Юрий Домбровский - Рождение мыши Страница 14

— Наверно, — слабо улыбнулся тот. — Я долго был без памяти.

— Похудели, помолодели — я вот вас даже не сразу и узнал, а ведь мы встречались и даже разговаривали. Помните?

— Да, да, — проговорил Николай, напряженно всматриваясь, — да, да, я вас где-то видел.

— Ну, вспоминайте, вспоминайте, товарищ Семенов, где и как мы встречались?

Больной из глубины кровати беспомощно смотрел на посетителя. Колонель наклонился к штатскому и что-то ему шепнул.

— Ну, ладно, не буду вас больше беспокоить — вам, верно, трудно напрягаться, — сказал штатский. — Поговорим потом!

И вдруг больной воскликнул.

— Это… вы?

— Ага, все-таки? Да, это я, Семенов. Я! Я! Я! Я приходил к вам в клинику и угощал вес папиросами «Кэмел», но вы сказали, что не курите. Кстати, это, оказалось, тоже неправда. Ладно, так где же настоящий-то Габбе?

Николай лег опять и закрыл глаза.

— Габбе застрелен мной десятого июля в заповеднике, господин майор.

— Мы так и думали! — вздохнул штатский. — Но, значит, вы и не отрицаете, что убили офицера английской разведки?

— Я убил эсэсовца, майор.

— …и воспользовались его документами! Вы — советский журналист! Это вы признаете? Так вам было легче работать среди наших людей.

— Что вы хотите сказать? — устало спросил Николай.

— Что я хочу сказать-то? Я вот что хочу сказать… — Тут колонель наклонился и что-то опять шепнул майору. — Ладно, подчиняюсь медицине, — тот встал со стула. — Какая у него температура?

— Тридцать восемь и четыре, — ответил колонель, снимая табличку с температурной кривой.

— Многовато для утра, — майор наклонился над кроватью.

— Да! Да! Он был нашим сотрудником — давал нам ценнейшие материалы о заговоре двадцатого июля. И вот вы его убили, и мы остались в полной темноте. Конечно, я понимаю вас и ваших хозяев! Вы боялись после смерти Гитлера сепаратного мира — это ясно!

— Что вы за чепуху говорите! — слабо поморщился больной.

— А вам не так легко будет доказать, что это чепуха, — тонко улыбнулся майор. — Припомните, что вы одиннадцать месяцев гуляли под фамилией убитого. Вы встречались с людьми, вы получали от них сведения — как бы это расценивалось у вас на родине?

— Слушайте! — быстро встал Николай.

Майор махнул рукой.

— Нет, нет, сейчас я ничего не хочу слушать. Вы сначала поправляйтесь и набирайтесь сил — тогда и будем говорить! Так! С этим покончено. До свиданья, Николай Семенович, — эти слова майор выговорил по-русски, — теперь я попрошу проводить меня… — И они с колонелем вышли.

Два человека в глухой военной форме стояли в конце коридора и ждали.

— Сейчас ничего! — сказал им майор. — Вы свободны, господа.

Через неделю Николай начал вставать с постели и ходить.

Через две его арестовали англичане.

Часть II

Глава 1

«В Бремберге в каторжной тюрьме содержится участник фронта Сопротивления, Ваш гражданин — журналист Семенов.

Его взяли прямо из больничной палаты. Дело вел майор Хобард. Почему вы молчите?

Профессор теологии и истории философии Парижского университета,

кавалер ордена Почетного Легиона

Густав Лафортюн.

Мой адрес …»

«Полномочный представитель Советского Союза во Франции просит зайти его преподобие в любые часы или назначить время, в которое его преподобие сможет принять одного из секретарей посольства для уточнения затронутого вопроса.

Полномочный представитель СССР во Франции

(подпись)».

«Министерству иностранных дел Франции.

МИД СССР обращается к Вашему Превосходительству с просьбой сообщить: известно что-либо министерству о судьбе капитана танковых войск, журналиста Ник. Сем. Семенова? По нашим сведениям, он участвовал в борьбе фронта внутреннего сопротивления в Нормандии (осень 1944 года и позже) в горах Ардена. В последних числах апреля Семенов был тяжело ранен и контужен взрывом гранаты и в бессознательном состоянии доставлен в один из госпиталей. Дальнейшая судьба его неясна.

По некотором сведениям, в партизанском отряде Семенов был известен под именем Габбе. Ему было около сорока лет, он был блондин, высокого роста (188) с объемом груди 48, серыми, очень светлыми глазами. Прилагаем последнюю фотографию и листок установочных данных.

Пользуюсь случаем засвидетельствовать Вашему Превосходительству глубокое почтение и заранее поблагодарить за все, что Ваше Превосходительство сочтет возможным предпринять для выполнения нашей просьбы».

«На запрос Вашего Превосходительства МИД Франции имеет честь ответить следующее:

По наведенным министерством справкам, некто, принявший имя Габбе, действительно принимал участие в сентябре 1944 года в боевых операциях партизанских соединений в районе г. Арраса. Он был иностранцем, советским подданным и местом своего рождения и жительства называл Москву. Профессия его неизвестна. Являлось ли это лицо разыскиваемым Вами капитаном танковых войск, журналистом Ник. Семен. Семеновым или нет, точно установить не удалось. Габбе был действительно блондином со светлыми глазами, но приложенную фотографию напоминал мало. Он был ниже или, во всякой случае, сутулее г-на Семенова. Ранили Габбе в конце войны, и он лежал в одном из госпиталей, но где помещался этот госпиталь и чем кончилось ранение г-на Габбе, установить не удалось. Соответствующие розыски продолжаются».

«Министру юстиции Британии.

МИД СССР располагает сведениями, что в тюрьме г. Бремберга в одиночном заключении с 1946 года содержится известный советский журналист, капитан танковых войск, участник боев за освобождение Франции Николай Семенович Семенов. Он осужден к 15 годам каторжной тюрьмы якобы за убийство английского офицера и использование его документов. Этот жестокий и явно надуманный приговор вынесен без какого-либо основания, с нарушением всех норм ныне действующего в Британии законодательства.

Семенову было отказано в свидании с консулом, его письма, прошедшие тюремную и следственную цензуру, не были доставлены адресатам, ссылаясь на тайну следствия, суд закрыл двери и не вызвал просимых обвиняемым с территории ГДР и из Франции свидетелей. Все это явно доказывает, что ни у суда, ни у следствия не было основания задержать, судить и приговорить к каторжной тюрьме капитана Семенова, советского гражданина, героически боровшегося за свободу Европы.

Основываясь на сказанном, МИД от имени Советского Правительства заявляет строгий протест против действий Генеральной прокуратуры и военного Суда, грубо нарушившего законность и нормы международного права, и требует немедленного освобождения своего гражданина».

«МИД СССР напоминает о памятной записке Советского Правительства, поданной через посла в Лондоне, об аресте капитана Семенова. Советское правительство не может признать основательными устные объяснения посла Великобритании в Москве и напоминает о том, что капитан Семенов уже восьмой год содержится в одиночке каторжной тюрьмы в г. Бремберге. Советское правительство настаивает на свидании с капитаном Семеновым одного из сотрудников посольства и ожидает приказа о его освобождении».

Резолюция министра иностранных дел:

«А дело действительно грязное. Я полагал бы, надо освободить. Может быть, по состоянию здоровья?»

«МИД Британии рад сообщить вам, что министр юстиции счел возможным амнистировать советского гражданина капитана Семенова как потерявшего способность к дальнейшему несению наказания.

Г-н Семенов будет доставлен на самолете в советский сектор Берлина и передан комендатуре».

Глава 2

Два месяца Григорий возился с черепками греческих чернофигурных ваз. Сначала он занял сразу два стола в кухне, потом завалил письменный стол и слез писать на тумбочку, потом Нина пришла из театра и видит, что и тумбочка уже занята какой-то дрянью, а Григорий приспособился писать на ящике из-под крымских яблок, что она прислала ему в прошлый год с гастролей: покрыл ящик листом зеленого картона, поставил пузырек (чернильный прибор занял бы слишком много места) и сидит пишет. Нина говорить ему ничего не стала, но взяла и перенесла ящик к себе в комнату, накрыла покрывалом и поставила на место туалетного столика, а туалетный столик перенесла ему в кабинет. «На, пиши!» Вечером было растроганное объяснение, и Григорий начал с того, что она не только мать его Петушка, но и…

— Ладно, — мягко оборвала его Нина. Николай отучил ее от всяких излияний. — Ты только дальше-то не расползайся.