Юрий Смолич - Рассвет над морем Страница 12

— Градоначальник, господин Мустафин! — негромко информировал мосье Энно начальник порта, взяв под козырек.

Мосье Энно тотчас же сорвал с головы котелок и, точно флагом, замахал им над головой.

Мадам Энно мило улыбнулась. Мустафин был градоначальником Одессы и очаровывал всех девиц на Дерибасовской своими рысаками с ёкающей селезенкой, Дубровского конного завода, еще в те времена, когда Муся Ильманеску проделывала сотбаски, шене тур де форсы и другие балетные пируэты в Театре миниатюр у Сабанеевского моста. Он славился далеко за пределами Одессы как сказочный богач, неотразимый сердцеед и безупречный джентльмен.

— Скоты! — рявкнул градоначальник Мустафин на матросов, которые, ловко спрыгнув на пирс, без промедления выложили сходни, и бросился на палубу катера.

Ругать матросов было не за что — они действовали с виртуозностью циркачей, — но престиж градоначальника требовал немедленного и наглядного проявления власти.

— Ах, русский медведь: — улыбнулся мосье Энно, справедливо полагая, что на глазах у именитых граждан и перед объективом фотоаппарата — а тут уж обязательно должен был быть фотограф — он в минуту прибытия непременно должен обменяться с супругой тонкой улыбкой и милыми репликами.

— Старый биндюжник! — фыркнула мадам Энно.

Она не могла простить неотразимому донжуану Мустафину, что лет пять тому назад, за кулисами Театра миниатюр, куда он попал после какой-то джентльменской попойки, градоначальник Мустафин не обратил никакого внимания на все ее прелести и увез с собой какую-то тощую хористку — только потому, что та свободно щебетала по-французски и вообще славилась своей пикантностью. Теперь знала уже тысячу французских слов и Муся Ильманеску, причастилась и она всех тонкостей французского обхождения, стала чистокровной парижанкой и даже представляла само правительство Франции. Русский вельможа Мустафин был теперь по сравнению с мадам Энно ничто, и мадам Энно еще подумает, терпеть ли ей его у кормила власти в городе Одессе.

Ввалившись на палубу катера, русский медведь с турецкими усами первым долгом схватил ручку мадам Энно и так чмокнул ее, что снова пошел шелест по гофрированному железу портовых пакгаузов. Потом он выпрямился и протянул обе руки консулу Франции:

— Аве, Цезарь, император, моритури те салютант![11]

Мосье Энно растерялся. Ведь он же не был ни Цезарем, ни императором, да и сам градоначальник Мустафин как будто не собирался умирать. К тому же, насколько было известно мосье Энно, окончившему торговую католическую школу в Марселе, это патетическое латинское изречение приличествовало при иных, пускай и столь же торжественных, случаях.

Но мосье Энно пришлось еще больше растеряться, когда его протянутая для пожатия рука повисла в воздухе, а русский медведь с турецкими усами вдруг облапил его и так прижал к своей жилетке, что щуплый мосье Энно совсем потонул между полами дохи и чуть не задохнулся от запаха спиртного перегара, табака и одеколона. Одеколон был, правда, вне всякого сомнения, фирмы Коти.

— Разрешите по нашему русскому обычаю! — прогремел между тем градоначальник Мустафин и трижды облобызал оторопевшего консула.

Только после этого, отпустив мосье Энно, градоначальник поймал его руку и так начал трясти, что чуть не выдернул из плеча.

И уже тогда на чистейшем французском языке градоначальник стал представлять генералов, взошедших уже на палубу катера и ждавших своей очереди.

Один из генералов был старый, грузный, с усами моржа и вообще каким-то моржовым выражением лица. Его, очевидно, мучила изжога, потому что он все время болезненно морщился и, казалось, готов был разразиться плачем и стенаниями. Фигура у него была неуклюжая, бабья. Полы шинели спускались чуть не до пят. А сапоги с низенькими блестящими голенищами тонули в огромных калошах с медными петельками вырезов на задниках — для шпор. Шпоры тоже позванивали как-то плаксиво. Казалось, что генерал пришел о чем-то клянчить и тут же, немедленно, начнет долго и нудно излагать свою униженную просьбу.

Второй генерал был совсем молодой — даже странно, что генеральские эполеты лежали на таких юношеских плечах. Это был стройный, элегантный красавчик с подщипанными бровями и крошечными английскими усиками под носом. Генеральская фуражка сидела на его гордо поставленной и аккуратно подстриженной голове с особым гвардейским шиком. Его тоненькая, летняя шинелька была сшита коротко, до колен, и узка в талии. Всей своей подтянутой фигурой, всем своим холеным видом молодой генерал выказывал полнейшее презрение ко всему на свете, включая и французского консула, которого он приветствовал.

Третий генерал выглядел и вовсе неожиданно. И как будто что-то знакомое показалось мосье Энно в его генеральской внешности. Знакомой была шинель. На генерале красовалась голубая французская армейская шинель, с французскими же генеральскими золотыми жгутами вместо эполетов. И все же генерал не принадлежал к французским войскам. На голове у генерала возвышалось какое-то хитроумное сооружение. Огромнейшим козырьком, окованным сверкающей латунью, начинался сложный головной убор с высокой тульей, густо расшитой толстым золотым галуном и увенчанной сверху широким плоским четырехугольником, обильно простроченным крест-накрест густым золотым шитьем. Петлицы на генеральском воротнике были двухцветные — бело-малиновые и тоже с огромными золотыми шевронами. Такие же, только, пожалуй, еще больше, золотые шевроны были на рукавах шинели — выше локтя, на обшлагах — ниже локтя, а также на груди с обеих сторон.

Градоначальник тем временем представлял.

Генерала с моржовыми усами:

— Генерал от инфантерии, командующий одесским гарнизоном войск его ясновельможности пана гетмана всея Украины Бискупский.

Генерал отдал честь, зацепив локтем мадам Энно и пробубнив что-то в свои рыжие от табака усы.

Генерала-красавчика:

— Представитель командующего добровольческой армией на юге России генерала Деникина генерал-майор Гришин-Алмазов!

Потихоньку Мустафин прошептал скороговоркой, только для одного мосье Энно:

— Военный министр Сибирского правительства, направленный в наши края со специальной миссией от адмирала Колчака.

Генерал-красавчик элегантно и томно поднес один палец к своей лихо сдвинутой набекрень фуражке.

«Вот это настоящий аристократ», — с завистью посмотрел на него мосье Энно, всегда болезненно переживавший свое плебейское происхождение. Он был сыном галантерейщика.

Генерала, щедро разукрашенного медью и золотом, градоначальник представил так:

— Пан Дзяволтовский, маршал польских легионов белого орла, маршалок лодзинский, свояк графа Потоцкого, шурин князя Любомирского!

Тихо, только для мосье Энно, Мустафин добавил:

— В русской армии штабс-капитан пехоты.

Консул и его супруга раскланивались с надлежащим достоинством.

Генералы в свою очередь произнесли приветствия.

Маршал Дзяволтовский со звоном щелкнул огромными шпорами и сделал почти реверанс:

— Великопольша — верная дочь великой Франции! Привет вам, ясновельможный пане, уважение и почет господину французскому президенту, склоняюсь к вашим ногам, мадам!

— О! — только и нашелся ответить ошеломленный мосье Энно.

Мадам Энно улыбнулась как можно приятнее.

— Россия ждала вашего прибытия, мосье консул! — произнес, учтиво улыбаясь, генерал Гришин-Алмазов.

— Ошень карашо! — так же учтиво ответствовал мосье Энно.

А мадам Энно сделала генералу-красавчику глазки и залилась серебряным смехом.

Генерал Бискупский пожевал с отвращением свой моржовый прокуренный ус и наконец-таки пожаловался:

— Ох, если бы вы знали, мосье и мадам, от этих петлюровцев нам тут нет ни минуты покоя…

— Ошень некарашо… — грустно улыбнулся ему мосье Энно.

Беседа велась то по-французски, то по-русски. Генералы, исключая Бискупского, владели французским языком безупречно. Что же касается мосье Энно, то он за долгие годы своего проживания в Киеве русский язык понимал прекрасно, даже умел немного говорить, во всяком случае без этакого аффектированного акцепта: «ошень» и «карашо». Однако обнаруживать свое знание языка мосье Энно считал неподобающим высокому званию иностранного дипломата.

Итак, этикет был соблюден, мосье и мадам Энно двинулись с палубы на берег — нога консула ступила на землю дружественной державы, — и группа людей в штатском, терпеливо ожидавшая у парапета, сразу ринулась навстречу.

Именитые граждане Одессы и представители аккредитованной в городе всероссийской и всеукраинской высокопоставленной эмиграции подошли, и снова началась процедура представления.

Консула Франции с особыми полномочиями в момент его вступления на землю Украины приветствовали: от города Одессы — председатель одесского биржевого комитета Вайнштейн, председатель союза промышленников Родоконаки, председатель комитета судовладельцев Регир, председатель комитета торговли и мануфактуры Ханс, председатель бюро собственников торговых предприятий Кропива, старшина купеческого сословия в городе Одессе Яловиков; от всероссийских и всеукраинских организаций — председатель Московского биржевого комитета Третьяков, председатель Совета съездов горнопромышленников Юга фон Дитмар, товарищ председателя Протофиса Демченко.