Петр Краснов - На своей земле: Молодая проза Оренбуржья Страница 10

Однажды, после придирок и попреков, кончившихся громким скандалом, у Розки пропало молоко, и она, увязав Ваську, убежала к своей тетке Дарье. Следом пришел и Витюха. Жизнь на новом месте помаленьку наладилась, но молоко у Розки так и не появилось, перегорело. И сама она вроде как перегорела, стала напористой и раздражительной до крайности. А Витюха... Собственно с той поры и стал Витька Полынин — Витюхой...

Из динамика снова полилась знакомая мелодия — наверное, агитбригада пластинки крутила — и Витюха прислушался.

— Музыка есть радость души, которая вычисляет, сама того не сознавая! — негромко, но по-городскому внятно проговорил кто-то прямо Витюхе в затылок. — Незабвенный и достопочтимый Готфрид Лейбниц!

Витюха с улыбкой обернулся и выдавил смущенное «Здрасьте».

— Здравствуй, здравствуй, э-э... Полынин. Как твои успехи? — Иван Митрофанович, его старый учитель, лукаво поглядывал из-под сдвинутой на глаза шапки.

— Да вот это... трактор наладил.

— Хорошо. А кто сломал? — Иван Митрофанович рассыпался своим колючим смешком.

Витюха снисходительно улыбнулся.

— Да никто не ломал, сам износился.

— Ну, да, да, — Иван Митрофанович присел рядом. — Скоро, пожалуй, и сеять? Эх! Обязательно пойду сеяльщикам. В ночь! Возьмешь?

— Ну что вы, — улыбнулся Витюха, — мы сами управимся, столько техники, девятый класс опять пришлют. Отдыхайте.

— Отдыхайте, отдыхайте, — Иван Митрофанович снял шапку, сверкнув сединой. — Вы что, сговорились? Тебе сколько лет?

— Тридцать три, — не сразу нашелся Витюха.

— Как, уже? — Иван Митрофанович снова нахлобучил шапку. — Не может быть.

— Почему? В марте, двадцатого...

— Не в том дело... Слушай, и как же ты свое тридцатилетие отмечал?

— Как отмечал... Нормально! — Витюха многозначительно ухмыльнулся.

— Хм, нормально... А знаешь ли ты, что это самый главный юбилей у мужчины? Смотри! Илья Муромец на печи просидел тридцать лет! Гамлет, принц датский!.. А сколько было Исусу Христу, когда... — Иван Митрофанович вдруг закашлялся, сгорбился, судорожно доставая платок, и Витюха потерянно смял в пальцах окурок.

Смахнув слезинки, учитель невесело улыбнулся.

— Когда меня прислали сюда учительствовать, мне тоже было тридцать. А в груди уже сидел этот чертов осколок... В тридцать, Витя, для мужчины решается что-то главное, — Иван Митрофанович постарался улыбнуться повеселей. — В тридцать я, например, окончательно понял, что выжил. А ты... Ты сад что ли посадил бы! Ну, чего курить на лавочке, когда такая весна!

«А что, если действительно взять и посадить дома яблони. Хоть одну. Хоть для красоты пусть», — подумал Витюха. И сказал:

— Посажу. Яблоньку посажу!

И они пошли обратной дорогой к деду Савелию. Витюха лес под мышкой стопку книг, а Иван Митрофанович, расстегнув пальто и поводя руками, громко объяснял, как надо правильно сажать яблоню ранней весной. Объяснял очень подробно и внушительно, потому что Витюха признался, что за все свои тридцать три года не посадил еще ни одного дерева.

— И супругу, Розу, привлеки, — говорил, разойдясь, Иван Митрофанович. — Непременно! Это такое дело! Оно роднит души, если его делают вместе. Слышишь? А то бывает она у нас в школе, и, я смотрю, не все у вас ладно, а?

Витюха промолчал, и Иван Митрофанович вдруг остыл.

— Да-а, — проговорил он, — видно, это только в сказках молодильные яблоки людей вылечивают, души исцеляют, — и замолчал, застегиваясь.

«Черт с ними, со сказками, — посажу!» — подумал Витюха, входя к деду Савелию.

Старик был во дворе, собирался на караул.

— Как надумал-то? — спросил.

— Да попробуем, попытки не убытки, — уклонился Витюха.

Саженцы, штук восемь, были наклонно врыты в грядочку у забора. Розовенькие, тоненькие. Витюха даже разочаровался было, но, когда взял в руки пучочек хрупких веточек с корешком-хвостиком, что-то такое шевельнулось в душе.

— Зять сказал, какой-то морозоустойчивый сорт, — сказал дед Савелий. — Может, еще возьмешь?

Но Витюха уже решил, что хватит одной. Корешок они облепили сырым черноземом, и Витюха, не мешкая, зашагал к дому.

На месте уж стал решать, где сажать. Все углы промерил, а нашел-таки местечко. Недалеко от уборной, правда, но где лучше взять? На огороде Розка из-за своей капусты последний крыжовник выпахала... Тут же и яму стал рыть.

А уж вечерело. Розка откуда-то вернулась, окликнула от сеней:

— Витьк, эт ты, что ль? — Витюха нехотя откликнулся. — А чего роешь? Под уборную? — Витюха, притаившись, промычал что-то невнятное. — Слава богу, давно пора переставить. Трактор-то пошел?

— Пошел, — сказал Витюха. Промолчала.

— Ну, я к крестной Маше за хлебом схожу, корове тут дай. И Ваську смотри, за уроки еще не садился.

Витюха и ждал, и боялся, что Розка подойдет ближе, но она, видно, и не думала об этом. Яму дорыл спокойно. Потом насыпал на дно рыхлый бугор и хотел уж было саженец втыкать, да вспомнил, что полить надо. И полил сразу с удобрениями: взял в бане черпак и нацедил им воды из-под навозной кучи. Потом, Левой рукой придерживая деревце, а правой подгребая землю, аккуратно зарыл корешок и притоптал. Сперва ладонями, а уж потом сапогом осторожненько. И полил той же водой. «Огородить бы», — подумал, но пора было Розкино поручение выполнять.

Ужинали поздно, без Васьки, которого сморил сон за учебниками, и Витюха рассказал Розке сон деда Савелия, но она только губы поджала:

— Придурок он, твой дед Савелий, — сказала. — Доярки в прошлом году сколько раз видели, как он с караула на могилки бегал. Да еще цветов около гаража нарвет. Хм! До седых волос все влюблялся.

И Витюха не стал говорить про Ивана Митрофановича.

А ночью ему вдруг самому приснился сон...

Перед этим он попытался поласкать жену, и она не отпихнула его, как чаще всего бывало, только все как-то молчком проделала. Впрочем, Витюха уже давно привык к этому и внимание не обратил.

...Яблоневый сад приснился, весенний, в цвету весь, даже голова кружилась. Витюха ходил по нему босиком и становился вроде как пьяный от густого райского воздуха. А потом с Розкой сидели под яблоней с крепким розовым стволом и пели на два голоса «Вот кто-то с горочки спустился», а когда эта песня кончилась, Витюха вдруг один запел «Яблони в цвету-у, весны творе-е-нье», а Розка подхватилась и убежала, затерялась среди белого кипения, и откуда-то из глубины сада стал доноситься ее нехороший смех и насмешливый голос.

— Вставай, садовод липовый. Это ты что ль там вичку посадил?

— Ну, — спросонья отозвался Витюха.

— Нашел занятие, — посерьезнела Розка. — Я думала, он правда делом занимается... Корове-то картошку надо было дать. Э-эх, все самой надо.

Витюха молча натянул брюки, застегнулся и, помня еще свой пахучий сон, пошел посмотреть на яблоньку.

Было еще рано. Солнце встало, но из-за густого белесого тумана, висевшего высоко над землей, ни один лучик не достигал земли.

Поеживаясь от утреннего холодка, Витюха подошел к уборной и — проснулся. Яблоньки не было. Вместо пучочка хрупких веточек, из земли торчал один, словно отгрызанный, пруток. «Кролики! — ударило в голову, — перережу сволочей!» Такой драгоценной вдруг показалась загубленная яблонька.

Витюха готов был уже кинуться к землянке, но взгляд его зацепился за что-то, и он остался на месте. Щеколда на уборной была по-хозяйски заложена пучочком розовых веточек.

— Ах, язва, — пробормотал Витюха и задохнулся. — Для себя что ль я, язва?

Торопясь, он кое-как вырвал веточки из ушка и, крепко зажав их в правой руке, путаясь ногами, зашагал в дом.

— Я скажу, я тебе щас все скажу!..

Хлопнула дверь. Двор притих, а немного погодя, порывисто распахнулась та же дверь, и из сеней выскочил Витюха, взъерошенный и озленный. Пройдя по инерции шага три, он остановился, метнул на дверь яростный взгляд и стал заправлять выбившуюся рубаху. Торопливо прикурив, он раза два с жадностью затянулся, пробормотал:

— Толкается еще, язва...

И пошел к тому месту, где сажал вчера яблоньку. Там молча докурил, старательно затоптал окурок.

— Надо было с ней раньше че-то делать, — сказал самому себе Витюха Полынин. Потом выдернул из земли остаток яблоньки и отбросил в сторону. — Чего уж теперь, — пробормотал.

Он еще не успел подумать, что же ему делать дальше, как из сеней появилась Розка. Оглядевшись, она угнула голову и пошла прямо к нему. Тихо пошла, не поднимая головы и не обращая внимания на раскудахтавшихся кур. Увидев ее такую, Витюха чего-то струсил и отвернулся. Розка остановилась у него за спиной, и Витюха ясно услышал ее сдержанный вздох.

— Ты чего хотел-то? — тихо спросила Розка. — Чего с яблонькой-то затевался? — Витюха не шевелился: — Че молчишь-то? Мог бы и объяснить, кажется.

Витюха повел плечами, но поворачиваться не стал, обращаясь к раскрытой уборной.

— Могла бы и сама догадаться. Стал бы я просто так возиться, — и его удивил собственный обиженный, но какой-то уверенный голос, он обернулся. — Ты хоть вспоминаешь когда теткин Дарьин сад, а? Ты хоть время то вспоминаешь? А я вот вспомнил...