Иван Петров - Второй эшелон. След войны Страница 11

С дамбой получилось хуже. Вскоре начались дожди, вода поднялась, и дамбы не стало.

Оставался нерешенным вопрос с топливом, но жалоб или недоумений это ни у кого не вызывало. Патриотический призыв «Все для фронта!» исчерпывающе объяснял нехватки, но, к сожалению, служил и щитом для нерадивых: «Нету, товарищи, ничего нету. Все для фронта, понимаете, для фронта!» Кисляков на обеспечении топливом и не настаивал, рассчитывая на возможности малочисленной хозяйственной роты: «Мы у леса живем и сами справимся».

Инициативу одобрили, похвалили, но курсанты мерзли. Хозяйственная рота с задачами по заготовке дров не справлялась. Имелись только одни тракторные сани, дрова на станцию железной дороги доставлялись медленно, мелкими партиями и в ожидании вагонов расхищались.

Быстров предложил заказать на заводе поковки еще для двух тракторных саней, чтобы одни сани всегда были бы под погрузкой, другие выгружались и третьи были бы в движении, а для выгрузки дров использовать курсантов. Одновременно еще раз поднять вопрос об обеспечении училища топливом.

Это предложение Кисляков встретил в штыки.

— Явитесь ко мне к девятнадцати часам, и я научу вас заготавливать дрова.

В указанное время в кабинете собрались командиры курсантских рот и, чего раньше не бывало, — старшина хозяйственной роты.

Кисляков подошел к построенным в шеренгу ротным командирам, посмотрел на часы и приказал:

— Всем ротным командирам взять в хозроте сани, по два топора и по две пилы, отобрать в ротах по двадцать самых сильных курсантов и во главе с командирами рот — бегом в лес по дрова! Лошадей нету, да по такому снегу они и не пойдут. Но вы же сами не недоноски, или не так я думаю? Тут мне чуть ли не угля просить рекомендуют, а того не видят, что мы около леса живем, а для угля и другие надобности найдутся! Ну, все бегом!

Получилось впечатляюще, но в сущности блеф.

Ротные командиры в лес выходили по одному разу, поручали это дело взводным командирам, те — старшине, а старшины рот — курсантам, учебно-служебная нагрузка на которых и так была на грани возможного. Дров поступало все меньше и меньше, сырые, они не горели, и курсанты по-прежнему мерзли, да еще и изматывались, что не могло не сказываться на учебе.

Быстров нервничал, но выхода не находил. В разговоре полковой комиссар училища, толковый политработник, как бы мимоходом сказал:

— Не высовывайтесь. Топливо — болячка Кислякова. Вы ничего не измените. Его курс обходиться без угля одобрен. Я попытался, но… я уезжаю…

К этому времени Быстрову присвоили звание полковника, но его отношения с Кисляковым еще больше обострились и он нетерпеливо ожидал перевода — кем угодно и куда угодно.

Для постоянного состава училища ввели новую дисциплину — военную психологию. По сути дела ее нельзя назвать совсем новой. В первых военно-учебных заведениях РККА профессора военного искусства старой армии читали лекции о военной психологии, идеологической «науке» о душе. Материалистическое понимание психологии только зарождалось, носило еще дискуссионно-поисковый характер. Преподавательские кадры по военной психологии не готовились, специальная литература для широких командных кругов не издавалась, и вот она — таинственная и загадочная — выплыла через два десятка лет.

Кисляков, хорошо знающий тематику и методику подготовки курсантов и командно-преподавательского состава училища, по всей вероятности, тоже не обладал званиями в области психологии, и наложил обычную резолюцию: «Уч. доложите план мероприятий».

Милое дело! Попробуй доложить план, если сам в этой психологии ничего не смыслишь! Но приказ есть приказ, и Быстров вместе с начальником учебного отдела (тогда эти должности еще существовали раздельно) начал поиски… с чего бы начать? Понимали, что военная психология — отрасль прикладной психологии, что многие ее требования и рекомендации учтены в армейских уставах, но всего этого было мало для составления учебного плана. Кроме того, такой путь таил опасность впасть в «круг доказательств».

Пришлось доложить Кислякову.

— И это все, что вы осилили? Прочитали директиву и бегом ко мне искать спасителя?

— Нет, не так. Искали сами, провели совещание с начальниками циклов, старшими преподавателями и теми из командиров и политработников, которые с начала войны были призваны в армию из вузов…

— Значит, с лейтенантами совещались?

— И с ними тоже.

— Лейтенанты вас ко мне и направили?

— У нас предложение. Поскольку мы сами не справились, просим вас обратиться к руководителям многочисленных инспекций, поверяющих училище, чтобы они помогли нам несколькими лекциями, а может и разработку на всю тему составят…

— Задача инспекции только поверка. Кстати, завтра прибывает очередная — готовьтесь!

— Что ж тут готовиться? Помещение готово…

— Помещение не ваша забота, но чтобы к приезду инспекции все курсанты и командиры знали, сколько крючков и петель полагается на один оконный проем, в каком порядке располагаются предметы для чистки обуви у входа в казарму и с какой стороны, справа или слева у входа, должна стоять урна. Психология, видно, вам не под силу. Ну ладно, беру и это на себя.

Через горком партии Кисляков нашел преподавателя-психолога, и вскоре в ряде великолепных лекций по общей психологии перед слушателями промелькнули научные термины, фамилии и ошибки видных ученых, их заблуждения — и ни слова о военной психологии. В заключение выступил Кисляков: «Курс военной психологии мы прошли, а если кто и не понял чего-либо, так я поясняю — психология это наука, а не шагистика на плацу по команде „ать-два“…»

Кисляков несомненно был сильным и одаренным начальником, в решениях смелым, отлично знал все звенья работы военного училища. Но при всех своих дарованиях он был лишен одного, может быть, решающего — не понимал значения и сил охваченного патриотическим подъемом коллектива, не умел мобилизовать и возглавить его. В простом человеческом общении ему мерещился призрак недопустимого либерализма. Уверовав в собственную силу и непогрешимость, он действовал сугубо административными методами и, больше того, — даже самые верные и нужные приказания отдавал, как правило, в оскорбительной форме:

— Вот вы, мой помощничек, майор как-никак — доложите собранию, почему чугунные котлы не эмалированы и почему кухонный очаг обложен кирпичом, а не кафелем?

— Я об этом подумал, но где сейчас найти эмалированные котлы и кафель…

— Я вас о другом спрашиваю — почему котлы не эмалированы и очаг не обложен кафелем? Отвечайте на этот вопрос и мне и собранию.

— Я же доложил, что нет…

— Вы опять не понимаете меня. Но я вам помогу — чтобы через десять суток все это было сделано! Вот эти слова вы способны понимать?

— Я вас понял, но…

— Наконец-то мой милый помощник понял пять русских слов.

Быстров редко встречался с Кисляковым. По субботним вечерам представлял ему на утверждение свой личный план работы на неделю, докладывал наблюдения за прошедшую неделю и принятые меры. Замечаний Кисляков обычно не имел, но без оскорбительной выходки с его стороны не обходилось.

Быстров заканчивал проверку строевой подготовки роты курсантов, а такая проверка трудоемка. Проверяется рота как строевая единица, курсовые командиры в умении командовать строем и управлять боевыми порядками, а курсанты в умении исполнять команды и приказания. После — проверка подготовленности курсантов, их умения организовать обучение одиночного бойца, отделения и взвода, управлять их боевыми порядками.

Как строевая единица рота заслуживала высокой оценки, но методическая подготовленность курсантов была низка, и Быстров объявил оценку — плохо, пригласил командира роты к девятнадцати часам для личной беседы. В этот миг на «эмке» подъехал Кисляков и, узнав об оценке Быстрова, решительно объявил: «Отменяю! Отличная рота, отличная!» «Эмка» пошла дальше, и Быстров обратился к роте:

— Моей оценки я не меняю. Но у вас теперь две оценки, выберите по вкусу. Приглашение командира роты для беседы отменяю.

Состояние было подавленное, угнетало чувство стыда и бессилия. Быстров медленно поплелся в свой кабинет и заперся на ключ. Думать не хотелось, но одна мысль не давала покоя и требовала ясного ответа: что же будет и до каких это пор? Но где она, эта ясность? Многократные просьбы о направлении на фронт или оставались без ответа, или содержали отказ с непременной фразой: «В настоящее время не представляется возможным». В запасный полк тоже не отпустили, даже не в отдельный: «В училище направлены приказом по НКО, и вы там нужны». Нужен? Кому я тут нужен?

Видеться с людьми не хотелось, но настойчивый стук в дверь обязывал, и он медленно поднялся, открыл. Пришел Владимир Михайлович Скловский, великолепный работник, культурный и тактичный командир, подполковник.