Илья Маркин - На берегах Дуная Страница 12

— Снайперенок только, а не снайпер, — протягивая руку, сказала Тоня и, посматривая на Аксенова, шутливо проговорила: — А с вами-то я давным-давно знакома. Хотите, вашу биографию расскажу?

— Да? — машинально, лишь бы что-нибудь ответить, спросил Аксенов. — Интересно.

— Пожалуйста, — невозмутимо ответила Тоня и, гордо подбоченясь, откинула голову и торжественно продекламировала: — Николай Сергеевич Аксенов, тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения, всю свою жизнь посвятил военной службе. Еще семнадцатилетним пареньком надел шинель. Но под его серой шинелью билось горячее сердце. Ярчайшим доказательством этого служит знаменательный пример из его жизни. Летом сорок первого года в лесу, около Минска, повстречался он…

— Перестань, Тоня, — пыталась остановить подругу Настя.

Тоня звонко рассмеялась и протянула руку Аксенову:

— Здравствуйте, товарищ гвардии майор. Не обижайтесь, пожалуйста.

Настя чувствовала прерывистое дыхание Аксенова, едва уловимую дрожь в его руке и сама невольно вздрогнула. Глаза Николая в упор смотрели на нее. Настя видела сейчас только эти глаза, большие и такие дорогие. Теперь, что бы ни говорили ей, что бы ни случилось, она была твердо уверена, что ничего страшного не произошло и Николай остался таким же, каким был всегда.

Поборов волнение, она хлопотливо нарезала хлеб, вытирала ложки и раскладывала их на столе. Потом нагнулась над вещевым мешком и достала из него бутылку вина.

Тоня удивленно смотрела на нее, не понимая, каким чудом в мешке могли оказаться такие неожиданные вещи.

— Это, знаешь, Коля, — улыбаясь, говорила Настя, — в госпитале шефы подарили. Вино из Массандры. Открывай.

«Больше трех месяцев берегла, — подумала Тоня, — и никто не знал. Вот скрытная-то».

Аксенов достал из кармана перочинный нож и штопором неторопливо вытащил пробку.

— Хозяйничай, — придвинула к нему солдатские эмалированные кружки Настя. — Жаль, что кружек только две.

— А вот еще крышка от котелка, — подсказала Тоня.

Аксенов, словно боясь резким движением вспугнуть очарование встречи, осторожно налил вина, прищурив глаза, посмотрел на Тоню, и в его взгляде девушка увидела нескрываемую радость.

— Выпьем за наше общее счастье, девушки, — поднял он кружку.

— Да, Коля, за наше счастье… — взволнованно ответила Настя и прильнула губами к кружке.

Тоня почувствовала на своих глазах какие-то беспричинные слезы. Даже солдатские кружки и вычищенные песком алюминиевые котелки, казалось, светились счастьем и домашним теплом. Видимо, и Настя и Аксенов забыли, что они сидят в землянке на переднем крае, что совсем недалеко от них находятся враги, что, может, вот сейчас в землянку ударит снаряд или мина. В сознании Аксенова еще никак не укладывалось то, что рядом с ним его Настя, попрежнему родная и близкая. С той встречи на переправе он много передумал и пережил. Он мучительно боролся сам с собой, с своими мыслями, то вдруг веря, что ничего не случилось, все осталось попрежнему, то опять сомневался, не верил ничему.

Ему хотелось встретить ее, и в то же время он боялся встречи с ней, боялся, что эта встреча будет последней и навсегда похоронит все, что было у него в жизни самого светлого и радостного, что, несмотря ни на какие обстоятельства, поддерживало и укрепляло его в трудные годы войны. Он знал, где находится рота Бахарева, следил за ней и всякий раз, глядя на карту обстановки, старался представить, где сейчас Настя и что она делает.

Конец его сомнениям положило приказание генерала Воронкова поехать в дивизию Чижова, чтобы проверить устройство проходов в минных полях как раз в том самом месте, где располагалась рота Бахарева. Теперь сама судьба уготовила ему встречу с Настей. Внимательно посмотрев в лицо Насти, Аксенов достал из внутреннего кармана вчетверо сложенный лист бумаги, развернул его и подал девушке.

Настя пробежала глазами по строчкам, порывисто отодвинула бумагу, потом снова взяла ее в руки, перечитала.

— Ничего не понимаю. Почему это?

— А что непонятно? — удивленно пожал плечами Аксенов.

— Почему меня вдруг в запасный полк переводят?

— Ничего странного! Ты же три года непрерывно на фронте, надо и спокойно пожить.

— Спокойно? — переспросила Настя, настороженно глядя на Аксенова. — Ты говоришь — спокойно? Так это по твоей просьбе?

— Да. Я просил подполковника Кучерова, — неторопливо ответил Аксенов и, заметив, что лицо Насти переменилось, поспешно продолжил: — А что тут особенного? В запасном полку работает снайперская школа. У тебя опыт. Будешь учить молодежь.

— Учить молодежь? — зло усмехнулась Настя. — Учить молодежь!.. Я снайпер, а не педагог.

— Подожди, Настя, — пытался остановить ее Аксенов. — Тогда мы будем чаще встречаться. Ты будешь в безопасности.

Настя встала из-за стола, подошла к Аксенову, долго смотрела ему в лицо и тихо, растягивая слова, проговорила:

— Это предлагаешь мне ты? Меня никто не заставлял в армию итти, никто не принуждал. Я два месяца упрашивала военкома, три месяца училась стрелять, ночи не спала, зубря баллистику.

Аксенов слушал ее возмущенный голос и чувствовал, как им овладевает такое же волнение, которое он испытывал в молдавском саду, когда увидел Бахарева и Настю вдвоем и услышал ее веселый смех. Он пытался пересилить себя, успокоиться, но это воспоминание о Молдавии еще сильнее взволновало его.

Над головой вздрогнула земля, лампа мигнула, и длинные тени заплясали по стенам землянки. Тоня бросилась к двери, но Настя остановила ее:

— Обстрел начинается, куда ты?

— Мне пора, — взглянул Аксенов на часы, вставая из-за столика.

— Как? Уже? — вскрикнула Настя.

— Я забежал на минутку. Некогда, понимаешь, служба…

— Ну что ж, иди, — устало проговорила Настя, и по ее голосу и Тоня и Аксенов поняли, что Настя с трудом сдерживает слезы.

— И вообще немного осталось этой беспокойной фронтовой жизни, — вздохнул всей грудью Аксенов, — закончится все, скоро закончится.

Он, едва коснувшись плеч руками, обнял Настю, нехотя повернулся и поспешно вышел из землянки. Настя молча подошла к столу, закрыла бутылку с остатками вина и равнодушно проговорила:

— Дядя Степа зайдет, отдай ему.

Через минуту она подошла к Тоне, взяла ее за руку и грустно улыбнулась:

— Дуры мы какие-то. Кажется, и нет причин, а плакать хочется.

Никогда еще Аксенова не охватывала такая досада и злость на самого себя. И зачем только он поехал сюда, в роту Бахарева, где неизбежно он должен был встретиться не только с Настей, но и с самим Бахаревым? Проверить разминирование и сделать все, что требовалось, мог бы любой офицер. Но генерал Воронков послал именно его. Да и сам он мог бы поступить совсем не так. Что стоило, как обычно делал и он и штабные офицеры, зайти в штаб полка, взять одного из полковых офицеров и вместе с ним пойти в роту Бахарева. Тогда можно было бы и встречи с Настей избежать и с Бахаревым говорить только официально.

Думая так, Аксенов ощупью пробирался по узкому и скользкому ходу сообщения, то и дело натыкаясь на углы и выступы замерзшей, холодной земли.

Глаза понемногу привыкли к темноте. Четче обозначались раньше почти незаметные насыпи брустверов. Все вокруг казалось сплошной равниной. На земле не было заметно ни одного движения. В вышине, то замирая на мгновение, то вновь усиливаясь, неторопливо потрескивали моторы ночных бомбардировщиков. Издали доносились приглушенные взрывы.

Эта обычная для войны обстановка не успокаивала Аксенова. Уж лучше б настоящий бой с воем и скрежетом снарядов, со свистом и взвизгиванием пуль, где можно забыть все неприятное и думать только о деле.

— Стой, кто идет? — прервал мысли Аксенова тихий окрик.

— Майор Аксенов.

— Пропуск?

— Затвор… Где командир роты? — спросил Аксенов.

— Тут вот, рядом, в землянке.

Аксенов рассмотрел высокого солдата с автоматом на груди. Он шагнул навстречу и простуженным голосом предложил:

— Пойдемте, провожу.

На голову выше Аксенова, он уверенно шагал по скользкой земле.

— А темнота-то — хоть глаз коли, — добродушно говорил он, изредка покашливая, — и морозить вроде начинает. Вот сюда, тут дверь.

Аксенов поблагодарил провожатого и, нащупывая руками стены и ногами ступеньки, полез в узкий проход. Внизу едва приметно краснела тоненькая полоска света. Рука машинально нащупала ручку двери. Аксенов потянул ее на себя и остановился на пороге землянки.

— Быстрее закрывайте, — раздался чей-то знакомый голос. — Аксенов? Давно здесь?

— Только прибыл, — проговорил Аксенов, все еще не видя, с кем разговаривает.

— Мне сказали в штабе, что ты где-то здесь ходишь, — протянул ему руку полковник Чижов.