Андрей Островский - Напряжение Страница 16

Не знаю, как дядя Паша отнесется ко всему этому. О нашей встрече я ему не говорила: сначала как-то забыла, не придала значения, а потом дядя Паша уехал. И, кроме того, он знает Анатолия с одной только стороны. А Толя-то теперь совсем другой!

Как ты отдохнула? Я — так себе. Ехать некуда, в городе жарко. Наша комната вся целиком осталась. Иногда выбираемся куда-нибудь вместе — в Стрельну или в Детское Село. А теперь я от них немного откололась.

Чтобы не терять времени, хожу в цех, работаю на станке у одного опытного мастера. (Я сама придумала себе эту практику.) Такой милый старик! Зовут его Степан Осипович. Сперва он на меня и смотреть не хотел, — не внушала, видно, доверия. Но потом смилостивился, стал кое-что показывать и остался доволен, что я быстро запомнила. А теперь даже по имени и отчеству величает.

Вот и все, Зойка. Что-то долго нет Анатолия. Он обещал быть в 7, а сейчас уже без четверти 8. Где-нибудь задержался. До свидания.

Марина.

Марина Гречанова — Зое Бакеевой

Ленинград, 14 сентября 1935 года

Зойка! Милая, хорошая моя! Что-то тоскливо на сердце, даже плакать хочется. Я уж тут плакала, когда никто не видел, а легче не стало. Не знаю, что и думать, — исчез Толя. По-моему, в тот день, когда я тебе писала в последний раз, он должен был прийти и не пришел. Не пришел и на следующий день…

Я себе места не находила все эти дни. Пожалуй, сейчас только спокойнее стала. Но в чем дело, так я и не поняла. Может быть, его оттолкнул мой неопределенный ответ на его предложение?

А вдруг с ним что-нибудь случилось? Больше всего меня беспокоит это. Но куда идти, у кого спрашивать о нем? Я не знаю ни где он работает, ни где живет.

А настроение ужасное. Зинка все время насмешничает: «Был жених, да сплыл».

Сейчас, Зоя, даже думать ни о чем не хочется, не только писать. Ты прости за эту коротенькую записку. Ответа твоего ни на одно письмо я не получила. Правда, письма мои все были, по-моему, бестолковые. И все-таки, если будет время, напиши. Буду ждать.

Твоя Марина.

Зоя Бакеева — Марине Гречановой

Оренбург, 30 сентября 1935 года

Маришка, дорогая! Когда я приехала с дачи, обнаружила целую пачку твоих писем. А пока проканителилась с ответом, пришло еще одно твое письмо. Я и отвечаю сразу на все.

Прежде всего не вешай носа. Бери пример с меня. Когда я поссорилась с Петром, я горевала, но недолго. Все забывается. Мама уверена, что у меня будет куда более завидная партия, чем Петька. И у тебя, Маришка, будет куча кавалеров. Хоть ты и написала последнее трагическое письмо, я рада, что так получилось. Не ругайся, но я признаюсь чистосердечно.

Я никогда не видела твоего Анатолия, но я ему не симпатизирую, на основании твоих же собственных писем. Не знаю почему, но мне (и маме тоже) кажется, что он тебе не пара. Не торопись выходить замуж и не очень-то доверяйся его словам. Знаешь, что говорил по этому поводу Петрарка (итальянский поэт эпохи Возрождения)? «Где много в любви объяснений, там ее самой очень немного». Это очень мудро.

Так что, может быть, и к лучшему Толино исчезновение.

У нас никаких особенных перемен нет. Начали учиться. Знаешь, как всегда трудно «раскачиваться»? Все полны летних воспоминаний, и, никому в голову не лезут тангенсы и котангенсы.

Зато драмкружок уже работает полным ходом. Репетируем прошлогодний репертуар. Скоро решится, что мы поставим в этом году и кому какие достанутся роли. Это будет моя последняя самодеятельная роль!

Вот и все пока. Целую.

Зоя.

Марина Гречанова — Зое Бакеевой

Ленинград, 26 октября 1935 года

Здравствуй, Зоенька! Большущее спасибо тебе за письмо. Но утешения твои мне не помогли нисколько. Несмотря ни на что, я каждый день ждала его. Почему-то я была уверена, что он придет, сердцем чувствовала. И ведь права оказалась, Зойка! Пришел он! Как ни в чем не бывало.

Представляешь мою радость! Опять Толя со мной. Кажется, мне больше ничего на свете не нужно. Наверное, я все-таки ненормальная, правда?

Ленка мне потом сделала выговор: мол, я должна была по-настоящему проучить Анатолия за такое внезапное исчезновение и долгое отсутствие, а не показывать ему своей радости. А я так не умею, да и не хочу. Зачем? Кстати, вы с Ленкой очень похожи во взглядах. Она, как и ты, считает, что мужчинами надо руководить, командовать, уметь их держать около себя и т. д. Я с этим совсем несогласна. Никто никем не имеет права командовать. Должна быть равная дружба между мужчиной и женщиной всю жизнь, нужно помогать друг другу. Кто знает, может, вы с Петром «разошлись, как в море корабли», именно из-за твоей теории? Я убеждена, что от неравенства всегда идут разные беды и недоразумения.

Ладно, ты, конечно, понимаешь, что я ворчу от избытка чувств. А поэтому ты на меня не рассердишься. Верно, моя милая, хорошая? Знаешь, мне страшно хочется, чтобы и ты по-настоящему влюбилась. Такое все время прекрасное настроение!

Толя пригласил меня в цирк, на бокс. Мне не понравилось, а он, кажется, был в восторге. И опять мы бродили с ним по улицам. И снова завел разговор о женитьбе, долго говорил о своей любви.

Я не удержалась, упрекнула его: говорит о любви, а сам исчезает на месяц. Оказывается, он куда-то уезжал по делам. Послал мне письмо, а оно не дошло. Сказал, что страшно скучал без меня. Бедный! Он переживал разлуку так же, как и я.

И как-то незаметно мы вдруг оба стали думать о будущем. У Анатолия всего-навсего три класса закончено. Я сказала, что надо учиться. А он взял мои руки в свои ладони, сжал их, поднес к груди и сказал: «Если будешь со мной рядом, пойду учиться, стану техником или инженером, кем захочешь».

А я подзадорила: «А без меня? Или сил нет?» Он покачал головой: «Без тебя не выйдет». И объяснил, что его обязательно надо подталкивать. Я не ответила, потому что сама не знала, что отвечать.

Вот какие дела, Зоенька. Ты, наверное, скажешь: опять все письмо про Анатолия. Что делать?

Жду твоих писем. Целую.

Марина.

Марина Гречанова — Зое Бакеевой

Ленинград, 8 ноября 1935 года

Зоя, я не дождалась от тебя письма и пишу сама, потому что должна тебе все рассказать. С нашими говорить не могу, боюсь, не поймут. Не знаю, как ты все расценишь. Я и сама, кажется, не могу во всем толком разобраться.

Я тебя не поздравила с праздником. Поздравляю. И всех твоих. Ну, а ты можешь меня тоже поздравить: я выхожу замуж. Хоть и шло дело к этому, все равно я не ожидала, что произойдет это так быстро.

Вчера Анатолий пришел ко мне с утра. Мы вместе ходили на демонстрацию: он решил идти в нашей колонне, а не со своими. Он немножко выпил и был на редкость веселый, какой-то радостный, сияющий. Всем девчатам из нашей комнаты подарил по цветку.

На остановках, пока мы шли к площади Урицкого, мы устраивали круг, в котором пели и плясали. Толя здорово пляшет. Он выходил в центр и пускался вприсядку, приглашая кого-нибудь из девчат. Зинка все время выталкивала меня, и мы танцевали вместе под хлопки всего круга. По-моему, нигде не было так весело, как у нас.

После демонстрации все разбрелись. Мы с Толей плутали по переулкам, улицы во многих местах перегородили грузовиками, и приходилось пробираться кружным путем до общежития. Устали оба страшно. Но в общежитие так и не попали, пошли обедать в кафе. Там и отдохнули немного.

Вечером мы были на площади Воровского. Смотрели кино, хоть и моросил дождик. Анатолий потянул меня за руку: ему надоело кино, и мы двинулись на Неву. Мне почему-то хотелось идти, идти навстречу огонькам и ни о чем не думать. Бывает иногда так. А Толька дурачился: то вдруг свистнет со всей силы, то перед мчащейся на полном ходу машиной метнется. Шофер затормозит, обругает его, а он и рад, смеется. Ну совсем мальчишка. Я ему сказала, чтобы прекратил, стыдно идти рядом. А он хохочет: «Сегодня праздник, что хочу, то и делаю. И вообще мне весело». Но все-таки перестал.

Гуляли мы так по улицам, переулкам каким-то. Подошли к серому старинному дому. Толя мне говорит: «Вот здесь я живу, хочешь, зайдем?» Я заколебалась: неудобно в такой час. А он подтолкнул меня плечом: «Боишься меня, что ли?»

Комнатка у него крохотная, на первом этаже. В ней беспорядок ужасный. Поперек дороги какие-то старые ботинки валяются, на столе кавардак… Анатолий смутился немного, стал какие-то тряпки под кровать заталкивать, ботинки туда же забросил.

Я на скорую руку навела порядок. Стало вроде чище и поуютнее. Толька откуда-то консервы вытащил, бутылку с водкой, колбасу и еще что-то. От вина я, конечно, отказалась, а он выпил. Потом подсел ко мне близко-близко…

Не знаю, каким образом у нас зашел разговор о детстве (кажется, я спросила, откуда он родом), но это не важно. Самое главное, что вчера я узнала об Анатолии больше, чем за все время нашего знакомства.