Борис Горбатов - Собрание сочинений в четырех томах. 2 том Страница 11
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Автор: Борис Горбатов
- Год выпуска: -
- ISBN: нет данных
- Издательство: -
- Страниц: 120
- Добавлено: 2018-12-11 13:14:23
Борис Горбатов - Собрание сочинений в четырех томах. 2 том краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Борис Горбатов - Собрание сочинений в четырех томах. 2 том» бесплатно полную версию:Борис Горбатов - Собрание сочинений в четырех томах. 2 том читать онлайн бесплатно
Алексей встретил нас хмуро и настороженно. Любаша смутилась. Все чувствовали себя неловко, не знали, о чем говорить, что делать. Даже Рябинин растерялся. Впрочем, он скоро освоился, весело закричал.
— Чем угощают в этом доме?
— Чаем, — ответила, покраснев, Любаша. — Налить?
— А покрепче нет ли чего?
— Я принесу, — торопливо сказал Алеша. — Минутку, ребята.
Скоро появилось вино. Рябинин поднял свой стакан, посмотрел на свет.
— Ну, за встречу, ребята! Помните, мальчики, «Коммуну номер раз»? Констатирую: вы тогда уважали старика Рябинина и даже слушались. Почему теперь дисциплина ослабла? Почему не вижу поднятых стаканов? Ну, дай бог не последнюю.
Мы шумно выпили. Я заметил, что Рябинин сильно изменился. Помолодел — так сказал я ему! Но, вглядевшись в него, я увидел легкий иней на висках и много мелких, чуть заметных морщинок. Правда, он был теперь веселей, шумнее, чем раньше, и мне вдруг показалось, что шумливость эта, нервная, несвойственная положительному, хладнокровному, малоразговорчивому Степану, как раз и выдает его. «Эй, Степан, — думал я, — не ершись. Где-то у тебя глубоко в душе камешек лежит, громыхает. Тебе не скрыть его в шумном, нарочитом веселье».
Невеселая была наша встреча, и вино было скверное, и говорили мы не то, что хотелось.
Больше всех говорил Степан. Он рассказывал о заводе, о своем далеком цехе, о людях. Он рассказывал нам, как его встретили в цехе. Директор предупредил его:
— У тебя обер-мастером будет Гарась, Михайла Трофимыч. Ядовитый старичок.
Рябинин уже слышал о знаменитом Гарасе. Старик служил еще при легендарном Курако. Однако Курако он считал стоящим инженером, и то потому, что тот не имел высшего образования, вышел из мастеров. Гарась презирал инженеров, особенно молодых и прытких. Доменное дело требует таланта, человек должен родиться на домне, тогда он поймет ее, ее душу, ее капризы. С домной надо уметь ладить, дружить, чувствовать ее надо. Доменное дело — не наука, с арифметикой тут ничего не возьмешь. Кто, какой инженер знает, что в ней творится? Там никто не был, туда не слазишь, не посмотришь. Это не станок. Надо уметь по дыханию печи, по хрипам, по стонам ее понимать ее болезни и настроения. Надо острый глаз иметь, чтобы в печь сквозь стеклышко фурмы проникнуть, увидеть в кипящей массе то, что тебе надо. И старик любил, когда его звали колдуном, доменным знахарем. Он напускал на себя таинственность, ходил, смотрел, слушал и молчал. Потом изрекал:
— Мне поднесите чарку водки, домне — две подачи флюсов, и все пойдет как по-писаному.
С этим-то ядовитым старичком и предстояло Рябинину работать.
— Поверите, ребята, я дрейфил, когда шел на печь знакомиться с ним.
Встреча произошла в конторке обера на домне. Старый мастер испытующе смотрел на молодого инженера.
«Коммунист... политик... горлодер», — неодобрительно думал он, и Рябинин угадывал его мысли.
Вдруг старик хитро прищурился, открыл шкафчик я достал оттуда...
— Что бы вы думали? Бутылку русской горькой. Это на производстве-то.
— Ну, будем знакомы, инженер, — сказал, усмехнувшись, мастер и подвинул Рябинину полный стакан водки, — пейте.
Рябинин видел: старик надевается над ним. Он колебался.
— Брезгаете, инженер? — спросил мастер.
— Что было делать, ребята? Не выпить — значит, навсегда поссориться с обером. Как тогда работать? А выпить на производстве — значит, стать в подчинение мастеру, потерять его уважение, поломать дисциплину.
Рябинин подумал-подумал и вдруг одним духом хватил стакан.
— Молодец! — воскликнул удивленный старик. — Жарко пьешь, доменщиком будешь.
Рябинин поставил стакан на стол, вытер губы и спокойно произнес:
— Если я в следующий раз увижу у вас водку на работе, я отберу ее и доложу директору.
— Теперь мы с ним друзья, хоть и ссоримся часто, — смеясь, закончил Рябинин, — золотой старик.
Алеша хмуро слушал его. Вот и Рябинин вышел на широкую дорогу. Ему можно позавидовать, он инженер. Пускай снимут его с работы, что ж, он плюет на это: у него высшее образование, профессия. А ведь и Алексей мог тогда уехать учиться вместе с Рябининым и Юлькой. Самодовольство Рябинина было противно ему, оно оскорбляло лично его, Алешу. Ему захотелось обидеть Рябинина, унизить его.
— Степан, а где Юлька, а? — спросил он, чуть усмехаясь.
Рябинин смутился. Я заерзал на стуле.
— Юлька замужем, — пробормотал Рябинин.
— За кем? — безжалостно настаивал Алеша.
— Не знаю. Хороший парень, говорят. Не знаю.
Мне стало жалко Рябинина. Неужели можно так нелепо любить девчонку? Могучий парень, он совсем раскис сейчас при воспоминании о ней. Он стал печален, рассеян, на лице обозначились морщинки. Ты все-таки постарел, Степан Рябинин!
А Алеша злорадствовал. Он не мог скрыть злой улыбки. Степан Рябинин и инженер, и с высшим образованием парень, а простая девушка не любит его, уходит к другому. А Алешу любят. И он почувствовал вдруг горячую нежность и благодарность к тихой и теплой Любаше. Он притянул ее легонько к себе — теперь они сидели рядком, как муж и жена.
Разговор не клеился. Молча пили чай. Звенели ложечки.
— Что думаешь делать? — спросил Рябинин Алексея. — Решено уж что-нибудь, нет?
— Не знаю, — небрежно ответил Гайдаш. Он хотел показать, что это не волнует его, но голос дрогнул, выдал. — Не знаю.
Мне стало невыразимо грустно. Неужели мы встретились, чтобы вот так говорить друг другу колкости, злиться, дуться? С тоски и отчаяния я запел, как, бывало, в «Коммуне номер раз»:
Не встречать уж нам с тобой рассвета
После нашей ноченьки вчера.
Ребята подхватили:
Последней нашей но-очи, —
На прощанье он сказал мне вслед.
Что расстаться нам с тобой пора.
Я снова был запевалой, как в доброе старое время; Рябинин гудел басом, Алеша вторил своим прекрасным баритоном, и нежный грудной голос Любаши придавал мягкость и нежность нашим мужским песням.
Мы пели песню за песней, подобревшие, растроганные, взволнованные. Чтобы лучше было петь, мы сбились в кружок. Алеша положил мне на плечо руку, я обнял Рябинина. Песня подымала потолок комнаты, уносила нас далеко-далеко...
Только в час ночи мы вспомнили, что пора по домам. Любаша смущенно начала собираться с нами. Ей очень хотелось остаться у Алеши, но было неловко.
— Вы меня проводите? — робко спросила она.
Алеша вдруг обнял ее и ласково сказал:
— Я тебя сам провожу. Посиди еще немного.
Ее удивила эта непривычная нежность, она растаяла и чуть не расплакалась от счастья. Мы сердечно простились с нею и Алешей.
— Хорошая девушка! — вздохнул я, когда мы очутились на улице. — Алешка не стоит ее.
— Не говори, Алексей настоящий парень. Из него выйдет большой человек. Если не пропадет.
— Он пропадет, — сказал я с грустью.
— Кто знает!
Дальше мы шли молча. Каждый думал о своем.
Напоминание Алеши о Юльке сильно взбудоражило Рябинина. На работе, дома, в постели он отгонял от себя мысли о ней. Он хотел забыть ее. Ну, была каштановая девочка в твоей жизни, Рябинин, и вот нет ее, растаяла. Но забыть ее он не мог. Она всегда была с ним, в цехе и дома, ее глаза светились огоньками сквозь стекла фурмы.
Во всем, что произошло между ними, он никогда не обвинял ее. Он один... Только он был виноват во всем. Он прозевал, проворонил ее. У него на глазах увели его девушку, а он, большой, толстый дурак, только хлопал глазами.
Он вспоминал все снова и снова: их первую встречу, их дружбу, их поездку на учебу в вуз. Как бегал он с чайником по перрону, как воевал из-за места для нее в вагоне, как сидел над ней, оберегая ее сон, сгонял назойливых мух с лица и прислушивался к сонному дыханию девочки.
Они учились вместе: вместе бегали на лекции, в столовку, на диспуты в Политехничку. Прежде чем лечь спать, он шел к ней прощаться, подходил к ее комнате, стучал и слышал, как девчата кричали:
— Юлька! Твой Ромео за дверью.
Однажды Юлька пришла сияющая, возбужденная, счастливая. Она положила ему руки на плечи и прикорнула головой к груди.
— Степа! Я так счастлива.
Он растерянно глядел в ее сияющие тихой радостью глаза и хотел сказать: значит, и я счастлив, я люблю тебя.
Она прошептала:
— Степа! Кажется, я полюбила.
Он побледнел.
— Ну? — глухо спросил он. Его сердце прыгало от радости.
— Я, кажется, полюбила, Степа. Он такой чудный парень, Степа.
— Кто? — еле спросил он.
Она спрятала лицо на его широкой груди и сказала, перебирая руками ворот его рубашки:
— Ну... Андрей...
Рябинин еле сдержался, чтоб не закричать, не заплакать, не заскрипеть зубами. Даже сейчас ему больно от этого усилия. А тогда он только стиснул зубы, и родившийся было стон замер на его губах. Он даже насильственно усмехнулся, тихо погладил Юлькину головку, пробормотал:
— Ну, поздравляю... Ну, молодец...
Потом она приходила к нему и рассказывала об их любви, показывала его письма — безграмотные, пошлые письма, которые он вынужден был читать и даже хвалить. Он хотел сказать ей, что Андрей — нестоящий парень, он ловил себя на том, что, как секретарь вузовского парткома, он стал строже к Андрею. «Не ревность ли это, Рябинин? — спрашивал он себя. — Не зависть ли?»
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.