Мужик и камень - Анна Александровская Страница 5

Оказывается, не так-то просто на наших старых порах, мой

любезный, влюбиться да и жениться! Не те мы уже! Не те.

Зачерствели совсем!

– Мерзость какая! – процедил ни с того ни с сего Филолет

Степанович и отодвинул желеобразный нежно-розовый десерт, и,

только секундой позже поднял глаза на Журкина, который сидел в

недоумении. – Нет, ну ты посмотри, посмотри, что они мне

принесли! Десерт! Какой же это, к черту, десерт! Это же в рот не

вломишь! А ведь это еще и глотать полагается!

– Да, подожди ты со своим десертом! – чуть раздраженно, но

весело вмешался Журкин, которого отстранили от задушевного

диалога. – Десерт, как десерт… Оставь его в покое. И прекрати

трясти тарелку! Это становится невыносимо! Не понравился –

закажи еще что-нибудь, поплотнее, нормальное на твой взгляд. А

то! Я ему про женитьбу! Такую серьезную тему завожу, а он мне

про десерт! Сто лет не виделись, а всё брюхо набить на уме! –

Журкин приподнял хрупкую тарелочку, стоявшую перед

Гомозовым, слегка тряхнул ее, от чего что-то розовое и

желеобразное пружинисто покачалось из стороны в сторону. –

Официант. Официант! – крикнул он, привлекая к себе внимание

публики кафе. Тут же к нему подбежал хиленький молодой человек

в форме, и Журкин заявил: – Достопочтенный, уберите,

пожалуйста, это блюдо! – с явным возмущением сообщил он. – На

моего коллегу оно оказывает раздражающий эффект. А у меня, вы,

знаете, вообще аллергия на желатин! Жуткая аллергия! – поспешно

проговорил Журкин слегка в нос. – Просто жутчайшая!..А-а-пчхи!

А-а-а-пчхи!

Официант без лишних слов быстро схватил блюдо и в момент

ретировался, испуганный тем, что сейчас громыхнет еще один

раскат невыносимого «а-пчхи», и неприязненно заденет

достоинство его всеугождающей профессии. Журкин, тут же

утерявший аллергический симптом, тихонько захихикал, Гомозов

довольно ухмыльнулся. Беседа возобновилась:

– Я честно сказать, не только по проекту сюда приехал, –

сообщал недавний аллергик. – Ты его дома, обязательно изучи!

Заглянул я к вам еще с одной, особенной целью, – тут Григорий

Станиславович глянул в окно, нерешительно помялся, и заговорил с

задумчивостью: – Слышал давно про ваш городок! Вот что!

Любопытный! О-о-чень любопытный!!! – он снова помялся. – Так

же слышал, что женщины у вас тут… уж привлекательные больно.

К тому же и не обманут. А это, пойми, важно для меня. Я бы не

хотел абы как, любовь в пустое небо отдавать. Лучше, чтоб кому-то,

и чтоб ждали, просили, да принимали. Искренности хочу я, а чтоб

не одному в луженую глотку орать о чувствах-то о своих. А ваши

дамы – в них меньше подлости изначально: раз уж любят – то и

летают, а не любят – да и пёс с ними, других найдем, кому

приглянемся! Зато сразу видно: любит она или притворяться

вздумала. Т-хе! – Журкин покрутил перед собой кружку. – Этого я

еще ни в одной стране не видывал. Только тут! Особенный у вас

городок.

– «Женщины у нас тут привлекательные», – недовольно

буркнул Гомозов и потупился. – Бабы, как бабы! Все одно. Ну,

подумаешь, летают! Что в том такого? Да только нет среди них

святых! Летать научатся – ходить разучатся, не полагаешь?

Святые… Тоже мне! Я бы сказал тебе, кто они! – он вдруг подался

вперед и гаркнул: – А, впрочем, что мне мешает?! Что мешает?! Да

и скажу! Скажу, кто они! Они… они…

– Нет, дорогой друг! Не продолжай! – перебил испуганно

Журкин, озираясь по сторонам. – Так нельзя! Ну, может, они и не

совсем святые, – чуть тише заговорил он. – Но скажи-ка мне

лучше, кто из нас тут есть святой? Однако, мне кажется, что они

чище нас. Чище и добрее. От них ласковым веет. А теперь –

посмотри на нас. Что в нас есть? Что увидел?! Ну, ладно, ладно, не

хмурь так брови! Оглянись-ка лучше по сторонам, и посмотри: они

же не соответствуют тому, как ты нападаешь на них! Посмотри, как

улыбаются! Как смотрят! Пусть и не святые, но они же женщины.

Чем они хуже нас? Вполне порядочные и прилич…

– Нет, Гриша! Э-нто ты сейчас ошибаешься! – указательный

палац Гомозова недоверчиво маячил перед самым носом Григория

Журкина. – Это они только с виду приличные! Ты на внешность-

то не купись! Змея-то шкурку скинет! А они все! У этих змей всегда

все по схеме! Вначале – потакают тебе во всем, решения твоего не

оспорят, делают вид, что увлечены тобой, интересы твои уважают.

Да только потом – перетянут тебе шею, да и начнут твои моозги

мукой присыпать! Я их прямо-таки насквозь вижу! Вон, посмотри

повнимательнее – у каждой мешок за спиной с мукой-то эдакой.

– Ничего не вижу… – наивно вглядывался Журкин, еще не

привыкший к особенностям города.

– А некоторые, что похитрее, – не унимался Гомозов. – Пыль-

то эдакую в сумочках носят. Ты думаешь, они ей прыщики

пачкают? Нет, мой любезный друг, они ею, пуховкой этой, нам с

тобой мозги припудривают!

– Кончай! – наконец, вышел из замешательства собеседник. –

Что за шутка такая, про мешки! Я ведь готов и поверить, чудак!

Все за спинами поклажу выглядываю! Не для того я пришел, чтобы

бредни твои слушать!

Журкин посмотрел вбок. Там, через два столика сидела

парочка влюбленных. Гомозов уловил взгляд приятеля.

– А эти! – уцепился за нечастных Филолет Степанович – Эти!

Посмотри на них! До чего противно! Тьфу! Видеть их не могу! – он

с отвращением поморщился, помолчал секунду и тяжело вздохнул.

– Счастье-то оно… сейчас только счастье. Думают верно, что друг

друга понимают, ручки друг другу целуют, вон, смотри, как

держатся! А что потом? – он вскинул внимательные глаза на

Журкина, однако не дождался ответа. – А я тебе скажу, что потом!

Дети, плети, ссоры всевозможные: пустые и не очень, работа

соотнесется с зарплатой, любовь – со свободным временем и

усталостью. В общем, «бытовая жизнь» – одно название. Не успеют

опомниться – вот уж и влюбленности конец. Наверняка он начнет

гулять, – кивнул Гомозов с убеждением психолога. – Посмотри на

него! Да и она туда же. И что?! И что тогда?! Тут уж глазами стол

нечего буравить, Гриш. Скажи-ка лучше, как думаешь, долго их

счастье теперь-то продолжиться?! Долго ли, в таких-то условиях?! –

Филолет Степанович устремил насмешливый взор на собеседника,

выжидая ответа.

– Ммм… – засомневался Журкин. Для него вопрос явился

неожиданно. – Но что-то ты как-то… как-то ты…– путался он,

неважно пытаясь поспорить.

Но Гомозов медлить и ждать каких-то еще боольших

аргументов от Григория Станиславовича не стал, поэтому перебил

его многозначительную, оснащенную смысловой нагрузкой речь:

– Из свободных князей – в грязи, как говориться! Да