Анатолий Емельянов - Запоздалый суд (сборник) Страница 13

Сводка — это зеркало работы колхозов района. Вчера в райкоме созывалось совещание председателей колхозов. Однако приглашены были на это совещание — и совершенно правильно! — только председатели отстающих с севом колхозов. Федота Ивановича не вызывали. Зачем вызывать, коли дела идут хорошо? По хлебу он рассчитывает опять запять первое место в районе. И расчеты эти не бумажные, не маниловские. Часто ведь как бывает? «Включившись в соцсоревнование… приложим все силы… даем обязательство…» и пошло-поехало. И думают, что, если включились и дали обязательство — значит, урожай будет само-собой высоким, словно бы эти обязательства заместо удобрения в поле вложены и толк от них будет такой же, как от навоза, если не лучше… А в «Славе» за зиму было заготовлено семьсот тонн — это легко сказать: семьсот тонн! — минеральных удобрений, и все они рассеяны над полями с самолета. Не только озимь, по и клевер с люцерной подкормлены азотом. Другие еще не отсеялись, а колхоз «Слава» уже вывозит на поля навоз и компостирует его с фосфоритной мукой… Сейчас колхоз на второй строчке. Просто на второй строчке. Но о результатах говорить пока еще рано. По-настоящему заговорят о «Славе» поздней осенью, когда колхоз и по урожаю, а может, и по сдаче продуктов животноводства выйдет на первое место. Тогда к «Славе» придет… настоящая слава!..

Федот Иванович улыбнулся неожиданному каламбуру, отложил газету и позвонил в районное отделение «Сельхозтехники».

— Мне управляющего… Это ты, Петруша? Не узнал, разбогатеешь… Да, да, Федот Иванович… Когда пришлешь машины? Нужно вывезти и разбросать тринадцать — хорошая цифра: чертова дюжина, ха-ха! — так вот, я говорю, тринадцать тысяч тонн прошлогоднего торфа… Что, что? Известкование? Хорошо, но и план по торфу тоже выполнять надо. В случае чего тебя, друг мой, и за это ругать будут. Так что пока другие спят… Дня через три? Что ж, по рукам… На стерляжью уху не приедешь? Время?.. После смерти оно будет, Петруша. После смерти… Да, да. Ну, бывай здоров. Вот так.

Поднялось, да еще как поднялось, настроение у Федота Ивановича. И мысли пошли — не то, что утром — высокие, значительные, полезные. Для дела полезные.

Исключительно благоприятные условия создало в последние годы государство для колхозов! В прошлом году на поля «Славы» была вывезена известь, и вот уже второй год вывозится торф. И все — бесплатно, за счет государства. В этом году каждый гектар озимых хлебов подкормили торфом. А сколько их этих гектаров. Попробуй вывези столько торфа своими силами!.. Весь торф в районе лишь на территории трех колхозов, в «Славе» в том числе. Это же клад, настоящий клад. Только не зевай, не давай залеживаться этому кладу, вези его на поля, и он обернется хлебным золотом…

Пытались было пристроиться к ихнему торфу соседи, по Федот Иванович их без лишних разговоров отшил. Правда, без разговоров-то дело не обошлось, даже целая стычка с первым секретарем райкома на этой почве вышла, но Федот Иванович тут проявил характер и настоял на своем.

Райкому, видишь ли, пришла идея добытый на территории колхоза «Слава» торф дать соседним отстающим колхозам. Прежний секретарь, зная характер Федота Ивановича, о таком бы и речи не стал заводить. А Валентин Сергеевич завел. Мужик он умный, понимающий, до первого секретаря большую школу прошел. Когда-то работал вторым секретарем, потом выступил в республиканской газете с призывом и пошел председателем колхоза. Колхоз, куда он попал, в двадцати пяти километрах от города, и рабочих рук в нем хоть отбавляй, не то что в Хурабыре. Так что вывести такой колхоз в передовые легче. И Валентин Сергеевич вывел. В том колхозе тоже есть торф, и новый председатель на нем да на навозе и выехал. Год прошел, два, а на третий, за высокий урожай, уже и Золотую Звезду Героя получил. А еще через год вернули его в райком первым секретарем.

Так что калач Валентин Сергеевич тертый, и разговаривать с ним не просто. Его на мякине не проведешь. В райкомовском кабинете не сумел его убедить Федот Иванович. И так, и этак отбояривался, а под конец и последний козырь выкинул: не захотят, мол, не согласятся колхозники. Тогда Валентин Сергеевич вызвался сам приехать на собрание и убедить их. Но и Федот Иванович не лыком шит: я тебя не убедил — так вот и ты их не убедишь! Подговорил он кое-кого из горластых да языкастых выступить против, и дело было сделано: не согласились колхозники отдавать торф чужим артелям. Федот Иванович еще и этакий хитрый ход сделал: сам выступил, и выступил вроде бы за. Но говорил такими мертвыми словами, что все его хорошо поняли. Правда, кажется, раскусил его кривой ход и секретарь райкома, попрекнув после собрания: «Кулаком ты стал, Федот Иванович».

Кулаком стал! И станешь. Добро-то, говорят, входит в одни двери, а чтобы уйти — сто дверей открыты настежь. И разобраться, зря его секретарь райкома попрекнул: вспомнил бы, как сам в председательской шкуре ходил и тоже скопидомничал. Не скопидомничал бы, так и колхоз на ноги поставить не сумел… А еще как-то тем уколол, что вот, мол, я не жалел денег, чтобы учить колхозных ребят в институтах, и теперь колхоз обзавелся не приезжими, а своими специалистами — агрономами, зоотехниками, врачами. Но ведь и Федот Иванович выучил агронома, по шестьдесят рубликов каждый месяц на стипендию отваливал. Врачей же ему готовить резона нет: Хурабыр от города не в двадцати пяти километрах, районная больница под боком…

По коридору прогремели быстрые шаги, дверь рывком отворилась, и на пороге возник оживленный, сияющий как медный таз Вася Берданкин. Тряхнув своей пышной шевелюрой, Вася дурашливо, по-военному отчеканил:

— Все готово, товарищ командир!

— Вольно! — в тон ему ответил Федот Иванович, чувствуя, как веселое возбуждение Васи, которое он всегда испытывал в предвкушении гулянки, передается и ему.

6

Бежит, подпрыгивая на рытвинах и ухабах, «газик». Неровная и непрямая дорога вьется полями, обходя овраги, спускаясь в лощины и выхлестывая на взгорья. Местами дорога глубоко процарапана культиваторами, и машину мелко трясет, как если бы шла по сплошному бревенчатому настилу. С мягкой пашни на дорогу вычесаны боронами сухие, неразбившиеся комья, и глядеть издали — будто кто ехал и крупную картошку рассыпал.

Поля обработаны на славу. Сейчас они едут пшеницей, а за ним начинается поле раннего овса с уже проклюнувшимися зелеными шильцами. Овес нынче не больно-то в почете, а председатель любит его и самой хорошей земли не жалеет. Он знает, что, если еще и торфу в ту землю подбросить — все окупится, вымахает овес в рост человека, выкинет свои царские султаны и если не сорок, так тридцать пять центнеров даст наверняка. А ведь зерно зерном, а еще и какой прекрасный корм — овсяная солома! Про полову и говорить нечего, она еще слаще и калорийнее, и для нее в колхозе даже специальный сарай построен.

Кончились поля, впереди открылся необъятный зеленый простор лугов. И в этом зеленом раздолье блестит, сверкает под низким, идущим на закат солнцем, голубая лента Суры. Милая сердцу картина, и чем больше глядишь на нее, тем заманчивей она становится.

На стыке полей и лугов, недалеко от дороги, стоят рядком стога прошлогоднего сена. На макушки стогов положены толстые жерди-грузила: и ветром не снесет, и дождем поменьше мочит. Во многих колхозах сейчас не то что сено — вся солома давно съедена, а «Слава» свой скот может еще хоть полгода кормить, не выпуская на пастбища.

Стога издалека видны, и потянулись к ним на исходе зимы колхозники из других сел и деревень: корма на исходе, а до выгона на весеннюю траву еще далеко. Колхозный фуражир и председатель ревизионной комиссии и по сей день продают сено. Продают, понятное дело, не по летней или осенней цене, а по четыре рублика за пуд. Текут в колхозную кассу денежки. Правда, кое-кому кажется дороговато. Сунулся было соседский председатель, а когда узнал цену за стог — дурно ему сделалось. Чуваши говорят: сосед — это почти родня. Пришлось выручить бедолагу. Денег нет — бери взаймы. Однако, само собой разумеется, делать из своего колхоза кассу взаимопомощи или, того пуще, богадельню резона нет. Взял он сено как-никак лежалое, а заплатит свежим. Ну, и на утруску-перевозку процентов десять накинет. Глядишь, колхоз «Слава» опять будет в выгоде, а не в убытке.

Лугами «газик» побежал прытче, здесь дорога была ровная, укатанная до блеска.

Еще каких-нибудь три-четыре года назад место это только называлось лугом: трава была редкой, жиденькой, как волосы на стариковской голове. Вылезет по весне, вытянется самое большее до колена и жухнуть на корню сохнуть начинает. Глядел, глядел на эту чахлую травку Федот Иванович, думал, думал и надумал распахать луга и шугануть на каждый гектар по тонне минеральных удобрений. А потом засеяли всю площадь урожайной луговой травой: костром безостым, мятликом, луговой овсяницей, белым клевером — словом, разнообразной богатой смесью. За семенами аж в Эстонию ездили, да и там по высокой цепе купили. И если все посчитать — большущие расходы понес колхоз с этими лугами. И были такие, что поговаривали: то трава, мол, сама росла, а теперь будет все та же трава — не хлеб же! — а вон сколько колхозных денег вбухали. Та да не та! И расходы через какой-нибудь год уже обернулись доходом, чистой прибылью.