Дружба начинается не со знакомства - Таня Белозерцева Страница 86

— Понимаю тебя, Люц, но мне Залзан живым больше нравится. Не советую.

В последних двух словах Северуса прозвучало явное предупреждение, и Люциус, горько вздохнув, поднял руки, сдаваясь:

— Ладно… понял, не трогаю.

Гарри на все это только головой покачал и, оставив взрослых, спокойно удалился. С кольцом разобрались, он потом расскажет об этом всем ребятам, а пока… Оглянувшись по сторонам и не увидев никого постороннего, паренёк припустил в коридор. Прибежав, он подошел к доспехам и прикинул их высоту — нет, без Рона он не справится, слишком высоко. Хотя… а если попробовать левитацию? Снова оглянувшись, на сей раз воровато, Гарри достал палочку, прицелился и шепнул:

— Вингардиум Левиоса…

Рогатый шлем, дрогнув, снялся с доспешных плеч скандинавского рыцаря и поплыл по воздуху, Гарри медленно повел палочкой и пошел вперед, левитируя шлем перед собой, в душе тихо ликуя от счастья — получается! Он всё-таки научился этому в школе… При этом он вспомнил и странное заклинание, которое совсем недавно опробовал — Финита Инкантатем, какое необычное звучание, звонкое такое… как весенняя капель, фиН-и-Та, иН каН Та-Тем… Ну просто музыка! Песня. Так, запомнил, теперь надо в книгах глянуть, что это за заклинание, для чего и что оно делает. И Гермионе рассказать, ей тоже будет интересно.

Вот с такими отвлеченными мыслями Гарри пролевитировал шлем в пустующий класс, водрузил на высокую тумбу, поправил бархатное покрывало, добавив побольше художественных складок, зажег свечи в канделябрах с помощью той же палочки и полюбовался получившейся композицией — а что, неплохо смотрится! — пора приступать к работе. Прошел в центр класса и встал перед заранее приготовленным мольбертом, взял палочку угля и принялся вдохновенно зарисовывать блестящий рогатый шлем на красном бархате и стоящие рядом песочные часы. Как будет называться будущая картина, Гарри уже знал: «У рыцарства никогда не заканчивается время». Вот так. И эту картину он подарит тёте Петунье на Рождество. Главное, чтобы краски чисто легли, без комков и без разрывов, для него рисовать красками было сложней всего. Самыми послушными рисовальными предметами пока были карандаши и шариковые ручки, а ещё уголь. А краски и кисти… ох, сколько с ними мороки, с мягкой кисточкой было довольно сложно договориться и верно контролировать нажим, наклон и прочее. Зато красками так здорово рисовать, столько новых и порой неожиданных оттенков можно создать!

Гарри придирчиво оглядел рисунок — ну вроде похоже, вот только… этот рог немного толще правого… И он несколькими новыми штрихами подогнал рисунок к идеалу, вот теперь порядок. Так, всё на сегодня, пора в гостиную, остальное завтра… Гарри прибрал мольберт и рисовальные принадлежности, погасил свечи и покинул класс. Придя в гостиную, он наткнулся на расстроенного Рона, тот кинулся извиняться, что не смог принести шлем, что Филч заставил его повесить обратно. Гарри отмахнулся и успокоил друга, что шлем он достал и всё уже в порядке.

Красавица Лаванда Браун получила из дома печальное известие о том, что её любимца кролика Пуша задрала лиса. У девочки случилась дикая истерика, она громко разрыдалась прямо посреди коридора, распугав идущих на урок трансфигурации учеников. Её тут же окружили встревоженные однокурсники и начали расспрашивать о причине её горя. Выслушали её заикание, пожалели Пушика, поругали коварную лису… а Лаванда, давясь слезами, вдруг начала себя укорять:

— Как же я могла забыть? Вы помните, какое сегодня число?

— Какое? — спросил Гарри.

— Шестнадцатое октября! «То, чего ты боишься, случится шестнадцатого октября». Помните? Она была права, так и вы-ышло!

И девочка опять зарыдала. Однокашники растерянно топтались рядом, сочувствуя и не зная, чем помочь. Гермиона, поразмышляв, спросила:

— Так ты… так ты всё это время боялась, что Пушика съест лиса?

— Ну… ну, не обязательно ли-лиса, — прозаикалась Лаванда, глядя на Гермиону сквозь слезы. — Я бо-боялась, что он умрет.

— А что, Пушик был старый?

— Не-нет, о-он был совсем маленький… — и Лаванда взвыла пуще прежнего. Гермиона вздохнула и серьезно сказала плачущей Лаванде:

— Надо было его с собой взять, тогда бы ты не боялась каждую минуту за его жизнь… Нет, ну в самом деле, Лаванда, чего ты ожидала, оставляя своего любимца на ферме? Понадеялась на то, что родители за ним присмотрят? Так они ж фермеры и в телохранители для твоего кролика не записывались.

Лаванда перестала рыдать и круглыми глазами посмотрела на Гермиону:

— Погоди… а с чего ты взяла, что я на ферме живу?

— А… не там? — смешалась Гермиона. — Просто ты сказала, что твоего кролика лиса задрала, вот я и предположила, что раз лиса, то это ферма или дом в деревне… Где же ещё лисы могут охотиться на кроликов?

Лаванда подняла к лицу смятое письмо и, разгладив его, принялась внимательно изучать почерк. Все настороженно замерли, ожидая дальнейших событий. Лаванда нахмурилась:

— Ну я и ду-у-ура… письмо-то братец написал, Август, чтоб ему… почесаться в нижней точке! Скотина. Пойду-ка я маме напишу и потребую, чтобы ответ тоже она мне написала…

Она воинственно развернулась было, но её окликнула Гермиона:

— Лави, а где ты живешь?

— В Лондоне на Парк Лейн 17. В пятикомнатной квартире. И кроме кролика у меня ещё есть пёс Барон и кошка Ребекка… кстати, тоже персидская, как твой Живоглот. Знаешь, а давай я её на следующий год привезу, познакомим кошек.

— Давай! — засмеялась Гермиона. — И кролика прихвати, нечего ему одному дома скучать.

— Ну… если он живой, конечно. А так Пушик и Барон очень дружат, жаль их разлучать. Ох, Август, погоди, доберусь я до тебя…

И Лаванда, грозно ворча под нос ругательства в адрес неумного братца-шутника, отправилась в гриффиндорскую башню, писать письмо маме.

Люциус крепко озадачился делом, которое ему поручил Северус — достать из сейфа Лестрейнджей чашу Пуффендуя. В конце концов он махнул рукой на свои сомнения, отправился в банк и… предложил гоблинам жирную мзду, целый сейф Абраксаса Гэвина Малфоя взамен на маленькую чашу с простенькой чеканкой на выпуклом боку в виде барсука. Гоблины, что странно, согласились сразу и даже без писка. Люциус, держа в руках металлический контейнер с чашей, почувствовал себя идиотом, видя ехидные взгляды, которые бросали на него зеленокожие коротышки. Кажется, он… переплатил. Но всё равно, дедовский сейф ему не жаль, дело того стоит.

С этими оптимистичными мыслями Люциус покинул банк, не подозревая о том, что гоблины сразу после его ухода закатят пирушку по поводу освобождения одного из сейфов от темномагического артефакта, которое давно не давало им покоя. Но они не смели от него избавляться самостоятельно, потому что не знали как,