Антон Макаренко - Том 4. Педагогические работы 1936-1939 Страница 12

Все-таки колонию без девушек я себе не представляю. Считаю, что правильное воспитание может быть только совместным. Как в жизни люди живут вместе, так и воспитываться они должны вместе, и тогда нормально будет идти жизнь девушек и мальчиков. Такова наша советская установка.

В некотором отношении с девушками легче, но зато внутренность их души так не ковырнешь, как у хлопца. С внешней стороны они причиняют меньше затруднений. Они почти никогда не крадут, никогда не убегают, не дерутся, но, правда, ссорятся гораздо больше. (Смех). Как мирить их в этих ссорах — это даже для меня, с таким опытом, в значительной мере еще секрет. Так трудно добиться того, чтобы они не обиделись на тебя же и чтобы не усилить еще эту ссору.

Вообще с девушками очень трудно работать. Поэтому и книга у меня дана, может быть, без такой прямой любви к делу отражения работы с девушками.

Что касается Раисы, то я хотел сказать, что мы с ней не управились, а жизнь с ней управилась. Что ж поделать — так бывает, не всегда уже мы такие большие мастера.

«На каком языке вы говорили в колонии, и почему книга написана по-русски?».

Это, конечно, грех. Конечно, были у нас украинцы, и школа у на была украинская, но как-то так получалось, что говорили больше по-русски. И ребята в школе занимались по-украински, а в домашней обстановке говорили наполовину по-украински, наполовину по-русски и в некоторой части — на блатном языке.

Я стоял на точке зрения украинизации, но потом прибавилось нам больше и больше городских людей. Когда колония получила известность, к нам стали присылать ребят из Харькова, Одессы и т. д. Это уже такие ребята, у которых ничего от украинского языка не осталось. Коммуна им. Дзержинского работает по-русски, потому что ребята там все городские и говорят на русском языке.

Как реагировали сами ребята на мою книгу? Сказать, что они пришли в большой восторг, — нельзя. Они просто считают, что описана правда. Так было, — говорят, — так и написано. Никаких особенных вопросов у них не возникало.

«Каким образом впервые поступающий в колонию правонарушитель вливается в общий коллектив?»

Это технический вопрос. Когда ко мне привозят в колонию группу в 5–6 правонарушителей, я веду с ними беседу для того, чтобы прощупать, кто чем пахнет.

Я должен определить их установку, собирается ли он убежать, как только я его выпущу, кто хочет тут преобладать, играть какую-нибудь роль и кто чересчур пассивен и нужно его активизировать.

После этой беседы я вызываю подходящих командиров и говорю:

— Ты возьмешь такого-то, имей в виду, он будет убегать — следи за ним.

— Ты возьмешь такого-то — активизируй его.

— Ты возьмешь этого — он будет красть.

— А вот этот совсем хороший парень, и я даю его в нормальный, спокойный коллектив.

Первую неделю я каждый день беседую с этими командирами, даже всю бригаду собираю и расспрашиваю, как ведет себя новенький. Это самый трудный момент. При малейшем конфликте он может всегда удрать и сделать что угодно.

Когда проходит неделя — я опять вызываю новеньких и беседую с ними. Вижу, какие изменения произошли в настроении, в его тоне. Бывают трудные случаи, когда приходится наблюдать в течение полугода очень близко и ежедневно, но большинство через неделю или две в коллективе уже свои люди и нужно бояться, что они станут в коллективе чересчур своими, т. е. будут красть в коллективе и хулиганить.

«Существует ли звание колониста?»

В коммуне Дзержинского существует звание воспитанника. Месяца через 4, когда новенький покажет себя своим во всех отношениях — на работе, в школе, своим поведением — ему дают звание коммунара. Как коммунар, он имеет некоторые преимущества. Он может получать карманные деньги, т. е. заработанные деньги на руку, а не через меня. Он имеет право уйти в отпуск с разрешения командира, а не с моего разрешения. Он имеет важное право в коммуне Дзержинского, чтобы ему верили на слово. Если он говорит — это было так, то нельзя требовать от него доказательств.

Наконец, еще очень важное право, которое заключается в том, что его нельзя наказать иначе, как только домашним арестом, в то время как воспитанника можно наказать как угодно, но только не домашним арестом.

Как совершается это наказание? Скажем, дают коммунару 3 часа ареста. Через неделю он приходит к вам в кабинет, вы уже забыли — за что наложили на него арест, он говорит:

— Антон Семенович, пришел под арест.

Я не должен спрашивать его — за что, как. Пришел — пожалуйста, садись и сиди. (Смех).

Он 3 часа сидит, читает, чертит, пошлешь его с каким-нибудь поручением, потом он говорит:

— Антон Семенович, я отсидел свои часы.

— Пожалуйста, можешь уходить.

Это наказание можно наложить только на коммунара, и это очень важная привилегия.

Наконец, перед выпуском, когда человек считается совсем закончившим воспитание, он получает звание коммунара-дзержинца. Это высочайшее звание, которым все очень гордятся и которое никаких привилегий, конечно, приносить не может. В самом звании заключается все его достоинство.

«Скажите, пожалуйста, о своей биографии, и член ли вы партии?»

Я не член партии. Как то вышло, что некогда было мне входить (смех) и некогда было жениться. Я женился только в 40 лет, благодаря этим таким пацанам.

«Есть ли в коммуне Дзержинского педагоги?»

Есть только учителя в десятилетке. Они работают, конечно, с кружками, но педагогов-воспитателей нет. Там день ведется просто дежурным командиром. Это такая сильная фигура, что вы себе даже представить не можете.

Сценарий на тему «Педагогической поэмы» мне предлагали написать, но я считаю, что это уж очень старая тема и есть многое поновее.

«Ваше семейное положение?»

Не знаю, нужно ли отвечать на этот вопрос? Никакого особенного положения нет, есть жена и вот мой сын. Хотя я не отец его, он мой сын и считает меня своим отцом. (Аплодисменты).

Спрашивают о будущей книге — будет ли там сказано об отношениях между школой и семьей? Конечно, без этого никак не обойдешься, но о школе нужно говорить отдельно, и говорить нужно очень много. Там очень много интересных вопросов.

В записке пишут, что нужно подчеркнуть в этой книге, что должно быть созвучие отношений между отцом и матерью. Можно не подчеркивать. Само собой понятно, что если отец и мать находятся в постоянной вражде и драке, то какое же там может быть воспитание.

«Хотелось бы прочесть о похвале и наказании». Об этом нужно говорить в книге. Если воспитание ведется правильно с первого дня рождения, то наказывать никогда не приходится. Наказание — это уже метод перевоспитания, а не воспитания. Товарищам родителям это нужно очень хорошо знать. В нашем советском воспитании не должно быть никакого наказания.

Если вы настолько плохо воспитали своего ребенка, что он начинает вас крыть, ругать и не слушается вас, то вы хватаетесь за наказание, причем хватаетесь за него неумеючи. Наказание — хитрая штука, и наказывать нужно умеючи. Наказывая неумеючи, можно испортить все дело. О том, как наказывать умеючи, я в своей книге думаю кое-что написать.

Но главная задача моя и ваша должна состоять в том, чтоб воспитывать так, чтобы не нужно было наказывать. Это очень нетрудно, если вы к делу воспитания относитесь не как к забаве или игре, а как к серьезному делу, порученному на вашу ответственность, как к такому делу, за которое вы отвечаете перед всей Советской страной.

Вы должны понять, что плохо воспитанный ребенок — это брак, который вы сдаете государству. В нашем семейном производстве вы являетесь бракоделами (Смех), пользуясь тем, что нет специального браковщика, который стоял бы возле вас. Вы подсунете обществу либо лентяя, либо шкурника, либо портача, либо лакея, либо мошенника, воспользовавшись тем, что его сразу не разобрали, а потом будут браковать, но вас уже не найдут. Если вы серьезно, с первого дня рождения сына подумаете над вопросом воспитания, то наказывать никогда не придется.

Уж на что босяки приходят в коммуну им. Дзержинского, а ведь наказание там — очень редкое явление.

Чем наше советское наказание должно отличаться от наказания буржуазного? В буржуазном наказании такая логика: ты согрешил — теперь ты страдай, обязательно страдай, сиди без пищи, либо сиди за решеткой, либо палкой тебя треснут, — страдай.

У нас такой советской логики быть не может. Наше наказание должно быть таким способом воздействия, когда конфликт разрешается до конца и нового конфликта не получается. Такое наказание вполне возможно и уместно, в особенности в семье.

Вопросы все.

Теперь несколько заключительных слов.

Многие товарищи совершенно правильно указывали на недостатки моей книги, в частности тут говорили, что воспитатели плохо изображены — как-то мельком. Не думайте, что это нарочно вышло, это чисто художественный недостаток.