Владимир Петров - Польский пароль Страница 11

Из приземлившегося самолета (эскорт из четырех «мессершмиттов» тут же повернул на запад и скрылся) вышли генералы. Их было двое: один — в авиационной форме; второй, грузный группенфюрер, — в черной, тыловой эсэсовской. Именно он первым шагнул к Гансу Крюгелю.

— Бергер. Очень сожалею, оберст, что я не смог тогда принять вас в Берлине. Срочно улетел в Италию в связи с этой перетряской у Муссолини.

— Я тоже очень жалел, герр группенфюрер!

Крюгель, разумеется, говорил неправду. Он тогда, в декабре, до чертиков обрадовался, когда узнал, что визит не состоится. Он откровенно побаивался высокопоставленного эсэсовца: мало ли что ему известно и не начнет ли он докапываться до истинных глубин его, Крюгеля, делового сотрудничества в Харькове с двоюродным братом генерала штандартенфюрером Хельмутом Бергером…

— Бедный Хельмут… — Генерал печально вздохнул. — Он мне часто звонил из Харькова. Хорошо отзывался о вас — вы ведь были знакомы с детства?

— О да, герр группенфюрер!

— Вечная слава доблестному солдату рейха… Надеюсь, полковник, мы еще встретимся и поговорим. Вспомним нашего дорогого Хельмута.

Вторым генералом-визитером оказался Вальтер Дорнбергер — бывший начальник испытательного ракетного центра Пенемюнде, а теперь один из военно-технических руководителей всего ракетного производства третьего рейха. Крюгель терялся в догадках: что привело сюда высокопоставленных генералов? Вероятно, очередные испытания ракет. Но в таком случае почему к испытаниям не было надлежащей подготовки? Уж он-то, Крюгель, всегда доподлинно знал, когда и какие предстоят испытания и, исходя из этого, планировал работы первоочередной важности. Однако в этот раз его никто ни словом не предупреждал. Это было странно…

Испытания действительно состоялись — в срочном порядке, ровно через два часа. Очевидно, где-то в берлинских верхах зашел спор о малой ракете «Рейнботе», о ее готовности к серийному производству. Как позже понял Крюгель из разговоров на командном пункте, этой ракетой на твердом топливе заинтересовался сам фюрер. Торопил с ее применением на фронте.

«Рейнботе», почти равная по длине А-4 (11 метров), была и проще и сложнее последней. Проще — потому что запускалась прямо со стрелы «майлервагена». А сложнее— потому что компоновка ее состояла, в отличие от монолитной Фау-2, из четырех ступеней (включая стартовый ускоритель). Двигатели каждой из ступеней срабатывали в воздухе последовательно, передавая своеобразную огненную эстафету очередной порции дигликольдинитрата (название этого твердого топлива Крюгель заучил назубок). Однако к сожалению, не всегда «эстафета» срабатывала четко…

Первый пуск прошел вполне успешно. Длинная, изящно оперенная «Рейнботе» со страшным ревом, в дыму и пламени легко скользнула с направляющей «майлервагена» и быстро ушла в зенит. А уже через несколько минут с наблюдательного пункта, расположенного в двухстах километрах на северо-восток (район Пинских болот), сообщили по радио: ракета упала и взорвалась в километре от цели.

Однако затем произошел полнейший конфуз. Вторая ракета, едва отделившись от стрелы, неожиданно завалилась набок, приняла почти горизонтальное положение… Снова выровнялась и, оставляя четкий белый хвост, начала описывать немыслимые пируэты прямо над траншеей командного пункта, над головами перепуганных генералов. Кувыркнувшись несколько раз, ракета плашмя грохнулась поблизости — раздался оглушительный взрыв.

Крюгель заметил, как мертвенно побелело лицо Фрица Грефе, когда он увидел генералов, на четвереньках ползущих по дну траншеи… Впрочем, как и следовало ожидать, оба они быстро пришли в себя, отряхнули мундиры и молча выбрались на поверхность. Крюгель с ужасом ожидал генеральских громов и молний на голову бедного, убитого неудачей шеф-инженера, да и в свой адрес тоже. Но ничего подобного не случилось.

Группенфюрер желчно сказал:

— Это то, что я предвидел… Я не пророк, но именно об этом я говорил в Берлине, герр Дорнбергер. Не так ли?

Скрестив на груди руки, тот молча и безучастно глядел на недалекую воронку, на дымящиеся обломки «Рейнботе». Громко сказал:

— Это не имеет значения!

— Что не имеет значения? — Бергер грузно повернулся, насупил брови.

— То, что вы сказали, не имеет значения. Во всем виноват доктор Грефе. Да-да! Он слишком тороплив, ему недостает пунктуальности. Предстартовый контроль функционирования был проведен поспешно, небрежно. В этом вся причина. Я прав, Грефе, отвечайте?

На толстяка Грефе жалко было смотреть. Он отрешенно пожал плечами: дескать, вы начальство, стало быть, вы и правы. О чем может быть разговор?

Все-таки Крюгель счел нужным вмешаться (правда, после некоторого колебания). Шагнул к Дорнбергеру:

— Прошу извинить, герр генерал! Но… я сам видел, как ракета зацепила стабилизатором за угол стрелы, чуть развернулась при этом по оси. Не здесь ли причина неудачного старта?

— А! Что вы понимаете в этом, полковник?! — Дорнбергер досадливо отмахнулся. — Мы тоже все видели. Идите занимайтесь своим делом.

На этом испытания закончились.

Во время обеда в офицерской столовой стояла панихидная тишина (впрочем, неудача ничуть не повлияла на обычный аппетит толстяка Грефе), только за фанерной перегородкой, где располагался кабинет-«люкс», явственно слышалась генеральская перебранка. Генералы в чем-то принципиально расходились, при этом уговаривал, увещевал Дорнбергер, судя по его многословным патетическим фразам, а эсэсовец Бергер не соглашался, упрямо и коротко бубнил: «Нет! Нет! Нет!» Очевидно, генералы продолжали спор, начатый еще в Берлине, а неудачные испытания лишь обострили его, подлили масла в огонь.

Кончилось тем, что экспансивный Дорнбергер перешел на крик и минуту спустя, багровый от злости, выскочил из фанерного «люкса». Схватив фуражку, на ходу крикнул: «Машину! На аэродром!» То же самое сказал и появившийся следом группенфюрер, только более спокойно и солидно. На Крюгеля не взглянул, и тот с облегчением понял, что запланированная генералом беседа «с другом юности бедного Хельмута» не состоится и на этот раз…

Во второй половине дня в барачную комнату Крюгеля (оберст уже стал привыкать к непременному послеобеденному руештунде. Почему бы и нет?)[17] неожиданно и шумно вкатился шеф-инженер Грефе. Плюхнулся на стул и с минуту обиженно сопел, чмокал потухшей черной сигарой.

— У тебя есть огонь?

— Да. — Крюгель из стола достал спички. Застегнул мундир, приготовился слушать: наверняка Грефе явился к нему, чтобы излить душу.

— Спасибо, Крюгель, — грустно вздохнул шеф-инженер. — Ты честный человек. Я имею в виду эту твою неуклюжую попытку выгородить меня. Это было наивно, но все-таки… Среди этих скотов так трудно встретить порядочного человека!.. Спасибо!

Доктор наконец раскурил свою сигару и почти скрылся в клубах синего ароматного, дыма.

— Найдется что-нибудь выпить?

— К сожалению, нет. Как-то не держу, — ответил Крюгель, только теперь замечая, что ракетчик уже под основательным газом. Очевидно, хлопнул с досады штоф спирта — его тут предостаточно.

Грефе заметил на столе зеленый томик солдатского католического молитвенника «Духовная броня», положил на него пухлую ладонь, притянул к себе, кисло усмехнулся:

— Душу ремонтируешь, оберст?..

— Да нет, — сказал Крюгель. — Это случайно. Подарил, как ни странно, штурмбанфюрер Ларенц.

Действительно, молитвенник принес ему Ларенц в знак благодарности, как бы ответный подарок за неаполитанскую миниатюру, которую штурмбанфюрер увидел и выпросил у Крюгеля на прошлой неделе.

— О, потрясающе! — Грефе изумленно вытаращил глаза. — Неужели этот плотоядный хамелеон из числа верующих? Никак не ожидал… Берегись, Крюгель, его внимание дорого обходится, Он тебя сожрет.

— Я не съедобный, — усмехнулся оберст.

— Да, я это знаю! — хитро подмигнул инженер. — Откровенно говоря, мне импонирует твоя внутренняя цельность, ты знаешь, чего хочешь. А твое внешнее безразличие — маска для дураков, и я это тоже понимаю и тоже одобряю. Ты человек-пружина, ты распрямляешься редко, но метко, А вот я не такой: уж слишком часто я распрямляюсь и все по пустякам.

Грефе полистал молитвенник, ткнул толстый палец в страницу:

— Вот это обо мне написано: «Кого бог любит, того он наказывает». Понял, оберст? Впрочем, я вижу, ни черта ты не понял… Так я объясню: они приезжали сюда за тем, чтобы наказать именно меня. Специально прилетали, а эти внезапные испытания «Рейнботе» были чистой инспирацией. Да-да! Меня; старого осла, не проведешь. Теперь они будут убирать меня с должности…

— Убирать вас? Что за вздор!

— Ты очень наивен, мой дорогой Крюгель! Неужели ты не понимаешь, что вокруг «вундерваффе» идет тайная смертельная борьба. Схватка титанов. С одной стороны, вы — вермахт, с другой — эти черные молодчики во главе со своим эсэсовским кардиналом. Не делай испуганные глаза, оберст, я знаю, что говорю.