Мужик и камень - Анна Александровская Страница 9

тебе нужно?!! У тебя там еще пальцы не поломались?! Какой раз

уже крутишь мой номер?! А?!

На двух концах провода возникло недолгое молчание.

– Первый, – наконец отозвался в трубке едва знакомый

женский голос.

– Кто это? – недоуменно фыркнул Филолет Степанович, чуть

умерив свой пыл. – Вы что, ошиблись?!

– Может, и ошиблась, – рассуждало мужчине в ухо. – На этот

номер я звоню впервые, но если считать верным то, что написано в

адресной книге, то я должна была попасть в квартиру Гомозова

Ф.С. Я ошиблась?

Филолет Степанович так и сел от удивления.

– Да, это я, – приходил он в себя. – Только не квартира у меня,

а дом! Частный дом! Что вам нужно? И кто вы еще такая?

– Мы с вами уже встречались. В автобусе. Помните?

Гомозов неожиданно для себя кивнул. Говорившая, будто

увидела этот жест, продолжила, стараясь немного уточнить:

– Это было в понедельник. Вы еще предложили мне свою

теплую кофту, только я отказалась.

– Ах, это вы! Помню, помню! Припоминаю, – удостоверил

Гомозов. – Вы, верно, беспокоите меня, чтоб я отдал вам долг?

Помните, в который вы меня втянули, тогда, в автобусе, за проезд.

– Ну что вы, копейки эти. Не исключаю, что я мелочная, но не

до такой же степени! Я звоню вам потому, что хочу к вам придти.

Сейчас.

Молчание.

– В этом городе у меня совсем нет знакомых, – женский голос

в трубке становился дрожащим, на том конце провода пошаливали

эмоции. – Понимаете?! Совсем никого…

– Что Вам нужно? – нетерпеливо прервал Гомозов, не

соизмерив свою грубость, в его планы не входило выслушивать

чепуху.

– Я сейчас! Я хочу сейчас придти. Только, пожалуйста, не

принимайте это всерьез, я помню, вы так сами говорили.

Понимаете, мне нужно с кем-нибудь поговорить! Я просто хочу с

кем-нибудь поговорить, сейчас. А иначе… иначе… – едва договорив

последнее слово, голос затих, раздались приглушенные

всхлипывания, верно трубку чуть отстранили от лица.

«Не принимайте это всерьез», – про себя повторил Филолет

Степанович и озадаченно приподнялся с тумбы, на которой сидел

все время разговора:

– Только не плачьте! Не плачьте! Ведь наверняка, нет причин!

И, конечно, я вас понимаю. Понимаю, что вам нужно с кем-нибудь

поговорить, чтобы успокоиться. Но, поймите, – медленно, на

распев, проговорил он, – пой-ми-и-те и вы меня. Мне завтра рано

вставать, на работу. Поверьте, это невыносимое время! Ужасное! И

у меня график. Еще и сегодня кое-какие дела есть, а вы меня и так

отвлекаете. Не плачьте, нет смысла, ведь придти я вам все равно не

позволю!

Девушка всхлипнула в трубку еще громче, теперь она,

кажется, совсем не пыталась успокоиться. Рыдания продолжались,

и не так был воспитан Гомозов, чтобы бросить трубку на середине

многозначительного разговора, тем более, что собеседник, до того

весьма объективный, оказался в аффекте. Он знал нужный подход:

требовалось выслушать, попрощаться и спокойно лечь спать. Но

нет, дама была слишком настойчива.

– Я приду! – твердо сообщила она в трубку, вдруг проглотив

слезы. – Отнимать много времени не буду, но приду! – раздались

короткие гудки, – она скинула.

– Вот так сумасбродка! – Гомозов вцепился руками в волосы. –

Так тревожить людей!

Он начал успокаивать себя тем, что дамочка не знает его

адреса, но потом одумался, что знает. Знает! Во-первых, он

припомнил, что в телефонном разговоре прозвучало

словосочетание «адресная книга», где явно значилась его улица, а,

во-вторых, – сам же и говорил этой особе, где он живет: «За теми

высотками одноэтажный дом». Эк, угораздило! Ну, да ладно!

Ладно! Не открою дверь. А если и открою? – он безнадежно потер

лоб. – Что с того?! Один визит длиной в пять минут не слишком

стеснит вечер.

Где-то, через полчаса, в дверь еле слышно постучали. Филолет

Степанович нехотя поднялся с кресла и приблизился к окну. У его

калитки стояла женщина, что не так давно телефонировала. Она

была в пальто, в осенних сапогах на среднем каблучке, вокруг шеи

– широкий шарф, связанный из толстых нитей, завидя Гомозова в

окне, женщина приветливо кивнула. Что ж, придется открыть,

подумал Филолет Степанович и двинулся к двери.

– В вашем распоряжении пять минут! – с порога заявил он. –

Думаю, вам не придется объяснять, что в наши дни время – это

самая ценная купюра, к тому же, мне завтра рано вставать!

– Да, да, я помню. Помню. Уже слышала, вам на работу. Не

пригласите в дом? – она передернулась и попрыгала с ноги на

ногу. – А то холодно. Не пригласите? – взгляд больших голубых

глаз пронзил Гомозова легким лучистым, чуть капризным светом, и

она грустно произнесла: – Знаю, не пригласите. Да, это ведь ваше

право.

Филолет Степанович, силясь над собой, шагнул в сторону,

освободил дверной проем. И женщина, приняв этот «натужный

жест» за приглашение, улыбнулась с ужимкой и вошла.

– Спасибо, что не прогнали, – ее плечи вновь вздрогнули, но

на этот раз от теплого воздуха, и она торопливо залепетала: –

Прошлый раз я вам не представилась. Меня зовут Елена. Так что

будем считать, что мы с вами знакомы. А то будете думать, что

шастает у вас по дому Бог весть кто. Так теперь хоть представилась,

– женщина переступила порог прихожей и огляделась. – Как тут

хорошо, жарко. Вы даже представить себе не можете, моей радости!

Пока шла, вся продрогла! Холодает.

Вид у нее и в самом деле был замерзший. Бледная, и в отличие

от других женщин, которые в морозные дни попадались на улицах

Филолету Степановичу, на щеках у нее не проступило румянца.

Словно «малокровная», – заметил на этот счет Гомозов, поморщив

правильным, чуточку длинноватым носом, и вслух произнес:

– Пройдемте на кухню. Я согрею чай.

Миновав прихожую, они оказались в кухне. То была светлая

комнатка, уютная и чистая, с небольшим столом, тремя

белоснежными табуретками, плитой, раковиной, курлыкающим

холодильником и неторопливо цокающими часами. На столе

позабыто томилась старая газета, которая так и умоляла своими

заголовками, чтоб ее наконец-то раскрыли и прочли, недалеко от

газеты покоились две заброшенные луковицы. Вещи здесь жили,

придерживаясь размеренного уклада, говорили о порядке.

Занавески на окне уныло покачивались, перекрывая едва заметное

дыхание сквозняку, сочившемуся из незримых щелей рам, вся

комната, тихая и уютная, мерно дышала ароматами корицы и сухой

мяты, таившимися в холщевых мешочках на подоконнике. В доме

гостья чувствовала себя превосходно, довольство читалось по ее

лицу.

Филолет Степанович вскипятил чайник (тот был уже горячим

– оставалось только подогреть). Налил дымящегося чаю себе и

несчастной заблудшей и присел за стол, как и присела его

собеседница.

– Спасибо вам! Спасибо! – почти шепчущим голосом

посыпались вновь