Олег Кириллов - ВСЕ НА ЗЕМЛЕ Страница 12

Дело уже шло к восьми вечера. Была одна мысль у Рокотова, и для того чтобы уточнить кое-что, потребовал он у Насована карту угодий колхоза. Заехали в правление. Засел первый секретарь за карту, а председатель стой около него чурбан чурбаном… Хоть бы сказал, в чем дело. Сопит, и все. Еще брови хмурит.

— Ну-ка, кореневские пастбища…. ну овраги, очертите… Сколько здесь гектаров будет?

Насонов кинулся к карте и начал черкать:

— Вот тут… тут и сюда… Да кругом тыщи четыре гектаров… Земля, коли есть, так сплошной мел… Ни шута не растет, а на колхозе числится: угодья.

Ай да секретарь… Никак задумал?.. Еще Дорошину пытался всучить эту земельку Насонов, да тот сразу отыгрался: ты что, дескать, государство надуть норовишь? Это тебе не на колхозной ярмарке торговаться…

— Карту возьму, — сказал Рокотов, — потом верну… До свиданья.

Он вышел из правления, а Насонов торопливо поспевал за ним, чуть ли не бегом, прикидывая: а вдруг получится? Ну может же такое чудо статься?

Рокотов сел в машину, торопливо пожал руку Насонову и укатил, оставив председателя в чувствах неопределенных: как оно еще повернется? Если будет решение исполкома об отчуждении, считай, что все. Потому что и в области решат, и в Москве утвердят. Без Москвы оно, конечно, ничего не выйдет, и можно будет еще и с жалобой туда поехать, да только коли на месте решат… Одна надежда на бумагу, которую всучил в свое время Дорошину. Да только за трюк этот может такое нагореть. Ох, боже ж ты мой…

А Рокотов гнал машину так, будто по меньшей мере судьба человечества решалась. Сейчас ему нужно было увидеть Саньку Григорьева, нынешнего главу «могучей кучки» дорошинской… Только бы застать его в кабинете и глянуть на геологическую карту района… Что там, в Кореневке? Какие выходы? На какой глубине?

Окна в кабинете отливают багрянцем. Солнце садится. Затормозил у самого крыльца, выключил мотор. Быстро вошел в прихожую. Вахтерша тетя Варя сбросила со лба на нос очки, руками всплеснула:

— Владимир Алексеевич… чего ж так-то поздно?

— Григорьев у себя?

— Там… И сам тоже у него…

«Сам» — это Дорошин. Что ж, тем лучше. Через три-четыре ступеньки Рокотов взлетел на третий этаж, пробежал по коридору, рванул дверь комнаты, которую с легкой руки Дорошина называли «мыслительной». Так и есть, все на месте… И Дорошин, и Санька, и Петя Ряднов… в общем, друзья-единомышленники… В сборе.

— Тра-та-та… — пропел Санька, — само начальство… Команду почему не подаешь, Ряднов? В кои века эта скромная келья видала умы, которые не испугались даже лестницы, имея персональный лифт…

— Юродствуешь? — спросил Рокотов. — И вообще, отдай циркуль. Я его здесь забыл, а ты уже просто — напросто приласкал… Любитель чужих вещей.

Санька хихикнул:

— Не приласкал, а оставил в качестве сувенира. Когда теперь возможность выпадет накоротке с начальством пообщаться? Небось в приемной у Владимира Алексеевича насидишься?

— Глупо, — сказал Дорошин, — глупо, Саша. Не юродствуй, Петя, согрей чаю. Вот мы тут заодно и спор наш решим. Володя третейским судьей будет.

— Не хочу Шемякина суда! — закричал Санька.

Не хочу… Вы все заодно.

Рокотов подошел к карте района, висевшей на стене, отдернул занавеску.

— Так… — Санька подошел поближе, стал у него за спиной. — Действие второе… По-моему, начинается что-то сверх программы.

Рокотов вынул карту Насована и стал сверять. Так и есть. Здесь тот же самый выход. Разница только в глубине. Здесь — сто семьдесят — двести метров.

— Кореневка… — заглядывая через плечо Рокотова, сказал Дорошин. — И ты, Брут? Ты тоже кинулся на эту приманку, Володя? Здесь нет богатых руд… Ты можешь меня назвать старым, выжившим из ума болваном, если я ошибаюсь…

— А вы были в «этих селах, Павел Никифорович?

Был… Много раз был… Ну и что? Давай слюни распустим и будем копаться в дерьме… Под селами лежит руда с почти шестидесятипроцентным содержанием металла… Эту руду можно прямо отправлять в домны… В Кореневке ты получишь бедную руду, которую нужно будет пропускать через обогатительные фабрики… А теперь прикинь, во что это обойдется? Во что обойдется государству твоя сентиментальность?

— Здесь, под нами, тоже лежит руда, — сказал Рокотов. — Так что же, давайте начнем взрывать то, что построили…

— Это окупится тысячу раз, — Дорошин сел напротив Рокотова, глядел, как тот прячет в карман насоновскую карту, — ты же горняк божьей милостью… Скажи, что я не прав, и я пожалею о тех годах, что истратил на тебя, мальчишка…

— Окупится… Согласен… Но если можно обойтись без этого? Если можно взять руду в другом месте, пусть дороже., Люди тридцать лет строили жизнь, отрывая от себя необходимое… Строили надолго. И вот приходим мы и рушим все это сделанное… Мы не убедим их, что есть в этом необходимость, потому что руда лежит здесь везде. Везде. Вы знаете это, Павел Никифорович… Лучше всех знаете… Ну?

— Сань, — сказал Григорьеву Дорошин, — Сань, можешь свои идеи кинуть в туалет… Нет, ты лучше их сдай в музей… Их там положат рядом с широко известным из художественной литературы проектом некоего мостостроителя господина Манилова… И грош цена твоим трудам, Саня, и твоим тоже, Петя., Все рубит под корень наш бывший друг и соратник, удивительно талантливый горный инженер Вэ. А. Рокотов… И мне, старому дураку, поделом… Поделом… Наивчик. Кудахтал над этим талантливым юношей как старая наседка. От подзатыльников его берег, подставлял в таких случаях свою шею. Все. Зрители встают и уходят.

Лицо его побагровело, но он держался. Даже подошел и заглянул в расчеты, над которыми застыл в неподвижности Петя Ряднов.

— Петька, пошел вон домой… Ты зря перерабатываешь вот уже три года. Ты дурак, Петька… Ты делаешь глупую работу. Ну чего уставился? Скажи мерси с полупоклоном другу лучшему Володе. Он далеко пойдет.

Рокотов с каменным лицом сидел на стуле верхом, положив подбородок на спинку. Ждал. Наконец Дорошин успокоился, полез за таблетками в карман, чертыхнулся, прихлебнул горячей воды.

— Короче… — сказал Санька. — Ежели, скажем, как в анекдоте про деда Гришаку, ежели, скажем, отметается проект наш, то что нам предложат взамен?

— Кореневский карьер… — Рокотов встал, повернулся к карте. — Вот смотри... Здесь выход… Рудное тело здесь пробовали бурением. Две скважины брали. Одна сто восемьдесят, другая двести метров…

— Фи-фи… — хмыкнул Ряднов. — Тут карьерчик не пойдет… Тут шахта нужна…

— В Бразилии карьер Бленхайт начат на глубине двести метров. Ты это знаешь не хуже меня. Тебе еще в Союзе карьеры назвать, которые поглубже?..

— Все ясно, — сказал Ряднов, — абсолютно все ясно. Я могу рвать свои расчеты по коммуникациям… Проект на двести метров нужно делать в Москве… Там машинки электронные. А я пошел к себе в общежитие варить суп… С фри-ка-дель-ками… Возражений нет?

Санька разглядывал карту.

— Ну хотите, я сам с вами буду делать эту работу? — сказал Рокотов… — Ну честное слово.

— Тра-та-та… — сказал Санька. — Тра-та-та… А если пощупать еще пару скважин? Вот тут и тут. Рудное тело не могло уйти на нет., Тут где-то перепад. Та-ак… Сюда шесть километров, а сюда полосой идет, Ей-богу, можно пощупать.

— Бурить больше не будем, сказал Дорошин, — Ты знаешь, с каким трудом нам дают план по бурению. Площадь освоена. Нас не поймут. Мы не можем швыряться государственными средствами.

Рокотов встал:

— За эти скважины заплатит колхоз «Радуга». Завтра же перечислят деньги.

— Я не дам бригаду! — Дорошин встал напротив Рокотова и глядел ему прямо в глаза.

— Бюро райкома партии вас обяжет это сделать, Павел Никифорович…

Дорошин встал и молча вышел. Санька подошел к Рокотову, положил руку на плечо:

— Слушай, Володя, а может, так не надо, а?

— Может, и не надо… Но ты же видел.

— Ты его знаешь. Через часок аккуратненько завести разговор — и все будет нормально.