Виктор Воронов - Пригоршни из туесков памяти. Часть первая

Виктор Воронов

Пригоршни из туесков памяти. Часть первая

Эти записи – туески, как я их назвал, сделаны для себя и самых близких мне людей – мамы, жены, брата, сына, племянников и племянниц, невесток, тестя и тещи, сватовьев.

Однако вскоре я почувствовал необходимость предоставить возможность их прочесть своим землякам-черемховцам, а также шелеховчанам, иркутянам, москвичам и тверичам.

А теперь, думаю, пусть хоть раз их прочтет или пробежит глазами и может быть найдет в них для себя что-то свое, сокровенное, свежее и родниковое любой желающий.

Я буду этому только бесконечно признателен!

Посвящается Швецовым – Евдокие Ефимовне и Серафиме Никифоровне – моим маме и бабушке, и жене – Ларисе Михайловне!

О ТУЕСКАХ И ПРИГОРШНЯХ

По словарю известного исследователя русской словесности Владимира Ивановича Даля туес – восточно-сибирское слово (уменьшительное – туесок) – «…бурак, бурачок, берестяная кубышка, с тугою крышкою и со скобкой или дужкой в ней».

Деревенские умельцы делали их из бересты. Для этих целей выбирали ровную, с меньшим количеством сучков на основной части ствола, березу. Спиливали ее весной или летом, когда по ней шел березовый сок и еще не появилась сладковатая гущина – мезга. Далее распиливали березу на отмеренные, по предполагаемой высоте туеска, куски и специальным инструментом – сколотом (типа стамески) снимали кругами внутренний – желтый слой бересты, начиная с тонкой части, как бы с вершины, дерева.

Затем, снятую кругами и цельную (не разорванную) бересту (сколоту) запаривали в горячей воде, заворачивали снизу и сверху, оборачивали вторым слоем бересты – «рубашкой» (уже не цельной, а с замком) и ставили дно. Оно выпиливалось и подгонялось впритирку. Береста после кипятка ссыхалась, и дно держалось очень крепко. А сверху делали крышку с дужкой или скобкой.

Туески бывали разных размеров – от самых маленьких, в которые не смогла бы даже пролезть рука ребенка, до больших, в которые почти как в кадки (бочки) хозяйки аккуратно, слой за слоем укладывали и солили губастые сырые грузди и рыжики.

Туески, занесенные с мороза в дом, источали приятный запах березы и березового сока. В них в ранишние времена держали разное – сметану, бруснику, соль, творог, сахар, простоквашу и даже молоко. В туесках оно подолгу не скисало.

Туески были, конечно, не такие, как сейчас в большинстве своем встречаются среди продаваемых сувениров. А настоящие – двойные, без стыка на внутреннем слое и достаточно прочные. Подобный туесок привезли нам родственники жены из Шелехова. Изготовлен он был более ста лет назад. И он, по-прежнему, пригоден для всего того, для чего и был сделан каким-то прекрасным и мастеровитым человеком из села Олха Иркутской области в те такие теперь уже далекие времена…

И мы тоже в течение жизни многое складываем в свои своеобразные туески памяти.

И вот как хозяйка, принося в дом туески из погреба или из кладовки – с холода, как тогда говорили, радовала их содержимым своих домочадцев, так и мне хочется из туесков своей памяти выплеснуть пригоршни ярких и родниковочистых воспоминаний и впечатлений о жизни простых, настоящих людей, с которыми мне посчастливилось в разное время встретиться…

А пригоршня, по словарю В.И.Даля, – «…мера сыпи, всего сыпучего: сколько загрести можно в обе ладони вместе…». Так двумя ладонями рук, совмещая их вместе, можно взять пригоршню зерна, земли, кедровых орехов, брусники, голубики… Пригоршней можно зачерпнуть воду из родника или ручья, чтобы умыться или утолить жажду… Купаясь в реке, пригоршней можно захватывать воду и плескать ее себе в лицо или, играя как в детстве, друг в друга.

…Так вот, купаясь в воспоминаниях, я пригоршнями выплескиваю из туесков своей памяти самое-самое сокровенное и дорогое моему сердцу.

ФОТО ИЗ СЕМЕЙНОГО АЛЬБОМА

Этой фотографии почти сто лет. На ней, слева, запечатлен мой дедушка по материнской линии – Швецов Ефим Никитич – забайкальский казак, георгиевский кавалер, большевик, красный партизан, хлебопашец. Он, к сожалению, не дожил до моего рождения, но я много о нем знаю со слов бабушки и мамы, а также бережно храню копию этой сохраненной ими фотографии.

Он прошел срочную службу в Забайкальском казачьем войске, затем всю первую мировую империалистическую войну 1914-1917 годов, где был награжден георгиевскими крестами, вернулся большевиком в родное забайкальское село Зерен, устанавливал власть Советов в рядах красных партизан в гражданскую войну, а потом, как и многие, снова пахал, сеял, убирал урожай, вступал в колхоз, по чьим-то наветам два раза почти по полгода держался в «органах», но был, по-видимому, полностью оправдан. Об этом свидетельствует ответ на запрос моей мамы в 1996 году в Читу: «…ни в каких архивах не сохранилось документов о его репрессировании».

…А на другой фотографии, примерно той же давности, крайняя слева – моя бабушка Швецова Серафима Никифоровна с маленькой дочкой, будущей моей тетей Ирой, свекром – моим прадедушкой Никитой Клеонидовичем, женой брата мужа Миланьей Кузьмовной и ее сестрой Матреной. Она в те далекие годы спрятала дедушкины георгиевские кресты, как наиболее ценные в доме вещи, в один из туесков в кладовке. Японские солдаты, воевавшие на стороне белой армии и зашедшие в их дом, вместе с туесками со сметаной и другими продуктами унесли, к сожалению, и этот туесок с боевыми наградами дедушки.

Добрую память о никогда не виданном дедушке и гордость, что я тоже являюсь потомком забайкальского казака, гураном, как зовут себя коренные жители Забайкалья, я несу в себе всю жизнь. И когда я бываю в Георгиевском зале Московского Кремля и читаю имена георгиевских кавалеров, то каждый раз испытываю трепетное волнение от великой общности с неувядаемой славой наших российских героев.

ГЛОТОК РОДИНЫ

(три дня через тридцать три года)

…Сюда мы с тобойнепременно должныОднажды вернуться,однажды вернуться…

В нестерпимую летнюю жару порою т-а-к х-о-ч-е-т-с-я утолить жажду глотком холодной, студеной воды.

А с прожитыми годами все больше и больше ощущаешь потребность и даже жгучую необходимость в глотке из светлого и чистого родника детства – глотке Родины.

И как от холодной родниковой воды сводит зубы, так и от глотка Родины замирают душа и сердце.

В народе не зря говорят: «Тянет туда, где зарыта пуповина…». Так и меня с братом Владиславом тридцать три года неумолимо тянуло в далекое и родное забайкальское село Черемхово, находящееся в верховьях реки Чикой – на юго-западе Читинской области.

Здесь мы, трое братьев, жили в детстве с мамой, отцом и бабушкой.

Родственников в этом селе у нас никогда не было. Но на вопрос коллег и друзей: «А к кому же вы собираетесь ехать?» – я отвечал, что ко всем, кто помнит нас, нашу семью – к тем, кто был и есть дороже, и ближе, и роднее…

Все эти, прошедшие с момента нашего переезда оттуда, годы, жизненные дороги проходили у нас в стороне от Черемхово. Когда я летел по служебным делам на БАМ, в Хабаровск, Тынду, Якутск, Читу, Благовещенск или еще куданибудь в дальневосточные края, то всегда в первую очередь, старался «завернуть», хотя бы на один день, к родителям – вначале в Борзю, куда они переехали из Черемхово в 1969 году, а затем – в Иркутск – куда они перебрались позднее. (Кстати, один из моментов такой нашей семейной встречи в 1981 году – на одной из фотографий в книге).

И вот в 2002 году мы с братом решили, что все-таки не надо откладывать, надо съездить в Черемхово и самим проведать людей и родные места, да детям и племянникам показать родину их родителей.

…И вот уже яркое июльское солнце, отражаясь от зеркальной глади священного моря Байкала, бьет прямо в ветровое стекло автомашины, которая мчит нас из Иркутска на восток, за тысячу километров – в таежное и горное Забайкалье. И хоть так хотелось остановиться и пообщаться в очередной раз с нашим любимым Байкалом, но поскольку главные наши устремления были направлены вдаль, ограничили эти приятные мгновения лишь любованием нашим красавцем через окно автомобиля.

Тридцать три года – немалый срок… И воды в нашей реке Чикой много утекло, да и в нас, в стране и в мире многое изменилось. Но когда мы все ближе и ближе подъезжали к Черемхово и стали мелькать и всплывать где-то в памяти такие знакомые названия соседних селений – Барахоево, Коротково, Большаково, Красная речка, Фомичево, Захарово, Осиновка, Шимбилик, Могзон, Большая речка, Афонькино – мы как будто вновь окунулись в наше далекое босоногое детство…