Альберт Мифтахутдинов - Очень маленький земной шар Страница 15

У всех чукчей — приморских и оленных — существовал «праздник благодарения». Праздников благодарения много, и у каждой семьи — свой. Но один раз в конце года (осенью или в начале зимы) приморские чукчи и эскимосы проводили праздник Кереткуна. Кереткун — дух, помогающий семье во всех промыслах, но самое главное — в охоте. Праздник этот очень сложен. Иногда он длится по пяти суток кряду. Некоторые семьи проводят его раз в пять лет, но с обязательным ежегодным праздником его «помощников».

Я не буду подробно описывать праздник Кереткуна, остановлюсь только на существенных деталях ритуала.

Над дымовым отверстием яранги подвешивается «сеть Кереткуна». К сети привязываются деревянные изображения птиц и маленькие игрушечные весла. Веселки эти обмазаны кровью нерпы или же на них кровью делается фамильный знак или просто рисунок зверя. Кроме этого, существует главное весло большого размера или искусно сделанная широкая доска. На ней — изображения всех зверей, которых удалось добыть и которых не добыли, но просят их у Кереткуна на следующий сезон. Это так называемое «весло заклинаний».

Деревянное изображение Кереткуна ставится рядом с жирником или на жирник. Там оно и находится до конца праздника.

В коллекциях Музея антропологии и этнографии Академии наук СССР есть несколько весел с изображенными на них заклинаниями, которые относятся к празднику Кереткуна. Но самого изображения Кереткуна в музеях нет. И ничего удивительного. По окончании праздника деревянное изображение Кереткуна сжигается на огне жирника. Затем яранга тщательно убирается, подметается пол, мусор и остатки жертвоприношений собираются и выбрасываются в море. Это значит, что все звери, убитые в течение года в море, возвращаются назад, к Кереткуну.

Сейчас все реже справляют этот праздник. Стариков, помнящих обычаи, становится все меньше, а молодежь во всех праздниках прельщает только возможность повеселиться, потанцевать, выпить хорошего вина, доставленного с таким трудом в минувшую навигацию.

Конечно, старики ворчат, как и все старики во все времена. Ведь еще Дарий I выбил клинописью знаменитое «Не та нынче молодежь пошла».

С каждым годом все меньше надежды попасть на этот праздник. А если у вас нет чукчей и эскимосов, с которыми вы связаны многолетней дружбой, то это практически невозможно.

У нас друзья были. Мне удалось быть на празднике Луны, на нескольких праздниках благодарения, на весеннем празднике кильвей, на двух осенних праздниках оленеводов — каанматгыргын.

Я всегда стараюсь приехать на праздник, договариваясь об этом за пол года или даже за год. Но на празднике Кереткуна не был, так как долго не знал о нем.

И вот потому, что изображение Кереткуна сжигается и его невозможно достать, было решено найти Кереткуна. А чтобы его найти, необходимо было попасть в такую глубинку, где наверняка отмечается этот праздник хотя бы риз а пять лет, а лучшего места, чем отрезок побережья от мыса Шмидта до мыса Биллингса, и не придумаешь. Сюда не прилетают самолеты, здесь не причаливают пароходы, а колхозные тракторы и вездеходы добираются сюда редко и с трудом. Чаще всего чукчи сами на упряжках приезжают на центральную усадьбу, где запасаются всем необходимым на сезон, заканчивают свои дела и снова укатывают на побережье.

Этот отрезок пути (свыше трехсот километров) надо было пройти пешком, и затем, отдохнув на Биллингсе, мы планировали пройти еще столько же и добраться по побережью до Певека.

Добыть Кереткуна — вот первая задача экспедиции. Связанные с ней попутные — найти другие редкие предметы древней материальной культуры. Это основное, чем мы решили помочь нашим этнографам.

Вторая задача экспедиции касалась непосредственно Виталия. Его профессия — маммолог-териолог. Это значит специалист по моржам, нерпам и прочим ластоногим. Суть проблемы, которая его волновала, заключается в следующем.

Существует тридцать пять видов тюленей. Нерпа — один из подвидов. Этот подвид распространен в Охотском море и в водах, омывающих Чукотку. В Беринговом море распространена нерпа Крашенинникова, в Чукотском — Phoca hispida, в Восточно-Сибирском море — нерпа бирулаи.

Промежуточная зона ареала тюленей Чукотского и Восточно-Сибирского морей, переход одного ареала в другой — эти вопросы еще не были полностью изучены: в плане института на этот год такой темы не было, и Виталий решил сделать хотя бы предварительную разведку.

Лаборатория, где трудился Виталий, располагала и данными аэронаблюдений, и образцами, взятыми у зверобоев, но это очень мало по сравнению с тем материалом, который можно взять, исследовав все побережье, пройдя каждый его метр, поговорив с чукчами, поохотившись вместе с ними.

Третья задача, которую надо было решить, носила некоторый историко-литературный характер. Речь идет об Алитете. Том самом Алитете, который ушел в горы, чем совершил непростительную ошибку и задал работу многим энтузиастам — любителям чукотской старины и доморощенным чукотским андрониковым: а был ли Алитет?

А что вы знаете об Алитете?

Тихон Семушкин — автор книги «Алитет уходит в горы» — говорил, что Алитет — персонаж вымышленный, персонаж литературный.

Казалось ясно, и вопрос исчерпан. Но почему тогда чукотские старики, с которыми я часто беседовал на эту тему (Вальгиргин, Аттувге, Тынывекет — все с западного побережья), которые никогда не читали романа, поскольку читать не умеют, почему они, рассказывая об Алитете, во многом были заодно с автором, и их рассказы кое-чем напоминали некоторые эпизоды романа?

Совпадение? Вряд ли.

У Богораза-Тана в его двухтомной монографии «Чукчи» (первый том вышел в 1934 году, а второй в 1939 году в издательстве Главсевморпути) есть упоминание об Алитете как первом чукотском торговце, стремившемся монополизировать торговлю таким образом, чтобы все лучшее стекалось в его руки. То есть схематически это и был образ того Алитета, о котором писал Т. Семушкин. Богораз-Тан писал свой труд и опубликовал его значительно раньше Семушкина. Значит, Алитет реально существовавшее лицо?

И мы с Виталием Гольцевым решили, что новые факты, новые легенды, которые нам удастся собрать из района непосредственной деятельности двух Алитетов — литературного и реально-легендарного, или вконец запутают вопрос, или внесут в него ту самую ясность, ради которой стоит протопать несколько сотен километров.

Таким образом, задачи экспедиции были довольно многогранны. Этнография, биология морских животных, история и литература.

Далеко не на последнем месте был и чисто спортивный интерес. По нашему маршруту еще никто не ходил, а это что-нибудь да значит.

О прелестях полевой жизни писалось уже немало. Обеспечив себе городскую жизнь и городской уют, люди начали тосковать по солнцу и зеленому лугу.

Человечество летает, несется по автострадам, плывет по экзотическим морям, человечество даже изобрело велосипед, — и все меньше людей используют вековечный способ пешего хождения. Но люди уже понимают, слава богу, что переборщили. И появляются летом тучи туристов.

Но в наших краях туристов нет, руки не дошли (вернее, их ноги), а места у нас — хоть сразу на открытку и в миллионный тираж!

Сколько мест прекрасных пройдем мы, сколько увидим! Немножко грустно, что к нашей радости никто не сможет приобщиться: ведь такого ручья больше нет нигде, такой сопки больше нет нигде, и такого заката, который был вчера, больше уже не будет…

Старики говорят, что такое холодное лето было двадцать лет назад. В этом году лед не ушел, и море не было чистым. Льды лежат до самого горизонта, а ведь уже конец июля, лето на исходе. Все ледоколы пришли в Чукотское и Восточно-Сибирское моря. Караваны зажаты льдами. Команды играют на снегу в футбол. Охотятся на нерпу. Глазеют на редких гостей — белых мишек. А мы идем по берегу на запад.

Этот поход странен тем, что заблудиться невозможно. Как бы ни петляла береговая полоса, справа всегда Ледовитый океан. А это значит, сколько бы ты ни шел, всегда куда-нибудь придешь, где есть люди.

В любом походе самые трудные дни — первые. Надо, чтобы плечи притерлись к рюкзаку, чтобы спина привыкла к его тяжести, чтобы ноги и твоя обувь привыкли к той земле, по которой идешь, надо, чтобы выработалась постоянная, зависящая от рюкзака походка и скорость движения, зависимая от работы, которую выполняешь в пути.

Рюкзаки у нас тяжелы сверх всяких норм. Потом, когда кончится хлеб и первые консервы (их мало, но это груз), станет чуть легче, а сейчас, когда скатываешься вниз по снежному склону береговой террасы, очень трудно встать: рюкзак тянет назад. Самостоятельно надеть рюкзак невозможно, мы помогаем друг другу. На груди в качестве противовеса каждый располагает что-нибудь основательное. У меня — палатка и карабин. У Виталия — ружье и лодка. А у К. — спальники и весла.