вместо него. У них явно были разные понятия об эстетике и гигиене — как личной, так и в отношении орудия их труда.

В тот день Гастон бездельничал, сидя в машине, пока Пьер мыл кузов, направив на него струю, такую сильную и шумную, что она заглушала реплики, которыми напарники обменивались через открытое окно.

— Как по-твоему, ты взял ее достаточно? — спрашивает Гастон.

— Взял? Чего?

— Да эмульсии для полировки. Ты священнодействуешь, прямо как в косметическом кабинете.

Вместо ответа Пьер выключил воду и достал из ведра мокрую губку.

— Когда мы с тобой начали работать в одной бригаде, я сразу смекнул, что всякие там куколки, талисманы и тому подобные побрякушки, которые ребята развешивают в шоферской кабине, тебе не по вкусу, — продолжал Гастон.

— Что верно, то верно, — поддакнул Пьер. — По-моему, это машину не красит — не этим она хороша.

— А чем же, по-твоему?

— У нее красота в другом. Это красота рабочая, полезная, ну практическая, что ли. Та, что под стать автостраде. А значит, не нужно ничего такого, что мешает и болтается без всякой пользы, ничего, что служит лишь для украшения.

— Согласись, я ведь тут же все поснимал, даже танцующую на коньках голоногую девчонку убрал с радиатора.

— Ну ее-то мог бы оставить, — заметил Пьер, снова поднимая шланг.

— Скажите на милость, — удивился Гастон. — Мсье становится более терпимым? Не иначе, как это весна действует. Ты бы еще разрисовал кузов цветочками.

Пьер плохо слышал из-за шума струи, хлеставшей по железу.

— Что ты сказал про кузов?

— Я говорю: ты бы еще разрисовал кузов цветочками. Ландышами, например.

Струя нацелилась прямо в лицо Гастону, и он поспешил поднять стекло.

В тот же день, во время традиционной остановки на автостанции «Ландыш», произошел инцидент, который не столько позабавил, сколько встревожил Гастона. Полагая, что он уснул на диванчике, Пьер открыл прицеп сзади и вытащил металлическую лесенку, служившую для того, чтобы влезать на крышу машины.