Георгий Мдивани - Иван Бровкин на целине Страница 12

Захар с почтением смотрит на своего друга и ударяет кулаком по столу.

— В таком случае, подайте нам что-нибудь согревающее, так сказать, отметить нашу встречу… — требует Захар.

— Здесь не ресторан, а столовая, — отвечает Полина, — и вообще…

— Значит, в этом райском уголке под названием «Молодёжный» негде даже горло промочить?

— Ничего, Захар, — отвечает Иван. — Найдём, когда понадобится… Что ты собираешься делать?

— Честно говоря, я не собирался здесь оставаться… Понимаешь, дом… хозяйство… — показывает он на Полину. — Но раз ты просишь, пойду к тебе в бригаду. Это меня никак не унизит… Давай руку!

— Что ж, давай! — говорит Ваня.

Бескрайние просторы пшеницы. Поля, поля… Вернее, это не поля, а одно сплошное поле — отсюда до самого горизонта, направо и налево… во все стороны — одно громадное поле, чуть коричневатое поле спелых хлебов…

То здесь, то там гудят степные корабли — комбайны.

По дороге несётся открытая машина «ГАЗ-69». За рулём — Петя. Рядом с ним — Евдокия Макаровна, сзади неё — чемоданы.

Машина подъезжает к комбайну, которым управляет Юрис.

— Здравствуй, Юрис! — приподнимаясь и держась за раму ветрового стекла, здоровается с ним Евдокия Макаровна.

— Здравствуйте, тётя Евдокия.

— А где Ваня?

— Должно быть, на шестом участке, — отвечает Юрис. — А куда вы собрались, Евдокия Макаровна.

— Домой… в деревню.

— Кого же вы там оставили? — смеётся Юрис.

— Корову, кур, дом… — отвечает Евдокия, и машина трогается дальше.

К комбайну, которым управляет Бухаров, подъезжает машина. Евдокия Макаровна спрашивает:

— Коля… Коленька, а где Иван? Я опаздываю на поезд…

— По-моему, у Абаева — на седьмом участке, туда… налево… — и он показывает рукой.

Машина несётся через стоящие высокой стеной поля пшеницы.

— Хлеб-то какой!.. Хлеб-то какой!.. — радостно говорит Евдокия.

— А знаете, Евдокия Макаровна, ещё четыре года назад здесь в диких степях рыскали волки…

— Ай-ай-ай!.. — качает головой Евдокия Макаровна.

— А теперь вот какое богатство сотворили. Радостно на душе становится, — говорит Петя.

Машина проносится мимо работающих комбайнов, мимо несущихся грузовиков, наполненных хлебом.

— Где же может быть Ваня? — шепчет мать.

— А почему вы с ним утром не попрощались? — спрашивает Петя.

— Утром-то я попрощалась, но… знаете… ещё раз хотелось повидать его…

— Опаздываем, Евдокия Макаровна, — напоминает Пётр. — Поехали бы на станцию, а то… где сейчас в таком море пшеницы разыщешь Ивана?

И машина круто сворачивает вправо.

У огромного тока члены бригады Бровкина наполняют пшеницей грузовые машины и самосвалы. Кузова машин обложены щитами, чтобы уместилось побольше хлеба.

Здесь шумно и весело…

Подъезжают пустые машины… уезжают наполненные зерном.

Кто-то хохочет… Кто-то кричит: «Дайте дорогу!»

Захар Силыч, нагружая свою машину, подмигивает стоящей здесь же у походной кухни Полине.

— Хорошо бы тонн пятьсот пшеницы послать Коротееву, а?

— У Коротеева тоже неплохой урожай. Я письмо получила, — отвечает Полина.

— Ты это брось — переписываться со старыми знакомыми, — сердито и ревниво говорит Захар.

Он влезает в кабину, нажимает на стартер. Машина сорвалась с места… Свернув с просёлочной дороги, Захар обгоняет другие машины.

Полина провожает машину Захара озабоченным взглядом. «Хозяйка тока» Верочка, улыбаясь, говорит Полине:

— Степной орёл. Больше всех рейсов делает.

Приближаясь к посёлку «Молодёжный», машина Захара обгоняет грузовики.

Вырвавшись вперёд, машина круто огибает идущих впереди людей и, обдав их облаком пыли, несётся дальше.

— Тьфу! Что за чёрт! — говорит один из пешеходов.

— Это наш моряк, — смеётся другой.

— Ему самолетом управлять, а не машиной, — ворчит третий.

Захар, не снижая скорости, въезжает на главную улицу посёлка. Он видит, как стремительно проносятся прохожие, дома и гладь улицы.

Вот и перекрёсток.

И вдруг он, к своему ужасу, замечает маленького щенка, медленно переползающего улицу. Захар уже не может затормозить, а, боясь раздавить щенка, резко сворачивает влево и, проехав некоторое расстояние, врезается в хлебный фургон.

Глухая старушка, заплатив деньги, протянула руку, чтобы получить хлеб. Но неожиданно фургон с продавцом, держащим в руках хлеб, отскакивает, и рука старухи повисает в воздухе.

— Куда ты, миленький? — кричит она, не услышав грохота.

Машина выталкивает фургон на середину улицы.

— Боже! Спаси мою душу, — крестится старушка.

Из фургона выскакивает перепуганный продавец и, размахивая булкой орёт:

— Спасите!

Он как сумасшедший бегает вокруг палатки, продолжая орать. Со всех сторон бегут прохожие; из домов выбегают люди. Улица заполняется зеваками. Шум. Крики…

Кто-то лезет с кулаками на Захара. Перепуганный Захар поднимается на кузов машины и бормочет:

— Я не виноват, честное слово, не виноват… щенок…

— Кто щенок? — продавец палатки бросается на Захара и хватает его за грудь.

Его с трудом оттаскивают.

На мотоцикле едет Бровкин. Он вынужден остановиться, так как улица запружена толпой.

— Что случилось? — с удивлением спрашивает он.

— Авария, Иван Романович, — отвечает ему кто-то из толпы. — Здесь ваш Захар Силыч занимается передвижкой домов, а люди, ясно, недовольны.

— По-нят-но, — протяжно говорит Бровкин, сердито глядя на Захара. — Ты что меня срамишь на весь совхоз? — цедит он сквозь зубы.

— Ей-богу, я не виноват… Честное слово, не виноват…

У ног Захара виляет хвостом щенок — виновник всего этого происшествия. Захар наклоняется и, подняв над головой щенка, громко, со злостью восклицает:

— Вот кто виноват!

И кажется, он готов ударить щенка. Но, поглядев на умилительную мордочку собачки, с нежностью гладит её и опускает на землю.

— Сколько раз я тебе говорил: не пей во время работы, — зло выговаривает Захару Бровкин, не глядя ему в глаза.

— Честное слово, Ваня, я сегодня ни единой капли. Клянусь, ни-ни! Всё этот проклятый щенок.

— Чего же ты несёшься как угорелый? Куда спешишь, я тебя спрашиваю? Ведь ты же мог человека убить…

— Да, конечно, мог, — сокрушается Захар. И вспомнив что-то, вдруг хитро улыбается. — Бывают случаи… Ничего не поделаешь. А помнишь, как ты сам разбил машину?

— Не помню, — ледяным тоном отвечает Бровкин.

— Ну? — изумляется Захар. — Врёшь, брат! Помнишь!

— С той поры много воды утекло, — невозмутимо продолжает Иван. — Не помню, что я делал в детстве. Ведь ты же не ребенок! — Он повышает голос и с силой ударяет кулаком по столу. — Ты что мне здесь старое вспоминаешь? — и гневно спрашивает: — Думаешь, если ты меня тогда пожалел, то теперь я буду покрывать твои безобразия? Нет! Душу из тебя вымотаю, но сделаю из тебя человека! Уходи, не могу я тебя видеть!

Растерянный и опечаленный Захар поворачивается и медленно идёт к двери.

— Подожди! — вдруг окликает его Ваня и участливо спрашивает: — Ты не ушибся?

Захар ощупывает свои руки и ноги и, желая вызвать к себе чувство жалости, говорит:

— Кажется, нет… Но всё может быть… пока сгоряча ещё не чувствую боли…

Ваня замечает, что у Захара на правой ноге, чуть выше колена, порваны брюки. Подходит к нему и осторожно ощупывает колено. Вдруг его рука задерживается на кармане брюк Захара.

Захар хочет улизнуть.

Но Ваня хватает его за брюки и задерживает. Рука Вани исчезает в кармане Захара и извлекает оттуда нераспечатанную четвертинку водки.

Захар, как пойманный вор, топчется на месте и беспомощно лепечет:

— Я же говорю, что не пил… Вот видишь доказательство — даже не распечатана…

— Ну, что мне с тобой делать? — сокрушается Бровкин.

Полукругом стоят грузовики. Возле них со шлангом в руке бегает весь мокрый Захар. Он старается одной струей мыть все машины сразу, прицеливаясь шлангом, как из ружья.

— Ну и рационализатор! Все машины зараз хочет вымыть, — иронически замечает Абаев.

Бровкин выводит из гаража мотоцикл.

— Не мучай ты его, Иван Романович. Жалко Захара Силыча! — с сочувствием говорит Юрис.

— Ничего, ничего, — отвечает Бровкин и, поравнявшись с Захаром Силычем, зовёт: — Эй, Захар!

Тот поворачивается и, не выпуская из рук шланга, нечаянно окатывает Бровкина с ног до головы.

Громко хохочут трактористы.

Перепуганный Захар опускает шланг книзу и снова обдаёт Ваню водой, смешанной с грязью.

Ивана от злости даже передёрнуло. Косо взглянув на смеющихся членов своей бригады, он повернулся к Захару и зло прошептал: